Магма - Синицын Олег Геннадьевич - Страница 40

Голова кружилась неимоверно, взгляд Кузнецова упал на решетку стока дождевой воды метрах в двадцати от него. Она светилась изнутри красным огнем. Женя упал на бок. Веки наливались тяжестью. Из решетки стока красное пламя поднималось, принимая монолитную непонятную форму.

– Мама родная, как я нажрался, – произнес – Кузнецов.

Женя закрыл глаза. Он почувствовал легкую дрожь асфальта. Дрожь, вызываемую шагами человека. Больше Кузнецов ничего не помнил.

10 июля

Очнулся Кузнецов в своем номере. Как он попал сюда? Последнее, что он помнил после вчерашнего, – это задворки, мусорные контейнеры и галлюцинации.

Он поднялся и сел на постели. Голова кружилась, как на карусели, тошнота подступала к горлу.

– О-о-о! – протянул он страдальчески. Мир был сердит на него.

Раздался стук в дверь, от которого Кузнецов вздрогнул. Он встал на ноги, шатаясь, подошел к двери и открыл ее.

На пороге стояла Элен, излучая неотразимую привлекательность. Элен улыбалась.

– Можно? – как-то необычно спросила она и, не дожидаясь ответа, прошла в номер, оттеснив Кузнецова и захлопнув за собой дверь. Такой Элен Женя еще не видел. Элен загадочно улыбалась, взгляд ее источал сладострастие. На ней была короткая юбка, открывающая взору обворожительный изгиб бедра (такой юбки она ни разу не надевала), и обтягивающая полупрозрачная майка, сквозь которую проступали темные соски. Женя не был готов к такому повороту событий и к тому же обнаружил, что стоит в одних трусах.

– Элен, как я здесь оказался? – спросил Женя и ощутил позыв тошноты.

– Я понятия не имею, – шипяще произнесла она, надвигаясь на Кузнецова.

Женя пятился до тех пор, пока на пути отступления не встала кровать. Край кровати ударил под колени, и Кузнецов невольно сел на нее. Элен коснулась его щеки, Женя ощутил жар пальцев. Да, ее пальцы были горячи. Слишком горячи.

– Не могу забыть тот вечер, что мы провели с тобой в Лионе, – прошептала она.

Страдающая от похмелья голова Кузнецова не смогла сразу понять смысл сказанной фразы. Тошнота не отпускала. Кузнецов промолвил:

– Какой вечер ты имеешь в виду? Мы с тобой не были в Лионе. Мы были в Лилле, да и то на его окраине. Элен уже садилась на него, придавив руками к стене.

– Я всегда хотела тебя.

– Элен, мне сейчас очень плохо.

– И мне без тебя плохо, – произнесла она и наклонилась к уху, – Скажи мне, где находится статуэтка?

– Иттла! Ты же знаешь, Мигранова убили, а статуэтка была у него.

– Да, но ее же не нашли! Где он ее прятал? А вот и появились приступы головной боли. С добрым утром, доктор Кузнецов!

– Что ты спросила? – поморщился он.

– Я спрашиваю, где Мигранов прятал статуэтку?

– А… – Женя понял вопрос. Зачем Элен понадобилось это с утра?

– Зачем тебе это? – спросил он, морщась.

– Мне просто интересно, – быстро ответила Элен.

– Фигурка лежала… – Но договорить Кузнецов не успел. В его дверь опять постучали. Элен как-то непонятно выругалась и вскочила.

– Ты куда? – воскликнул Кузнецов, но Элен не ответила и скрылась в ванной комнате. Женя пожал плечами и отправился открывать входную дверь. За дверью стояли агент Уолкер и…

Женя не мог поверить своим глазам. Он проморгался и потряс головой.

На пороге стояла Элен, одетая в длинное синее платье!

И Элен и Уолкер были рассержены.

– Какого черта! – кричал Уолкер, проходя в номер. – Вы ведете себя словно безумец!

– Неужели тебе не дорога твоя жизнь? – вопрошала Элен. – Как можно так напиваться!

– Вы плачетесь мне о том, что ФБР не может обеспечить вашу безопасность, а сами сбегаете от охраны и пропадаете неизвестно где! – возмущался Уолкер.

Ничего не отвечая, Кузнецов направился к двери в ванную комнату и открыл ее. Ванная была пуста.

– Что вы делаете? – с неприязнью спросил Уолкер.

– Элен только что сидела на моих коленях, а потом скрылась в ванной, – ответил Кузнецов.

