Скалолазка и Камень Судеб - Синицын Олег Геннадьевич - Страница 34

Фотографии с айсберга я оставила Эрикссону. Пришлось вернуться за ними на пристань, с которой меня сбросил Саша, и собрать все, что не унесло ветром. Новые отпечатки заказать не успела, но у меня осталась пленка-негатив.

Я достала ее из кармана, бережно расправила, чтобы не наделать царапин. Подняла и посмотрела на свет потолочной лампы.

Кадры хорошо знакомы – прямо как страницы семейного альбома. Я успела их выучить, перебирая фотографии по поводу и без повода. Единственное неудобство – мелко очень…

Просмотрев пленку от начала до конца, отыскала кадр с ледяной стелой, которая изображала этапы странствий Фенрира. Долго вглядывалась, но толком ничего не увидела. Слишком мелко для меня – близорукой работницы архива.

А кадр крайне важен. Когда Роза показывала свои рисунки, у меня возникла догадка, связанная с этим снимком. Где бы достать лупу, чтобы изучить его как следует?

Тут, наверное, негде. Нужно добраться до Малаги, и там, в пункте «Проявка за час» отпечатать все заново.

На том и порешила.

Сотовый телефон я благополучно уничтожила еще в номере лондонского отеля. Вроде удобное изобретение, но по сигналу с его антенны можно запросто вычислить местонахождение хозяина. Я пару раз уже горела на таком спецэффекте. Поэтому еще в самолете решила обойтись без мобильника. Прибыв в Мадрид, купила телефонную карту, по которой можно звонить со стационарных аппаратов. Там они имелись на каждом углу. Выследить меня теперь практически невозможно. По крайней мере, я надеялась на это.

В вагоне скоростного поезда стационарный телефон находился неподалеку от тамбура, прямо за небольшим баром. Я набрала код России и телефонный номер. Терпеливо ждала, пока женщина возьмет трубку. Она никогда не торопится. Некоторое время вслушивается в трели, словно пытаясь вычислить по ним фамилию звонящего. Затем не спеша идет к аппарату… Она всегда говорила мне: «Если звонящий не дождался ответа и бросил трубку, значит, дело у него было несрочное и поверхностное. Следовательно, нет нужды с таким человеком и разговаривать».

– Алло? – произнес знакомый голос.

– Бабушка! Это я, Алена!

– А-а, привет, мелкая!

– Бабуль! – обиделась я. – Не называй меня так. Давно уже не мелкая. Выросла, побывала замужем, развелась!

– Ну так что, тебя после этого крупной называть?

Я растерянно выдохнула в трубку.

– И не пыхти! – добавила бабушка.

– Я не пыхчу.

– Пыхтишь, а значит, еще себя и за волосы дергаешь.

Она словно рядом стояла! Я моментально отпустила прядь.

– Не дергаю! – упрямо произнесла я в трубку.

– Кому-нибудь другому расскажи. Тому, кто тебя не знает… Ну, что поведаешь?

Я сглотнула, во рту слегка пересохло.

– Ба… Хочу спросить об отце.

– Снова… – Из ее голоса исчезла издевка. – Я вроде тебе все рассказала, что в памяти осталось.

– В какую страну он ездил перед тем, как… как это случилось?

Она помолчала.

– Мы часто не знали, куда он уезжает. Даже Оля не знала. Один телефонный звонок, и он мгновенно срывался. Подхватит свою сумку, бросит в нее пару рубашек да джинсы – и укатит месяца на два. Потом в газете появляется его статья про Гондурас или Анголу. Только по этим статьям и определяли, где он бывал. Сам редко рассказывал.

– Ты не знаешь, был ли он в Испании, а точнее – в Андалусии, перед той поездкой?

– Статьи про Испанию не было, – ответила бабушка. – Это я точно помню. Но за неделю перед роковой поездкой вернулся откуда-то загорелый и очень задумчивый. Бродил по комнате и без конца крутил в руке пулю свою на цепочке – прямо как мусульманин четки. Пуля была его талисманом, он с ней не расставался с армии. Говорил, что удачу приносит.

Точно знаю, что за месяц до смерти отец находился в Лондоне. Получить там загар он явно не мог – тем более в марте. Где же он загорел? До или после Лондона?

– А потом, значит, отправился в Африку, – задумчиво произнесла я.

