Монастырь - Ширянов Баян - Страница 92

Здесь тоже лучший лекарь – время. Вещество выйдет из организма, если уж ты жив, то передозировки не было, и все вернется на круги своя.

Возникает вопрос, где и как ты мог его употребить? И не только ты, но и вместе с тобой еще несколько сотен человек. Можно, конечно проработать вариант некой диверсии. Злоумышленник подсыпает в чан с супом каких-то десять грамм LSD-25. Весь лагерь вповалку, все в путешествии. Но пока мне не приходит в голову ни одной версии, кому и зачем все это делать. Впрочем, их придумывать я оставлю тебе.

Второй вариант самый экзотический. Известно, что некоторые виды электромагнитного излучения способны вызывать массовые галлюцинации. А в том, что она действительно была массовой, и что все видели одно и тоже, можешь не сомневаться. Не ты первый пришел сегодня с такими проблемами.

Тут Игнат Федорович не выдержал и воскликнул:

– Так чего ты мне голову морочил?! Неврозы, психозы…

– Сейчас, – спокойно пояснил Поскребышев, – я подхожу к тебе комплексно и непредвзято. Я надеялся, ты оценишь такую мою любезность.

Лакшин фыркнул, а Михаил Яковлевич, невозмутимо продолжил:

– Насколько мне известно, на этой основе разработано так называемое психотронное оружие. Официально, ты знаешь, оно запрещено, но некие секретные исследования все равно постоянно ведутся. Возможность того, что некие органы избрали нашу колонию для негласных экспериментов, уничтожающе мала, но в потенциале, и вероятность этого на порядок выше чем предыдущей посылки, может произойти спонтанная генерация этих частот неким естественным путем. Под последним, я понимаю их случайную, не запланированную изначально генерацию как природными, так и техногенными факторами.

Тут надо пояснить, что в идеале все взаимодействует со всем. Вопрос лишь в том, чтобы заметить эти взаимодействия. Вот и предположим, что, скажем, котельная, будучи расположена в определенном месте посреди монастырских стен, с ними взаимодействует и тем самым порождает инфразвуковые колебания, разрушающе действующие на психику. Теперь предположим, она взрывается. В момент взрыва их мощность катастрофически увеличивается, и та порция облучения, на которую раньше уходили годы и месяцы, получена нашим лагерем за секунду. Вот люди и сходят с ума.

И, наконец, самое невероятное. Действительно близится конец света и перед финалом на самом деле активизировались все эти призраки, привидения, души мертвых и прочая потусторонняя нечисть, чему мы все и стали свидетелями.

Видя, что лепиила закончил, Игнат Федорович ехидно поинтересовался:

– И какой же из этих сценариев, на твой просветленный и просвещенный взгляды, истинный?

– Я думаю, – чуть ли не по буквам произнес Поскребышев, – что каждый понемножку.

– Но как такое может быть? – Недоумевая, возгласил кум.

– Очень просто. Окружающий нас мир – не линейная формула. В нем реализуются сразу и все возможности. Некоторые, правда, в исчезающе малых пропорциях.

– Нет, ты сам бредишь! – В возбуждении, майор встал, подошел к окну. – Сам посуди, я же не мог съесть никакого наркотика! И…

– И сахар в определенных условиях может стать наркотиком. Скажу больше, галлюциногеном! – Таинственно провозгласил Михаил Яковлевич и тут же пояснил. – Для диабетика, например.

– Но это же особые… – Попытался возразить Лакшин, но его безапелляционно перебили:

– Все ситуации особые!

Игнат Федорович, закрыв рот, вынужден был согласиться с этим тезисом, но другие возражения уже прокладывали себе дорогу:

– Так не хочешь же ты сказать, что привидения реальны?

– Что есть реальность? – Философски заметил Поскребышев. – Не будь ты законченным материалистом. Маркс, между прочим, Карл который, активно увлекался спиритизмом.

– К черту Маркса! – Рявкнул Лакшин, не задумываясь над тем, что за эти слова, если они дойдут до замполита, он может получить, по меньшей мере, выговор по партлинии. – Ты меня уже совсем запутал. Как одновременно я мог сожрать нечто, в данных особых условиях являющееся наркотиком, и при этом подвергнуться воздействию некого излучения, при этом временно сойдя с ума?

– Ты дискретизируешь то, что я тебе сказал. – С терпеливой улыбкой вещал Михаил Яковлевич. – Ты дискретно воспринимаешь окружающее тебя, рубишь своим сознанием тот непрерывный поток, который на тебя сваливается, на небольшие, легкоусвояемые, съедобные части. И поэтому не видишь взаимосвязей.

– А как иначе?..

– Я же, во всяком случае, в данный момент, обладаю непрерывным, континуальным мировосприятием и поэтому могу видеть и факты, и явления в их непрерывном взаимодействии. Причем, если в этой картине видения вдруг чего-то недостает, то я знаю, где конкретно находится эта дырка, и после такого открытия найти недостающее связующее звено уже не представляет особой проблемы.

– И где же во всем этом безумии смысл?

Поскребышев хитро взглянул на недоумевающего оперативника:

– А в чем смысл дождя или снега? Ты столкнулся с неким природным явлением. И что толку его описывать, раскладывать на полочки, классифицировать? Его надо принимать так, как оно есть. Не больше и не меньше. Смириться с ним.

– Это что же? – Игнат Федорович исподлобья посмотрел на врача-наркомана. – Сидеть и ничего не делать?

– Отчего? – Удивился медик. – Разве когда тебя застает на улице дождь, если уж развивать эту аналогию, ты делаешь вид, будто ничего не происходит? Нет, ты раскрываешь зонтик, если ты предусмотрителен, или бежишь в ближайшую подворотню и ждешь пока с неба не прекратит литься вода.

– Ага. И сейчас ты мне предложил второй вариант. Отдохнуть в Байкальских подворотнях?

– Так зонтика же у тебя нет. – Развел руками Михаил Яковлевич. – Иначе бы ты ко мне с таким вопросом просто не пришел бы. Или есть у тебя этот зонтик, но ты не знаешь где, или не умеешь его открывать. Вертишь в руках, как бесполезный предмет…

– Ладно, хватит… – Прервал лепилу Лакшин. – Анализ я твой слышал. Вывод тоже. В общем, пошел расслабляться и получать удовольствие.

Кум натужно улыбнулся, понимая, что будь даже совет Поскребышева именно тем, что ему, оперативнику, необходимо, он все равно не сможет его выполнить в полной мере. Теория звучала прекрасно, но воплощение ее в жизнь вызывало у Игната Федоровича большие сложности. Кроме того, несмотря на то, что Михаил Яковлевич и употреблял простые и понятные слова, но общий их смысл непостижимым образом ускользал от майора. Вместо рационального осмысления речей Поскребышева, Лакшин воспринимал их сугубо эмоционально. Он не знал, правильно ли делает, но почему-то получалось именно так, и начальник оперчасти ничего менять в этом не хотел. Ибо эмоции, которые он выносил из разговора с пронаркоманившимся доктором, были положительные. Однако состояние, в котором сейчас пребывал Игнат Федорович, можно было назвать умиротворенным. И это ощущение тихой радости не смогло поколебать даже появление взмыленного прапорщика.