Битва за смерть - Синицын Олег Геннадьевич - Страница 32

– Что случилось, товарищ ле… – начал командир первого взвода и осекся.

Рядом с заметенной дорогой, по которой рота протаптывала путь, возвышался деревянный столб с табличкой. Поверхность столба украшала витиеватая резьба, означающая уже знакомые Калинину волны.

На табличке вырезана надпись на древнеславянском, которую Алексей от волнения не успел разобрать.

– Что это? – удивленно спросил Ермолаев.

– Рота, стой! – скомандовал старшина.

«Это столб, который должен находиться на том месте, где сгинула немецкая рота, – подумал Калинин. – Я искал его, но не нашел. И вот он здесь, несколькими километрами дальше».

– Товарищ политрук, Михаил Ахметович! – позвал Калинин. – Вы только посмотрите! Это тот столб, о котором рассказывал Штолль…

Он повернулся к политруку. Зайнулов отделился от остановившейся роты и продолжал идти, проваливаясь в сугробы. Перед ним была пустота. Лесная просека и нетронутые пласты снега. Но Зайнулов пристально всматривался в эту пустоту, словно видел кого-то.

– Наташенька! Боже мой, это ты? – произнес Зайнулов, обращаясь к пустоте.

Калинин почувствовал, как ужас сдавил горло.

Зайнулов пробирался вперед, увязая по колено в снегу, а его маленькая дочь Наташа, которая более тридцати лет назад утонула в небольшой речке возле Санкт-Петербурга, даже не продавливала сугроб, стоя на его поверхности в летних сандалиях. На ней было легкое голубое платьице и белые банты на голове. В руке она держала альбом с рисунками.

– Папочка! – сказала она, улыбнувшись.

– Девочка, прости, что накричал на тебя тогда.

– Я не сержусь.

Зайнулов приближался, разглядывая ее лицо. Девочка не убегала, как тогда в Москве, которая через несколько часов была захвачена гитлеровскими войсками. Сейчас политрук был уверен, что видит именно свою дочь. Неважно, что прошло много лет. Их как будто не было. Он вновь ощущал себя молодым, у него была жена, и офицер царской армии Михаил Зайнулов был близок к тому, чтобы помириться с дочерью и забыть нелепую ссору.

– Я скучаю по тебе, папа!

– Я скучаю еще больше, дочка! Не нужно тебе было идти к реке.

– Мне стало так горько!.. Это вышло случайно. Меня занесло в водоворот. Я не хотела умирать.

Зайнулов любовался ее лицом, черты которого уже успели стереться из памяти, но теперь оживали вновь.

– Что ты рисуешь? – спросил он.

– Тебя, – ответила она.

– Правда? – удивился Зайнулов. – Можно посмотреть?

– Конечно, – ответила она и показала альбомный лист.

Зайнулов приблизился вплотную и заглянул в раскрытый альбом. Рисунки были выполнены только двумя карандашами – черным и красным. Все они изображали маленького человечка.

Политрук почувствовал, как кровь отхлынула от лица. Ладони онемели.

На одном рисунке человечек был привязан к столбу, и непонятный зверь кромсал его когтями, а кровь лилась рекой. На другом – человечек был нанизан на кол. На третьем – кто-то отрубил человечку голову, и землю вокруг покрывали большие красные кляксы.

Зайнулов в ужасе отшатнулся, поднял глаза и только в этот момент увидел, что стоящая перед ним девочка вовсе не его дочь.

Небо внезапно потемнело, будто перед грозой. Но какая может быть гроза зимой? Калинин с отчаянием наблюдал, как Зайнулов удаляется по сугробам, разговаривая с пустотой. Политрук был счастлив. И только когда потемнело небо, настроение Зайнулова переменилось. Алексей почувствовал это.

Политрук вздрогнул. И отпрянул в сторону от неожиданности и отвращения. В этот момент Алексей осознал всю опасность, грозящую Михаилу Ахметовичу.

Но поздно.

Нечто массивное и темное, словно ожившая скала, поднялось из сугроба рядом с политруком. Ворох снежной пыли вздыбился вокруг двух фигур и окутал их. Страшный рев прокатился по лесу, заставив солдат втянуть головы в плечи и присесть. Кровь в жилах застыла.

…(рви-ломай, вражья сила)…

Темная туша неведомого существа накрыла Зайнулова.