Глаза Элен внезапно наполнились слезами, она хотела что-то произнести, но не смогла промолвить и слова. Закрыв лицо, она выбежала из номера. Из коридора донеслись ее всхлипывания.

– Что вы несете? – сказал Уолкер. – И зачем вы обидели доктора Граббс?

– Да, но только что…

– Алкоголь в больших количествах еще никому не приносил пользы.

– Вы говорите прямо как моя мама. Боже, мне дурно!

– Швейцар гостиницы случайно обнаружил вас на задворках, валяющегося в грязи около мусорных баков.

– Этого я не помню.

– Верю, – усмехнулся Уолкер и снова посерьезнел. – То, что вы вчера натворили, было верхом неосторожности. Хорошо, ничего не случилось.

– Я больше не буду, – простонал Кузнецов. Голова раскалывалась. Он не мог слушать слова Уолкера, он не мог думать – мышление причиняло ему боль.

– К вашим друзьям-ученым я вас больше не отпущу.

– Я буду вам очень признателен.

Уолкер посмотрел в окно, задумчиво теребя подбородок.

– Имеется новая информация, – произнес он, – Вы в состоянии ее переварить?

– Нет! – дрогнувшим голосом воскликнул Кузнецов.

– Сколько времени вам потребуется, чтобы восстановиться?

– Не знаю. Все зависит от того, чем восстанавливаться.

– Спиртное я вам не дам. Мы вынули все бутылки из бара в вашем номере, так что не ищите. Мои люди что-нибудь принесут. Встретимся вечером.

Уолкер вышел. Женя без сил упал на кровать, придавив голову подушкой. Через пятнадцать минут люди Уолкера принесли две таблетки, которые затем растворили в стакане воды. Кузнецов выпил эту воду и уснул.

Проснулся он в три часа дня. Состояние его было удовлетворительным, голова не болела, тошнота не ощущалась. События вчерашнего дня и сегодняшнего утра казались частью сна, но Женя знал, что это был не сон.

Ему было очень стыдно за себя перед Уолкером, перед своими коллегами-учеными, с которыми он пил, и в особенности перед Элен. Это чувство вины тяготило, он стыдился каждого своего действия, каждой мелочи, которую совершил вчера. Стоп!

Он вскочил с кровати.

Утром Элен зашла в его номер в короткой юбке и села к нему на колени, затем исчезла в ванной комнате. Происходило ли это, или это ему приснилось? Он не мог ответить. Через несколько секунд после того, как за Элен захлопнулась дверь в ванную, Элен появилась на пороге вместе с Уолкером! Как из ванной комнаты она успела перебраться за пределы номера? Или существовало две Элен – одна в короткой юбке, а другая в синем длинном платье? Или одна Элен, которая сумела быстро переодеться и переместиться из ванной комнаты за дверь номера, или у него начинается белая горячка? Но он же почти не пьет!

Поднявшись с кровати, Кузнецов подошел к двери в ванную комнату и открыл ее. Ванная была пуста, при свете лампы ярко блестел хромированный кран, сияли белизной ванна и умывальник, с ними мягко контрастировала голубая настенная плитка. Женя сел на край ванны, открыл воду и помочил горячий лоб. Это похоже на умопомрачение.

Было или не было? Скорее всего, это ему почудилось.

Женя намочил щеки и поднял голову вверх. На месте вентиляционной решетки зияла черная дыра.

Что это? Упущение гостиничной службы? Была ли решетка, допустим, вчера? Он не мог ответить по той простой причине, что не обращал на такую мелочь внимания.

Женя встал на краешек ванны, чтобы поближе разглядеть отверстие. Увиденное им оказалось еще более непонятным. Осталась на месте вмонтированная в стену коробка от решетки, которая почему-то почернела до неузнаваемости и даже кое-где сплавилась. А вот сетка у решетки отсутствовала. Женя принюхался и различил еле заметный запах гари. Он провел пальцем по краю, на пальце остался черный след. Теперь при более внимательном рассмотрении стало видно, что вокруг коробки присутствовал ореол из сажи, а решетка была, видимо, расплавлена.

Кузнецов спустился на пол. Ему вдруг захотелось проверить, на месте ли «солнце». Женя подошел к окну и открыл его. В комнату ворвался шум городских улиц. Он высунул в окно руку и пощупал стену возле окна, частично скрытую ажурной колонной. «Солнце» находилось там, приклеенное к стене лейкопластырем. Его не было видно с улицы, так как колонна загораживала эту часть стены, и если кто-то и стал бы искать «солнце» в номере, то не догадался бы искать за окном.