Лыжня - Скаландис Ант - Страница 3

Размышлять о вечном стало теперь особенно интересно. Мир сузился до двух параллельных полосок на бескрайнем поле белизны. Ничего другого просто не существовало. Моя научная карьера? Так ведь это тоже лыжня. Прямая, гладкая, скучная до оскомины. Мои женщины? Так каждая из них была просто лыжней, которую я использовал, чтобы достичь финиша и благополучно забыть мимолетную радость приятного скольжения. Зато эта, новая лыжня как будто мстила мне за всех предыдущих. Да, именно за всех, а не за все. Я думал о лыжне, как о живом существе. Я думал о лыжне. А она вела меня. И целый день я бубнил себе под нос: «Параллельные прямые пересекаются в бесконечности».

На четвертый день стало голодно и грустно. На пятый закончился чай. На шестой сделалось просто тяжело. На седьмой – невыносимо тяжело. Наверно, я уже не мог идти самостоятельно, но лыжня вела. Она ухватывала за шероховатый фирменный пластик и дергала вперед поочередно правую и левую ногу, а я лишь безвольно переставлял палки одеревеневшими руками. Собственно, это был уже не я.

В какой-то момент я напряг память и попытался вспомнить, какой же это добрый человек посоветовал мне поехать именно сюда. Вот вернусь и оторву ему голову в порядке благодарности. Вспоминать было трудно, очень трудно, но я все-таки сумел это сделать. Из глубин заснеженного мозга выплыли два имени, которых я ни разу в жизни не слышал – Иннокентий Глыба и Парфен Семечкин. Да, это именно они подсказали мне станцию Выбор. Но я готов был поклясться, что впервые слышу их имена и фамилии. Впервые слышу. От самого себя.

Захотелось тут же упасть и заснуть посреди поля, но я все-таки дотянул до леса и как исправный автомат выполнил все необходимые действия, готовясь к ночлегу. «Слава богу, – думал я, засыпая, – мороз ослабел».

А на утро восьмого дня ощутил небывалый прилив бодрости и свежей спортивной злости. Насчет восьмого дня уверенности не было, я давно мог сбиться со счету, просто накануне вертелась в голове старая битловская песенка: «Eight days a week/ I love you, love you, love you!..» «Восемь дней в неделю я люблю тебя, люблю тебя, люблю!..» И я снова любил эту лыжню. И пошел быстрее. Куда? К той самой точке, где пересекаются параллельные прямые? Или к собственной смерти? Да нет же! Просто к финишу. Я не знал, насколько меня хватит. Это было неважно, потому что я не собирался сдаваться.

В жизни, как правило, происходит именно то, чего совсем не ждешь. Шум раздался из-за спины – низкий, глухой и невнятный, как раскаты дальнего грома или рокот прибоя. Я оглянулся. Метрах в трехстах позади меня шли люди. Они приближались цепью, каждый по своей лыжне, но палки взлетали синхронно, как по команде, а могучие ноги настоящих спортсменов за каждый шаг продвигались на полдесятка метров.

Скорее всего это была галлюцинация. Шутка ли, столько дней в пустоте и тишине! Но я не мог позволить обойти себя даже галлюцинациям. Это была моя, шарыгинская лыжня, я должен был покорить ее первым. И я прибавил. Я очень сильно прибавил в темпе, даже оглядываться стало некогда. Шум делался все тише, тише, и вот уже снова – только ветер свистит в ушах.

А потом все закончилось. Поперек лыжни была натянута яркая полосатая ленточка, и я разорвал ее грудью. В тот же миг десятки людей окружили меня. Кто-то протягивал стакан с горячим кофе, кто-то набрасывал плед, кто-то совал прямо в лицо мягкий поролоновый шарик микрофона, сверкали фотовспышки, видеокамеры вылуплялись на меня большими стеклянными глазами с синеватым отливом. Непонятно как, я оказался на пьедестале, тяжелый лавровый венок натирал шею, большая золотая медаль ослепительно сверкала несмотря на пасмурную погоду. «Суета сует», – думал я, косясь на медаль и улыбаясь из последних сил. Странная там была надпись: «Чемпион зимней спартакиады города Мышуйска». А впрочем, чего ж тут странного, если это мой родной город?..

Из толпы вдруг выскочила сказочно красивая девушка. Таких красивых я еще никогда в жизни не видел. Но уже в следующую секунду понял, что ее лицо мне знакомо. Некогда было подумать над еще одним противоречием. Девушка подлетела с криком «Молодец, Мишка!», крепко обняла, расцеловала, потом сняла с себя безразмерную пуховую куртку и со словами «Замерзнешь, дурачок!» накинула ее на мои плечи. Невозможно было представить себе что-нибудь теплее этой куртки! И я тут же вспомнил, что девушку зовут Анюта, что она у меня единственная и что я люблю ее.

– Пошли, – сказала Анюта.

Я улыбнулся ей, согласно кивнул, взял за руку. И вот тогда смутное подозрение внезапной тоненькой болью кольнуло в самое сердце.

– Погоди, я должен вернуться.

– Куда? – не поняла Анюта.

Но я уже бежал по утоптанному снегу в ту самую сторону, откуда пришел. Все мои соперники к этому моменту давно закончили дистанцию, корреспонденты и зрители разошлись, только по следам от лыж и можно было разобрать, где именно заканчивалась трасса. Я еще раз пересек линию финиша – теперь с другой стороны – и замер в недоумении.

Анюта стояла рядом. Она сочувственно и нежно гладила меня по щеке своею теплой ладошкой.

Нет, я не плакал. Я просто все смотрел и смотрел в безбрежную белую даль.

Не было там никакой лыжни. Вообще никакой.

Лыжня исчезла.