Запретная дверь - Синицын Олег Геннадьевич - Страница 3

– Нет.

Он открыл шкафчик, стянул с плечиков врачебный халат, повесил на них пиджак. Костя в это время перед зеркалом расправлял пятерней редкие волосы.

– Я слышал, у тебя конкуренты появились в науке.

– О чем ты?

– Что, не в курсе? – удивился Костя. Он был серьезен, кажется, не шутил. – Университет создает лабораторию сновидений. Я думал, ты в курсе, все-таки крутишься там.

Ноги не удержали Андрея, и он опустился на стул.

В медицинском университете имени Павлова доктор Ильин числился ассистентом на кафедре неврологии, где вел научные исследования сна и сновидений. Именно кафедра стала базой для его кандидатской. Странно, что Андрея даже не поставили в известность.

– Вот-вот, посиди и подумай, – промолвил Костя, налив в чашку вчерашнего чая.

Года три назад они скинулись и купили для ординаторской кофеварку и чайный набор. Чашки специально выбирали кремового цвета, чтобы не сливались с халатами.

Костя отхлебнул из кремовой чашки и поморщился:

– Ты Кофе не принес?

– Нет, – рассеянно ответил Андрей. – Это, наверное, слухи?

– Слухи есть ограниченная информация об истине. – Костя недовольно посмотрел на чашку.

– А какой штат в лаборатории? – спросил Андрей, думая, что мог бы попасть туда. Нужно поговорить с Кривокрасовым, может, посодействует. Пусть у них не совсем гладкие отношения, но у кого в этой галактике гладкие отношения с Кривокрасовым?

– Насчет штата не знаю. Но говорят, все должности уже распределили.

– Я ничего об этом не слышал! – взволнованно произнес Андрей.

– Ну, видимо, только свои туда попали. – Костя похлопал Андрея по плечу. – Ладно, Андрюх, не расстраивайся. Время придет, сам лабораторию откроешь.

Новость была словно обухом по голове.

– Ты расспроси там своих, может, не все так страшно, – сказал Костя, весело подмигнул напоследок и скрылся за дверью.

Это подмигивание окончательно сбило с толку. Андрей так и не понял, шутил Костя или нет.

О разговоре он не мог забыть ни когда читал журнал дежурной сестры, ни когда начал утренний обход по своим палатам. «Ограниченная информация об истине» сильно встревожила Андрея.

Около половины десятого утра произошла встреча, расстроившая его еще больше. В коридоре отделения он столкнулся с человеком, с которым одновременно хотел и не хотел видеться. Профессор Кривокрасов стал своеобразным толчком для научной карьеры Ильина, однажды поручив ему исследовать сновидения пациентов, принимающих снотворное. Однако общаться со своим благодетелем Андрей предпочитал как можно реже. Характер у Кривокрасова был невыносимым, а манера общения вызывала дрожь у воспитанных людей.

– Где ты бродишь, Ильин! – Все утро тебя ищу!

Андрею показалось, что от громоподобного окрика содрогнулись стены отделения.

Низкий, коренастый и неуклюжий, Кривокрасов напоминал не профессора Первого меда, а слесаря, который пришел в больницу проведать жену, где его заставили сменить спецовку на халат, оказавшийся меньше размера на два.

– Я потерял из-за тебя уйму времени! – продолжил профессор, дико вращая глазами.

– Вы могли позвонить заранее, – резонно заметил Андрей.

– А я звонил. У тебя мобильный был выключен.

Это была неправда. Андрей не выключал мобильный и не видел пропущенных звонков, но не особо удивился. Такой наезд был в духе Анатолия Федоровича.

– Ты мне нужен, – сказал Кривокрасов, взяв Андрея за пуговицу. – Ты мне нужен. В кабинете Перельмана в половине одиннадцатого.

Считая беседу законченной, он развернулся на каблуках, скрипнув линолеумом, и отправился дальше по коридору по каким-то своим делам. Андрей нервно провел ладонью по лицу, пытаясь снять напряжение.

Кривокрасов не занимался исследованием сновидений, хотя считался на кафедре руководителем этой темы. В чем действительно проявлялся его талант, так это в организации разного рода клинических испытаний лекарств (за что он получил прозвище Аптекарь). Однако Анатолий Федорович был не настолько глуп, чтобы не пользоваться благами, которые давала ему работа Андрея. Да, он презирал теорию сновидений и лично Зигмунда Фрейда, зато с радостью принимал деньги от спонсоров, настойчиво втискивал свое имя над заголовками статей Ильина (естественно, первым) и, конечно, не упускал возможности прокатиться от кафедры по разным конференциям.

