Срединный пилотаж - Ширянов Баян - Страница 38

Подышал-подышал. Уф-ф-ф. Наконец, отпускать стало. Мотор поровнее застучал, но в тушке такая охуенная слабость, что ни ебаться. Смог я тогда на будильник глянуть и время понять. Два часа меня не было! Врубись! Два часа я, типа, в коме валялся. Выжил – не то что чудом, маловато это блядское чудо для того, что я выжил тогда, невъебенным чудом я тогда выжил!!

А еще через час я только зашевелиться смог.

Пошевелился, приподнялся и понял, великовата лужа, в которой я валяюсь, что говно какое полудохлое, для того, чтоб я ее выпотел. Значит, обоссался-таки. И трусы насквозь мокрые. А перед мордой другая лужа. Я, видать в бессознанке облевался, а потом перевернулся на другой бок и в блёв свой затылком въехал.

Ты думаешь, это все? А хуй! Я еще, как оказалось, и обосрался, до кучи!

Уж не знаю, как дополз до мета в кристаллах, не знаю, как располовинил и забодяжил. Ну, знаю, конечно… Я ползу, по ногам говно течет, след оставляет. А подняться-то не могу. Сил нет.

Едва руку поднял, чтоб стакан с водой со стола взять, он, хорошо, что не краю стоял. Да и то, расплескал половину и чуть из пальцев не упустил.

А мет-то у меня под столом сныкан был. Его попроще найти было.

А баяны – на столе… Не достать… Пришлось тот, что я вторяк этот ебаный в себя впрыскивал, промывать. Бля-я-я…

Как вспомню, как тогда похуеет…

Выбрал треху воды, остальное выпил. Вылил из баяна в стакан обратно и кристалла туда сыпанул. Щедро сыпанул. И выбрал.

В общем, поставил себе сотки три кристалла.

Как?

А в мышцу, бля! Какие, на хуй, вены?

Хорошо, что я, когда выпаривал всю эту канитель, проследил, чтоб он нейтральным был… А то б – абсцесс, в пизду!

Минут пять прошло. Может, меньше… Все, чую, отпускает. Сила появилась, настроение… Только тогда я подняться смог.

Забрался в ванну, говнище с себя смыл, потом пол вымыл, пододеяльник постирал…

И понял, прав был Чевеид Снатайко. Накрепко в меня то правило вошло. Не оголтевай, бля, коли жив остаться хочешь. Да и вообще, ширяться без культуры – сторчаться без пизды!

Понял, торчалка доморощенная?

А то «догнаться, догнаться»… Хуй тебе, а не «догнаться»!..

Братик заболел.

Нет, совсем уж детьми мы тогда уже не были. Но выглядели достаточно молодо. Кто отличит по внешнему виду студента-второкурсника от десятиклассника? Мало таких, правда? Вот в том-то все и дело.

Но молодость эта наша не мешала нам быть уже прожжеными торчками. Винтовыми. Варили, мутили, трескались, ебли девок по общагам… Ну и прочее такое…

Но была проблема. Исходник. Если химикаты достать было почти просто. Жили в общаге студенты из хим-вузов, они-то и таскали и стендаля, и тягу фирменную. Ну, и сами приобщались к винтовой культуре… Но речь сейчас не об этом, а о том, как мы навострились совершенно бесплатно доставать то, что нам надо.

Эх, русский народ, русский народ… Широка твоя душа…

С радостью ты бьешь незнакомому человеку ебало, а потом, как пройдет угар от синьки, водовки, али портвея дешевого, готов лобзаться с ним и раны его, тобой же нанесенные, любовно залечивать! А уж по трезвяку кому занедужившему помочь – так то вообще – и просить-то почти не надо. Сам пойдешь ты навстречу болящему и скорбящему. Утешишь, полечишь. И не только лекарством или словом добрым, а нальешь ты больному стакашку водочки, ибо по твоим понятиям – стакашка водочки – первейшее лекарствие.

Вот. Но то лирика. Давайте ж вернемся к реалиям жизни нашей студенческой.

Сидим мы как-то в общаге. В потолки плюем. Нет у нас салюту. Нечем поставиться. И тут прибегает Чевеид Снатайко. Прибегает, размахивая прямоугольничком бумажным. И не просто бумажка то, а настоящая вытерка на салют! Это ее Чевеиду Снатайко в сем-здрах-пункте прописали, чтобы он от астмы лечился!

