Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Скаландис Ант - Меч Тристана Меч Тристана

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Меч Тристана - Скаландис Ант - Страница 10


10
Изменить размер шрифта:

– О Святой Патрик, – вопрошали они, поднимая глаза к быстро бегущим по небу облакам, – за что послал ты такую беду на великую и древнюю землю Эрин?!

Так сами ирландцы называли свой остров.

В великом унынии вернулись они на корабль, оставленный в гавани Тинтайоля, погрузили на борт тело погибшего героя, меч его, возвращенный Тристаном, и ладью его, потом подняли на корабле черный парус и так, в печали и трауре, отплыли в родной Ат-Клиат и дальше – в Темру, где, конечно же, ожидала их толпа соотечественников, и сам король Гормон, и королева Айсидора, сестра Моральта, и дочка их – прекрасная белокурая принцесса Изольда, и, конечно, ждали они спутников великого рыцаря не с такими известиями и не с таким грузом.

«Груз двести», – вспомнилось вдруг Тристану, когда он смотрел на отплывающий в туман ирландский корабль. – «Черный тюльпан». Везде, везде одно и то же…»

И он внезапно понял, что и сам может очень скоро превратиться в такой вот «груз двести». Раны-то его вновь напомнили о себе. Эйфория торжественной встречи заканчивалась. Долго ли продержишься на одном энтузиазме? Лекарства, лекарства нужны ему. У него даже не оставалось сил припасть на одно колено перед любимым дядей своим и повелителем – королем Марком. Едва только юноши отпустили Тристана, он рухнул перед самым троном, и кровь обильно заструилась изо всех ран его, открывшихся по причине внезапного ослабления членов и удара о каменные плиты пола. Дальнейшее Тристан помнил в отрывках.

Раны не просто вспухали и мокли – с каждым днем они превращались во все более глубокие и страшные гниющие язвы, руки и ноги немели, тошнота и слабость накатывали волнами, есть он не мог ничего, только пить, а спал настолько худо, что перестал отличать сон от яви. Сердце Тристана то колотилось как бешеное, а то вдруг почти совсем переставало стучать. Это было похоже на медленную смерть. Ведь он даже боль едва ощущал. Мертвые не чувствуют боли, а он был уже наполовину покойником.

Впрочем, возможно, боль все-таки помогли снять целебные травы и настои. Все, что было толкового в арсенале корнуолльских лекарей, они уже использовали, но раны и не думали заживать. Вздувались, лопались, пузырились, тошнотворно сочились черной поганой кровью. И пахли, чудовищно пахли. Запах был знакомый.

«Газовая гангрена», – вспомнил Тристан. С ним уже было такое однажды. Нет, не здесь, а в Центральном военном госпитале в Моздоке. Только там были прекрасные хирурги, и капельница, и препараты – антисептики, антибиотики, анальгетики, а здесь – одна лишь бурда с болотным привкусом и какие-то маринованные листочки – алхимия сплошная, мать их так! Но кажется, даже в Моздоке Тристана не спасли, все-таки он слишком долго провалялся без помощи на улице…

Или это был не он, а кто-то другой? Но запах-то знакомый…

Запах. Он распространялся вокруг, настолько отвратительный и сильный, что к Тристану перестали приходить люди, даже самые близкие друзья. Брезговали? Боялись? Или просто уже не считали его живым? Ведь лекари вынесли окончательное решение: их медицина в данном случае бессильна. Если Тристан и выживет теперь, так только волею Господа, проще говоря, надежда осталась лишь на чудо да на его собственное могучее здоровье. И зараженный страшным ядом, Тристан лелеял эту надежду и верил, что все-таки вырвется из рук смерти, все-таки выживет.

Но остальные не верили. Зачем же им было ходить к нему? Только трое, превозмогая отвращение и душевную боль, сменяли друг друга и по многу часов сидели у его изголовья в отчаянной попытке помочь умирающему юноше хотя бы своей любовью. Это были король Марк, верный оруженосец Курнебрал и лучший друг его, барон Будинас из Литана.

Однако вскоре, видя мучения их, попросил Тристан отнести его на берег моря и там среди скал положить в продувной рыбацкой хижине, и убедил благодетелей своих, что так полезнее будет для его ран. И еще была у него странная просьба. Но кто бы посмел не исполнить последнюю волю смертельно раненного человека?

– Принесите мне, – попросил Тристан, – мою любимую роту, а также дерева нескольких сортов, из каких делают деку для этого инструмента, и костного клея принесите, и острый нож.