Как раз осенью в Париже должна состояться международная конференция по сомнологии, на которую Андрей очень хотел попасть. Они ехали вместе: Ильин будет читать доклад, Кривокрасов – представлять кафедру... Неделя в компании «соавтора» беспокоила Андрея уже сейчас. Скорее всего, их поселят в одном номере, и тогда конференция превратится в каторгу.

Он решил пока об этом не думать. Неизвестно еще, зачем Кривокрасов назначил ему встречу в половине одиннадцатого.

4

Худощавая старушка, бывшая учительница, воспитанная и интеллигентная, сидела в кровати. Из двух подушек, подложенных за спину, одна выделялась искусной вышивкой. Анастасия Кирилловна объяснила, что подушку сшила внучка.

Восемь месяцев назад у бывшей учительницы случился геморрагический инсульт. В правом полушарии лопнул сосуд, в результате чего отказали левая рука, левая нога, нарушилась речь. Физиотерапия вернула подвижность левой ноге, ежедневная работа с логопедом восстановила речь. Но рука осталась парализованной.

Выслушав рассказ о самочувствии, Андрей поинтересовался, снилось ли ей что-нибудь сегодня.

– Снилось, Андрей Андреевич, – ответила Анастасия Кирилловна. – Еще как снилось!

Он это видел. На тумбочке возле кровати лежало несколько исписанных листков. Он просил своих пациентов держать неподалеку ручку и тетрадь. При пробуждении многие люди забывают сновидения в течение пяти минут. Поэтому очень важно записать сон сразу, как откроешь глаза.

– Можете рассказать без бумажки? – спросил Андрей.

– Да. Знаете, я стала лучше помнить свои сны.

– Здесь нет ничего необычного. Записывая сновидения, вы тренируете память.

Старушка кивнула.

– Мне снился наш дом. Каким он был до войны. Большой, величественный... Была зима. Я стояла водной кофточке у открытого окна и смотрела на Неву. Моя левая рука работала. Я могла сжать ее в кулак и растопырить пальцы. Я специально пробовала, как вы говорили.

– Правильно, – кивнул Андрей.

– Затем я бродила по дому. Искала спицы для вязания...

– Простите, спицы, которые загибаются на конце?

– Те, что загибаются, называют крючком, – снисходительно объяснила Анастасия Кирилловна. – А спицы – прямые, ими вяжут двумя руками... Так вот, я искала спицы и не могла их найти. Заглядывала в комод, в шкаф. Заглянула к соседям по коммуналке. Но их комната была пуста. Как и десятки других. Во всем доме люди словно вымерли...

Андрей сделал запись в блокноте: «Томография, проверить вероятность нового инсульта».

– Половицы последнего этажа были залиты мазутом. Густым, черным, очень неприятным. Не помню, чтобы мы когда-нибудь топили им печь.

– Продолжайте, пожалуйста.

– Я поднялась на чердак по ужасной лестнице.

– Чем вам не понравилась лестница?

– Она скрипела и шаталась... – Анастасия Кирилловна немного подумала. – Я боялась, что она в любой момент рухнет подо мной, аж сердце замирало.

Андрей два раза подчеркнул свою запись о том, что нужно сделать томографию.

– Что же было на чердаке?

– Старая мебель. Стопки учебников, журналов по педагогике. Все покрыто пылью. Спиц там тоже не оказалось. – Она вдруг вспомнила. – Да, еще там была дверь...

Он удивленно поднял голову:

– Какая дверь?

– Очень красивая и древняя, с узором лабиринта.

– Куда она вела?

– Я не смогла ее открыть, – сказала старушка извиняясь. – У нее не было ручки.

Андрей вдруг вспомнил. Вспомнил то, что неуловимо беспокоило его с раннего утра, что жужжало надоедливым комаром в глубине сознания. Кроме бури ему приснилась дверь. Похожая на ту, которую описала бывшая учительница. Он не раз слышал о ней от пациентов и сам несколько раз видел в снах. Дверь без ручки со спиральным узором на полотне. За ней скрывалось нечто важное, сокровенное – он не понимал, откуда знает об этом, просто знал, и все. Ни его пациенты, ни сам Андрей еще ни разу не смогли открыть дверь.