– Так сказал.

– Но ведь ты утверждала, что он никогда не говорил, куда едет.

– Тогда почему-то сказал.

Я знаю, что отец шел по следу Фенрира. Но Волк интересует всех не только своей бурной биографией. И Эрикссона, и Глеба Кирилловича с покалеченным Сашей, и таинственных близнецов из «Гринпис», и мерзавца Гродина интересует Священный Камень. Артефакт непонятного назначения, который был найден конунгом и где-то спрятан.

Получается, что отец тоже его разыскивал!

Этот вывод привел меня в некоторое замешательство. Последние дни моих родителей вдруг омрачила загадочная тень Священного Камня. Артефакт представился мне треугольным обломком скалы, углы острые, грани – как лезвия… Отец знал, откуда в Кембриджшир пришли викинги. Уверена, что именно его рукой обведен контур забора на фотографии из архива. Он нашел, куда следует отправиться.

Только добрался ли он до Андалусии? Или смерть его остановила?

Не знаю ответа… Возможно, что-то смогу выяснить, оказавшись там…

– Алена… Алена… – Бабушка пыталась докричаться до меня сквозь расстояние. – Ты куда пропала?

– Я здесь, – откликнулась я, выходя из задумчивости.

– Где – здесь?

– Здесь… В Москве… – Не стала говорить, что путешествую по тем местам, о которых только что спрашивала. Хотя бабушке и семьдесят один, соображает она как вычислительный процессор. Мигом сведет концы с концами, упрекнет меня в неверии, самодурстве и глупости; призовет не ворошить прошлое. Она уже говорила это, когда я пришла к ней с расспросами. Два месяца назад.

– Здесь я, здесь, – повторила я.

– Заходи, милая, вечером за яблочками. Такие яблочки на даче уродились – просто тают во рту!

– Не могу. У меня… кошка рожает.

Бабушка на секунду замолчала, а потом спросила:

– Алена, а куда подевался твой кот?

Господи! Зачем я про кошку ляпнула! Ведь в самом деле мой пожиратель рыбы зовется Барсиком!

– Ну, соседи уехали на Кипр, а кошку мне оставили. Она как раз в положении, если так можно сказать о кошках, и готова вот-вот разродиться. Но ведь домашняя, и рожает в первый раз – надо помочь… – Фраза получилась длинная, как ленточный червь, и неуклюжая.

Бабушка настороженно молчала. Я ждала ответа. Евро улетали с телефонной карты, как цифры на секундомере.

– Правильно! – сказала наконец бабушка. – Конечно, надо помочь … Я сама к тебе приеду.

Мигом представила, как бабушка поднимается ко мне на четвертый этаж, долго давит на звонок. Не дождавшись ответа, своим ключом открывает дверь… При виде разгрома, царящего в квартире, каменеет на пороге, а в ее глазах возникает немой вопрос: милая, твоя кошка родила пятерых бешеных бульдогов?

Пока я быстро соображала, как невинно закончить разговор, он оборвался сам. Внезапно и совершенно неожиданным образом.

Скорый поезд «Талго-200» резко затормозил.

Разные виды транспорта, в которых я путешествую, периодически попадают в катастрофы. Это происходит гораздо чаще среднестатистического показателя. Нужно над этим задуматься. Но, пожалуй, в следующий раз…

Торможение состава было резким, никак не походим на плановую остановку. Дикая скорость – двести километров в час – резко упала до нуля. Меня бросило на пол с такой силой, что я выдрала из автомата телефонную трубку, которую держала в руке. Так и завершила разговор с бабушкой. Удачно или неудачно – не время судить. Шею бы сохранить в целости!

Вокруг стоял грохот. Люди падали с кресел. Обрушился бар, и по полу покатились бутылки с баварским пивом. Все перекрывал душераздирающий визг колес – от него не защитила даже шумоизоляция вагона.

Поезд продолжал тормозить. Меня прижало к перегородке, отделяющей салон от туалета и тамбура. Каждым органом, каждой частичкой своего тела я чувствовала, как гасится огромная инерция состава. Руки, ноги и затылок прилипли к стеклопластиковой стенке, словно притянутые магнитом. Наверняка космонавты испытывают нечто подобное, когда руководитель подготовительной программы добавляет им пару q на центрифуге.