И переделал Тристан роту в диковинный инструмент (кто же мог знать в Корнуолле, что такое гитара?) и играл на нем часами печальные мелодии. Король Марк иногда тайком приходил послушать, сидя под стеной хижины и глядя на ленивые барашки волн, тающие у горизонта.

И однажды Тристан сказал:

– Подойди ко мне, мой король, я знаю, что ты здесь.

И Марк подошел.

– Я любил тебя, как отца, а ты любил меня, как сына. Так выполни же еще одну мою просьбу. Дай мне ладью, уложи меня на дно и спусти на воду.

– О Боже! Мальчик мой! – воскликнул король Марк. – Ведь ты же и грести не сможешь, и парус поднять у тебя недостанет сил. Куда же принесут тебя волны и ветер?

– Не ведаю, отец, – отвечал Тристан. – Но чувствую: здесь, на родной земле, настигнет меня вскоре смерть, а жизнь моя – там, за морем. Успею соединиться с ней, значит, останусь на этом свете и еще увижу тебя, мой король, а не успею – что ж, значит, такова воля Господа, не нам изменять ее.

Марк заплакал и обещал выполнить просьбу Тристана.

И когда уже вместе с Курнебралом они спустили на воду лодку, где лежал Тристан, державший в руках любимую роту, сделавшуюся непохожей на роту, король спросил на прощание:

– На что же ты все-таки надеешься, мальчик мой? Я читаю истинный свет надежды в твоих глазах, он ярок сегодня, как никогда в прежние дни.

– Ты прав, отец, – кивнул Тристан улыбнувшись.

И хотел рассказать ему о своем двойном прошлом и о загадочном зеленоглазом седобородом старике, и тогда уже не надо будет объяснять, на что он надеется, ведь станет ясно: исключительно на чудо. Но в тот же миг Тристан понял: это неправда. На зеленоглазого старика можно было рассчитывать не как на чудо, потому что не был тот призраком или порождением разыгравшейся фантазии, наоборот – чем-то очень реальным и вполне объяснимым. Вот только время объяснять еще не пришло, даже для самого Тристана, а значит, и рассказывать пока нельзя. Ни любимому дяде Марку, ни кому угодно другому. Следовало молчать до поры, просто чтобы выжить, выжить во что бы то ни стало. Ведь главное, ради чего Тристан («Тристан… Тристан… ё-моё! Как меня раньше-то звали? Не помню…»)…ради чего Тристан оказался тут, в этом чужом мире, – главное еще не случилось. Но оно обязательно случится, и очень скоро.

Все эти мысли расцвели в его голове с ослепительной ясностью прозрения, и тогда он медленно и трудно, разомкнув еще раз запекшиеся губы, выпустил на волю слова, которым сам удивился:

– Я надеюсь на волшебное снадобье, на чудодейственное лекарство, исцеляющее раны, подобные моим. Один из лекарей наших, Иосиф, обмолвился как-то, что лучшие целители живут в соседней и ненавистной нам сегодня Ирландии. Ну и вообще, очевидно же, от ирландских ядов могут помочь только ирландские противоядия.

– Ты что же, – не поверил Курнебрал, – рассчитываешь добраться до земли недругов и получить помощь от людей, ненавидящих тебя, мечтающих о смерти твоей?

– Да нет, наверное, – схитрил Тристан, не желая признавать, что именно об этом варианте и думает. – Скорее я рассчитываю встретить норвежский или датский корабль, а у викингов, так давно воюющих с народом Эрин, наверняка найдутся все необходимые ирландские настои и мази.

Они все трое помолчали. О чем еще можно было говорить? Настало время прощаться.

– Счастья тебе, мальчик, в добрый путь!

Марк смахнул слезу, Курнебрал просто потупил взор, и оба они что было сил в четыре руки оттолкнули ладью от берега.

Семь дней и семь ночей баюкало море умирающего Тристана, и ни разу не начинался дождь, и солнце было ласковым, а не палящим, ветер не мотал ладью из стороны в сторону, а уверенно гнал ее все это время вперед и вперед.

И пока Тристан сквозь распухшие веки, которые уже ни открываться, ни закрываться толком не могли, смотрел на солнце, и на кучевые облака, и на яркую полуденную синь, и на алые краски зорь, и на холодные зеленые угольки черного ночного неба, раны его словно притихли в ожидании развязки, а сознание – раздвоенное, расчетверенное – было где-то не здесь, точнее, оно было то здесь, то там, оно путешествовало по мирам, по временам и странам, и абсолютно нельзя было понять, какая из вспоминаемых реальностей действительно существует, а какая порождена бредом больного, отравленного воображения.