Астровойны - Синицын Олег Геннадьевич - Страница 37

– Лети! Видишь сбоку планеты пятно в форме ладони? В нем два пересохших русла. Попытайся попасть в точку их слияния!

Ирония Гончего исчезла, словно ее не бывало. Голос процессора звучал серьезно и напряженно.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

– Не надейся. Я лечу туда от безысходности. Просто другого пути нет… У меня вообще ничего нет. Меня лишили всего. Есть только этот путь на седьмую планету в системе 13–13 и на это пятно в виде ладони.

– Тогда вперед! – воскликнул Гончий и рванулся к планете, выжимая из двигателей последние усилия.

Тяжеловооруженный средний корабль «Вектор» обнаружил этот рывок и воспринял его так, как должен был – как попытку к бегству и косвенное подтверждение преступных намерений неизвестного судна. Патрульный Союза увеличил ход, стволы его орудий пришли в движение, готовясь к вероятной атаке. По палубам прокатился вой серены, оповещающий о чрезвычайной обстановке, заставляющий вскакивать с коек солдат Крестоносного флота.

А Гончий тем временем ворвался в атмосферу с той стороны Безымянной планеты, где стояла ночь. Ярким болидом пересек ночное небо, вложив остатки топлива в торможение. Это удалось, и Гончий планировал с пустыми баками над бесконечной тундрой сколько мог, но так и не дотянул до пересечения двух мертвых рек.

Шасси у него не было, поэтому космолет рухнул на жухлую траву и, пропахав днищем около полумили грунта застыл как вкопанный, подобно человеку, отдавшему все силы и упавшему на финише.

Даймон вывалился из кабины в густую ночь. Голова кружилась, тело не слушалось, в глазах еще плясали языки пламени. Он лежал на холодной земле, приходя в чувство, вдыхая новый воздух и новые запахи. Снова. За последние двадцать четыре часа он побывал в таких местах необъятного мира, о которых его предки даже не помышляли.

– Прости, друг, – сказал Гончий. В его недрах что-то хлопнуло, над консолью вспыхнул и погас сноп искр, оставив на сетчатке глаза пятно, а в ноздрях едкий запах расплавленного пластика. – Не хватило меня капельку. Чуть-чуть не дотянул. Придется дальше тебе отправиться одному.

Даймон поднялся на колени и прижался к фюзеляжу, пытаясь обнять его выпуклый борт.

– Спасибо тебе за все, Гончий. Ты сделал все что мог.

Гончий замолчал, индикаторы на пилотской консоли светились уж очень бледно.

– В принципе, ты можешь отправиться с комфортом! – изрек процессор. – Только придется поломать голову, как толкать пятитонный комфорт, у которого пустые баки и неугомонный язык, хе-хе!

Он еще находил в себе силы шутить.

Юноша поднялся на ноги, по-прежнему держась за борт, словно боясь отпустить его и потерять что-то из своей души.

– Я вернусь… – пообещал он и добавил, впервые пробуя это слово на вкус: – … Вернусь, друг.

Даже если что-то и гудело в его недрах, то после того, как прозвучало это слово, любые звуки исчезли. Даймон подумал, что Гончий затаил дыхание. Совсем как человек.

Он хлопнул ладонью по борту и пошел вперед, поклявшись себе не оглядываться. Но пройдя сотню ярдов, все-таки не выдержал и обернулся. В темноте виднелась лишь тускло освещенная кабина. Она удалялась от него, как горящий свет в окошке родного дома.

Русло пересохшей реки лежало впереди, на северо-западе, Даймон знал направление с точностью до градуса. Еще в шесть лет отец научил его находить магнитный полюс планеты. Он научил сына включать внутренний компас, когда, поворачиваясь к северу, чувствуешь легкую тяжесть в лобных долях и пульсацию в висках, которая точно лампочка, что включается при обращении к правильному ориентиру.

Шаг незаметно ускорился, ускоренный шаг превратился в бег. Молодой и выносливый, подкрепившийся чудесным яблоком Иггдрасиль, вкус которого еще держался во рту, Даймон мог бежать бесконечно долго – предела он не ведал.

