Скалолазка и Камень Судеб - Синицын Олег Геннадьевич - Страница 14

Сверху раздался непонятный свист. Я оглянулась.

С моего балкона упал веревочный конец. Один из латинос перелез через перила и нацепил на веревку зажим для спуска… Мой зажим! И веревка моя!

– Как все отрицательно! – пробормотала я.

Парень отделился от балкона, быстро и элегантно съехал вниз. На загляденье красивая техника. А как равновесие держит!.. Только что же я засмотрелась на него, дура?!

Поднялась с асфальта и стрелой бросилась за угол дома.

Я пробежала пару кварталов, петляя и запутывая след. Только когда окончательно запыхалась – глянула назад.

За спиной никого не было. Двор, гаражи, мужики пьют портвейн и играют в шахматы – странное сочетание… Преследователя не видно. Отстал. Немудрено! В иных российских дворах даже трезвый заблудится.

Однако что же я?.. Там же Овчинников в мою дверь барабанит! Сейчас близнецы откроют ее и устроят парню ускоренный курс вытрезвления с использованием хирургии.

Я завертелась на месте, не зная, что делать. Если вернусь, то меня схватят. Если буду прятаться остаток вечера, то от Овчинникова останется лишь обведенный мелом контур на полу.

С лавки поднялся один из шахматистов и, шатаясь, направился ко мне. На голове кепка с якорем речного флота, под драным пиджаком – тельняшка.

– Извините, – произнес он. – Дама, вы, случайно, не играете в шахматы?

Я отрицательно покачала головой.

– Очень жаль, – вздохнул «моряк», развернулся и отправился обратно в компанию, которая сосредоточилась на какой-то мудреной комбинации.

Придется бежать назад. А куда деваться? Овчинников не чужой все-таки.

И я побежала.

В родной двор входила с оглушительно колотящимся сердцем. Прошло минут пятнадцать с тех пор, как стремглав неслась отсюда… Бабушек на лавочке уже не было. Дверь в подъезд закрыта, с моего балкона никаких веревок не свешивалось.

Я прислушалась. Криков из квартиры не доносилось. Наверное, Овчинникову рот заткнули кляпом.

Едва приблизилась к двери в подъезд, как она резко распахнулась. На пороге возник объект спасения собственной персоной.

Он держался за стену, и мне показалось, что Леха потерял столько крови, что двигается из последних сил.

– Ты жив! – воскликнула я, кинувшись к нему.

– Едва, – ответил Леха. – Но меня еще можно спасти. У тебя полтинника не будет до десятого?

Он и в самом деле двигался с трудом, потому что был пьян. Изо рта воняло скипидаром. Я поспешила отстраниться.

– Ты был в моей квартире? – спросила я осторожно.

Овчинников распрямился, с достоинством вытащил из кармана мятую сигарету и сунул в рот.

– Ну ты и бойфренда завела! Лось такой! А матерится как замысловато! Пытался запомнить хотя бы фразу, но, понимаешь, я сейчас не в том состоянии…

– Овчинников! Это он по-испански говорил, голова твоя чугунная!

– Да? – Леха задумчиво выпустил струю дыма. – Научи меня испанскому.

– Щас!!.. Все брошу и начну бомжей испанскому языку обучать!

– Я что-то не понял. Ты кого бомжем назвала?

– Где этот испанец?.. То есть где ОНИ?

– Так их в самом деле было двое?! Я думал, у меня зрение садится. Очки нужны.

– Очки тут ни при чем! Пить надо меньше!.. Куда делись эти одинаковые молодчики?

– Сели в машину и уехали… Алена, а чего они делали у тебя?

Я оставила недоумевающего Леху у подъезда, а сама побежала в квартиру. Дверь была приоткрыта – так же, как в первый раз, когда я вернулась с работы. Погром никуда не исчез. Зато близнецы смылись – впрочем, это не обнадеживало. Они в любой момент могли вернуться, поэтому ночевать в квартире я не собиралась. Забрала паспорт, покидала в сумку немного вещей, которые понадобятся для поездки. Долго думала: прихватить ли на всякий случай что-нибудь из альпинистского снаряжения? Решила ничего не брать. Глеб Кириллович обещал оплатить расходы. Прикуплю, если появится необходимость. Подхватила сумку, взяла на руки Барсика и, тяжело вздохнув, покинула разгромленную квартиру.