Мгновение – и оба силуэта исчезли в сугробах. А вдоль просеки еще катился последний крик политрука:

– Наташенька-а!

Солдаты закричали от ужаса, наблюдая, как чудовище затащило под снег одного из командиров роты.

Кое-кто упал. В конце колонны надрывно заржала лошадь.

Словно струна оборвалась внутри у Калинина в тот момент, когда самый отзывчивый человек в роте Михаил Зайнулов исчез под снегом. Чувства притупились, горечь, страх, жалость отступили. Алексей сжал зубы, пытаясь оценить ситуацию, принять решение.

Огромная масса пронеслась возле ног. Алексей только увидел, как взмывается поверхность сугроба и снежные бисеринки взлетают в воздух. Ноздри уловили едва различимый запах луговых цветов. В следующий момент рядом с обмершим Иваном Ермолаевым провалился солдат. Как и все, он стоял по колено в сугробе, а потом внезапно исчез. Ермолаев бросился туда, где находился красноармеец, но было поздно. Командир первого взвода о чем-то кричал и разбрасывал руками снег, но тела солдата там уже не было. Только огромная пустая яма.

Рев и хруст снега наполнили лесную просеку. Впереди что-то лопнуло. Один из сугробов раскрылся, и в воздух взлетели куски солдатской шинели, винтовка с обломанным прикладом, разорванный валенок и портупея.

– Что же это творится! – закричал кто-то.

– Боже, помоги нам!

Калинин обернулся к колонне и обомлел: невидимая сила вырывала из строя красноармейцев. Один за другим они исчезали в сугробах, а тех, кто остался, сковал ужас. Они кричали и стонали от безволия, страха и бессилия не в состоянии сопротивляться. В конце колонны бесновалась лошадь, пытаясь подняться на дыбы. Конюх едва сдерживал ее.

Паника охватила ряды красноармейцев. Кто-то выронил оружие, кто-то беспорядочно палил в воздух. Многие бросились к лесу. Калинин в оцепенении смотрел, как, добежав до деревьев, солдаты исчезали в снегу. Никому не удалось укрыться в лесу. Красноармейцы гибли и на дороге, но из тех, кто устремился в чащу, не выжил ни один.

Однако красноармейцы этого не понимали. Они по-прежнему неслись по сугробам к стене деревьев.

«Нужно остановить их! – подумал Алексей, – Как-то нужно остановить их. Старшина! Он должен что-то сказать бойцам. Что-то сделать…»

Справа раздались яростные очереди. Хрипло крича, Семен Владимирович поливал из автомата взрыхляющийся снег. У Алексея мелькнула мысль, что при таком плотном огне хотя бы одна пуля должна угодить в цель. Хотя бы одна…

Он внезапно понял, что пули не могут причинить тварям вреда. Старшина этого не замечал, поглощенный стрельбой.

Неподалеку вертелся боец с трофейным «шмайсером» в руках. Он пытался поймать в прицел хотя бы одно существо, проносящееся под снегом. Но охотник сам стал добычей. Одна из тварей, незаметно подобравшись снизу, схватила бойца за ноги и рывком поставила на колени. От неожиданности и страха солдат заорал, палец судорожно надавил на спусковой крючок. Автоматная очередь ударила в сослуживца, который оказался рядом. Пули прошили его и отбросили на снег.

Кто-то заплакал, глядя на эту сцену. Солдат, стоящий на коленях и держащий в руках «шмайсер», провалился в сугроб с головой. Почти одновременно под снегом исчезло тело застреленного им сослуживца.

– Господи помилуй, господи помилуй, господи помилуй! – повторял пожилой солдат, яростно крестясь. Сложенные в щепоть пальцы правой руки летали от головы к груди и плечам, левой он прижимал к губам нательный крестик.

– Отец наш Всевышний, Иисус Христос, Царица Небесная!

Алексей увидел, как красноармейца бросило лицом в снег и медленно потащило в сугроб. Солдат кричал, молился и плакал, пока его голова не скрылась под снегом, где он уже не мог дышать.

Рота таяла на глазах. Солдаты не переставали бежать к лесу, несмотря на то что никто не нашел там спасения. Ситуация вырвалась из-под контроля. Зайнулов исчез. Старшина, вместо того чтобы отдавать команды, словно безумный, строчил из автомата. Через минуту в живых не останется никого. Солдаты бесследно пропадут под снегом, как немцы за день до этого…