Приблизительно через час тьма стала рассеиваться, а еще через некоторое время над плоской тундрой зарделось небо. И он увидел вдали гору. Когда-то давным-давно ее белоснежный камень с ювелирной заботой шлифовала кудесница-вода. Но затем вода ушла, и дно двух рек поросло приземистой травой и чахлым кустарником. Однако, как и все в этом мире, вода оставила о себе память. И над пустой равниной поднималось нерукотворное чудо, похожее на идеальной формы гигантский клык, торчащий из земли.

Путь до белой скалы предстоял неблизкий, но юноша приготовился преодолеть его за один переход, без остановок. И только он настроился на это, только собрал в кулак волю и силы, как путь ему преградила проклятая богом тварь.

Даймон не видел, откуда появился волк – существо, очень похожее на знакомого хищника из материковых лесов Роха. Волк уперся лапами в землю и низко наклонил голову. Шерсть на облезлом боку торчала клочьями, в оскаленной пасти проглядывались гниющие клыки. Желтые глаза с набухшими пепельно-синими капиллярами упрямо буравили человека, давая понять, что проход закрыт.

Даймон остановился.

«Если ты столкнулся нос к носу с хищником, – учил отец, – не пытайся заигрывать с ним, не пытайся бежать, не пытайся убить. Хищник – часть экосистемы, такая же неотъемлемая, как и человек; Попытайся понять животное, влезь в его шкуру. Что его беспокоит? В каком он сейчас настроении? Что хочет от тебя? Защищает ли выводок, спрятанный в кустах, или вышел на охоту? Попытайся его понять, найди подход и заговори с ним, но дай почувствовать, что ты не жертва. Тогда никто не пострадает, и вы разойдетесь миром».

И Даймон попытался следовать совету отца. Он заговорил на языке волков Роха, затем перешел на поскуливание иодаков, воспроизвел сигналы других хищников, надеясь обнаружить реакцию, которая ему понятна. Но ни на один из звериных языков волк не отозвался. Оскалившись, он застыл в угрожающей позе, в любой момент готовый броситься на человека. И только когда юноша замолчал, «волк» издал грудной протяжный храп, от которого зашевелились волосы на затылке.

Этот храп был ему хорошо известен, его единственной причиной являлся лютый голод, который испытывает зверь. Голод, заставляющий животных искать новые территории и новые источники пищи. Иногда такими источниками становились люди. Года три назад, когда иодаки вышли из Приторных низин, перебрались через перевал и стали нападать на одиноких фермеров, работающих в поле, староста Гарнизонного попросил Ротанга разобраться с этой проблемой. Зверолову-старшему пришлось применить все свое умение, чтобы уничтожить хищников, попробовавших человечины, и переманить остальную стаю в дальний конец леса.

Нет смысла искать понимания у волка, который издает подобный храп. В этом случае все советы, вся философия отца катилась в тартарары. Голод животного был жутким, ослепляющим, и никакими разговорами успокоить его невозможно. К тому же Даймон неожиданно обнаружил, что зверь был мертв.

Справа и слева появились другие твари. Они вылезали из каких-то ям, стряхивали с себя землю, обрывали зацепившиеся за ноги коренья. В утренних сумерках казалось, что мерзких животных оставляет после себя отступающая ночь. Голодные хищники обступили человека, а Даймон продолжал смотреть на первого из них. Волк был мертв, поскольку его хребет был сломан в двух местах, а из-под лохмотьев шерсти торчали голые ребра. Гнездившаяся в нем жизнь была не той, что заставляет биться сердце или наполняет зеленью распускающийся лист. Это была проклятая жизнь.

Мертвых голодных псов, почуявших живое мясо, с каждым мгновением становилось все больше. Они подбирались к ногам, и Даймон с ужасом взирал на стаю, возникшую вокруг него из ниоткуда. На оголившиеся черепа, дыры на месте глаз, на десятки проеденных спин, сквозь которые виднелась земля.

Единственный выход – это бежать. И бежать придется изо всех сил.

Он рванулся вперед, перепрыгнув через одни спины и с хрустом наступив на другие. Подгнившие, но еще твердые челюсти лязгнули над икрами, едва не отхватив кусок. Но Даймон уже оказался вне круга и, набирая скорость, понесся по равнине.

Белая гора теперь казалась непоправимо далекой. В окружающей тундре не было укрытия, поэтому лишь на вершине «клыка» он мог искать спасение. Если только волки не догонят раньше.