Глава 4

Натура скандинавского волка

Переночевала в квартире, которую снимал Овчинников. Она располагалась на расстоянии автобусной остановки от моего дома. Весь путь прошли пешком. Я вела бывшего мужа под ручку, а он, закрыв глаза, добросовестно чеканил шаг. Когда наконец оказались в его неухоженной обители, Леха поначалу активно протестовал против моего присутствия. А потом резко уснул. Я перетащила его на кровать, а сама устроилась на жестком диванчике. Утром встала с раскалывавшейся головой и ноющим локтем. У Овчинникова были похожие проблемы, только локоть его не беспокоил.

Оставила ему на попечение кота. За Барсиком особенно следить не нужно. Он привык к моим поездкам и в принципе сам добывает пищу – благо в московских дворах еще не перевелись голуби-ротозеи. Да и люди иногда сумки с продуктами на землю ставят. В моем доме повадки Барсика все уже знают, а в Лехином пока поймут и приспособятся – я уже вернусь. Так что кот голодать не будет. Главное – чтобы Овчинников не приучил его пиво лакать (попытки были).

Помыла голову, надела чистую блузку. Влезла в деловой огненно-красный костюм, который удачно гармонировал с моими цвета воронова крыла волосами и убивал мужчин наповал в радиусе десяти метров. Эх, требовалось бы выбрать что-нибудь поскромнее, но возвращаться уже не было времени.

Накрасила губы, подвела брови, вытянула тушью ресницы. Отошла от зеркала, критически оглядывая себя.

– Ты куда такая нарядная? – спросил Овчинников. Он сидел на кровати, прижимая к виску холодную бутылку с пивом. Иногда, отрывал ее от головы, чтобы отхлебнуть, затем прикладывал снова. На работу, кажется, не собирался.

– В Лондон… – Я осторожно потрогала локоть. За ночь на нем появился живописный синяк. Ничего. Главное, что рука двигается. – Дела есть.

– Купи мне там шапочку.

– Какую? – спросила я, с трудом вспоминая Лехин размер.

– Такую же, в которых эти… гренадеры перед Букингемским дворцом маршируют.

Леха явно издевался надо мной, потому что имел в виду высоченную мохнатую шапку гренадеров лейб-гвардии ее величества королевы Англии.

– Тебе, Овчинников, не шапку надо, а закодироваться от алкоголизма.

– У меня не получается. Все время код забываю.

Я хихикнула:

– Ну ладно. Я поскакала!

Заправила за ухо прядь, подхватила сумку, по инерции поцеловала Овчинникова в небритую щеку… и только через секунду сообразила, что сделала.

Леха замер, взгляд его потускнел и сделался серьезным. Даже вечно искривленные в усмешке губы распрямились.

Скоро исполнится два года, как мы не живем вместе. Год назад, после событий на Крите, когда Леха получил пулю в живот и едва не умер, наши отношения восстановились. Был момент, когда мне показалось, что время, проведенное в разлуке, его чему-то научило. Я ощущала его поддержку и чувствовала, что нужна ему.

Но очередной загул Овчинникова по ночной Москве вырвал с корнем робкие ростки нашего примирения. Последовал разрыв. Мы разъехались. Он снял эту квартиру и вновь погрузился в зеленое болото алкоголизма.

– Не делай так больше, – сказал Леха, глядя на пустую стену перед собой.

– Извини.

Я покинула его, сгорая от стыда.

Черт возьми! Похоже, Леха продолжает испытывать ко мне какие-то чувства, но тщательно прячет их за личиной ханыги и балагура. Крохотный поцелуй в его небритую щеку сковырнул маску… А может, я выдумываю все? Может, хочу, чтобы так было?

Лучше остановиться вовремя, чтобы не мучиться потом самой и не вводить в искушение Овчинникова.

Девушка из пункта проявки прикрыла зевок ладонью и шлепнула на прилавок толстый пакет с фотографиями. Осторожно улыбнулась каким-то своим мыслям, Видимо, вспомнила приятный вечер, из-за которого не выспалась. Как я ей завидую! Мне бы кусочек ее счастья! В моем расписании в ближайшее время не только приятных вечеров не предвидится, но также и душевных утренних рассветов, дремотных полудней и спокойных ночей.