Но, понятно, что не только он один будет лекарством этим лечиться, а все мы. И не на месяц-другой его хватит, а, при соответствующей обработке, всего на сутки какие-то. Ну, на двое, если хвосты посрубать.

А время уж позднее. Семь только стукнуло. А драги до восьми. Совок, бля.

Мы по бырому одеваемся, зима ж на улице, и ломимся в ту драгу, где неделю назад один из наших салют вырубить смог. Пока один автобус до метро ждали, пока второй, от метро, до каличной, все, кабздец, восемь прибило. Прибегаем – и видим, как тетка дверь аптеки запирает. Мы к ней:

– Ой, пустите, пожалуйста, нам срочно.

А она, стерва:

– Поздно, мальчики, завтра приходите.

И пиздец.

Вот она, нормальная, врачем даденая терка на салют, а хуй втрескаешься! И такое зло нас разобрало, что заляпали мы аптечную витрину, и эту тетку за ней, а она уборщицей оказалась, снежками. Она, падаль, из-за стекла шваброй грозит, а мы-то что? Нам-то по хую! Не вылезет же она нас этой шваброй в одном халате по улицам шугать? Нет, не вылезет. А что нам завтра тут же отовариваться придется – о том мы и думать забыли. Молодежь.

Совершили мы акт мщения и готовы были уж обратно в общагу подорваться. Но тут Чевеид Снатайко намертво в землю заледенелую врос и говорит:

– Мужики, если мы сегодня не вмажемся – сдохну до завтра от оголтения.

А мы-то что? Мы и сами не прочь. Но где взять?

И тут Чевеид Снатайко и предложил:

– А, может, по подъезду пройтись?

– А на хуя?

– Да, салют поспрашивать!

Переглянулись мы. Покумекали и поняли – дело говорит Чевеид Снатайко.

И пошли мы по подъезду. Поднялись на последний этаж. Чевеид Снатайко, как активист, телегу разработал.

Вот он в дверь звонит, его шапка и шарф – у нас. А мы – на полпролета ниже. Слушаем.

– Кто там?

– Ой, извините, пожалуйста! Я сосед ваш снизу.

– Что случилось?

– Понимаете, мы сегодня с братиком в зоопарк ходили. И он простыл. Кашляет, температура поднялась.

– Ой, действительно, беда!

– Я в аптеку побежал – а она закрыта.

– Да… Да…

– Может, у вас лекарство найдется?

– Так у нас много от простуды…

– Вот, мне мама написала какое надо. Салю… Со-лу-тан. Солутан есть у вас?

– Солутан? Не знаю. Сейчас посмотрю.

Пауза.

– Извините. Нет.

– Спасибо большое. Извините, пожалуйста.

– Да, ничего, ничего… Ты попробуй в квартиру этажом ниже заглянуть. Там может быть…

Восемь раз повторялся этот диалог. Разные квартиры, разные вариации. Но в девятой выдали нам салют! Но всего полбанки.

Но это был успех! Фантастический успех!

Ободренные, мы продолжили изыскания. Ко второму этажу девятнадцатиэтажки у нас было уже три целиковых пузыря. Два по половине и пара даже не вскрытых!

А на очередной звонок и начало телеги «братик заболел» дверь, которую все жильца обычно все же оставляли запертой на цепочку, она вдруг распахнулась. И перед Чевеидом Снатайко возникла тетка. Уборщица драгстера. Та самая, которую мы часа полтора назад закидывали снежками.

– Солутан, говорите? – Наступала она на Чевеида Снатайко. – Солутан, значит? Солутану захотели, наркоманы поганые?!

И тетка извлекла свою натруженную шваброй ручищу из-за спины. А в ней оказалась скалка! Отполированная, блестящая и деревянная скалка. Такая точно, которой ебошат мужей-алканавтов их ревнивые жены на карикатурах.

И Чевеид Снатайко с позором ретировался. Он вырвался на улицу, мы – за ним, а вслед нам неслось:

– Только посмейте появиться в этой аптеке! Враз в милицию сдадим!..

Но хули нам тетка со шваброй?.. Или без швабры, но со скалкой? Да по хую она нам уже была! Ведь вырубили мы уйму салюта! Этого же… На неделю хватит!

На неделю, конечно, не хватило. В три дня протрескали.

Но методика нам понравилась. И с тех пор стали мы разъезжать по Москве… Аскать салют по подъездам, прикрываясь заболевшими братиками-сестренками.

Года четыре мы так делали. А к пятому курсу торчать как-то незаметно перестали.

Вот так-то. Лет десять уж прошло с той поры. Да, больше, уж!