Золушка из глубинки, или Хозяйка большого города - Шилова Юлия Витальевна - Страница 43

– За то, что ты рядом. Этот город научил меня никому не доверять и рассчитывать только на себя, не думала, что встречу в Москве такую подругу, как ты. Даже странно как-то для этого города. Спасибо.

– Да прекрати ты меня благодарить, мы же с тобой подруги! Если бы я попала в беду, ты бы меня бросила?

– Нет, – убежденно сказала я.

– Тогда в чем дело? Это дружба, и не надо никаких высокопарных слов и благодарностей. Если люди дружат, значит, они друг на друга могут рассчитывать. Или я что-то неправильно говорю?

– Ты говоришь все правильно.

– Света, я, конечно же, счастлива оттого, что ты осталась жива, но не сказать тебе то, что ты дура, не могу. А ведь ты дура!

– Я знаю, – всхлипнула я.

– Еще какая дура. Это надо же было так глупо с собой поступить!

– Правильно, поругай ее посильней, – дала о себе знать подслушивающая разговор соседка. – Разве можно так распоряжаться собственной жизнью?! Ей мать не для того жизнь давала, чтобы так из нее легко уходить. Одни жить хотят, да болезнь им не оставляет никаких шансов. А эта – молодая, здоровая и жить не желает. Любовь, видите ли, у нее в одном месте играет. Израненная романтическая душа не выдерживает московской реальности. Нечего тогда было в Москву ехать. Любовь для нее бедой обернулась! Разве это горе? Горе – это когда война и кто-то из близких умирает. А то устроила шоу: если любовь закончилась, то и жизнь тоже. Любовь и жизнь – это разные вещи. Хорошо, когда они вместе идут рука об руку, но это редко бывает, и что, из-за этого всем травиться и из окон выбрасываться? Еще одна недолюбленная и непонятая. Тьфу, смотреть на таких дур тошно и уж тем более лежать с ними в одной палате. Если бы я знала, что меня в палату с самоубийцей поместят, то я никогда бы сюда не легла. Здесь даже атмосфера какая-то неприятная и смертью пахнет. А я люблю жизнь, и для меня воздух этой палаты слишком тяжел.

– Оставьте меня в покое, – дала я отпор раскритиковавшей меня в пух и прах женщине и тут же добавила: – Отстаньте от меня со своими нравоучениями: так можно, а так нельзя. Я сама во всем разберусь – это моя жизнь, и вас она не касается.

– Разберешься, как же. Мы уже имели честь убедиться в том, как ты с ней разбираешься, – никак не соглашалась оставить меня в покое соседка. – Угораздило же меня лечь в одну палату с самоубийцей. Как только такое врачи допустить могли?! Ее надо класть с ей же подобными.

– Если вас что-то не устраивает, то перейдите в другую палату, – не могла не заступиться за меня Дарья. – Это ваше право.

– Мест нет.

– Тогда соблюдайте правила поведения в медицинском учреждении и не мешайте нам разговаривать. Вы были бы очень любезны, если бы не встревали в наш разговор.

Недовольная женщина что-то пробурчала себе под нос и взяла в руки книгу. Даша наклонилась ко мне как можно ближе и заговорила почти шепотом:

– Светка, я сейчас не хочу уподобляться твоей соседке, но все же не могу не сказать, что отправлять себя на тот свет из-за мужика – последнее дело.

– Не из-за мужика, а из-за любимого мужчины, – поправила я ее.

– Какая разница?

– Большая.

– Ни один мужик этого не стоит. Слышишь, ни один! Хоть любимый, хоть нелюбимый. Я надеюсь, что ты просто была пьяна и искренне раскаиваешься в том, что сотворила.

– Даша, я беременна. Уже три месяца. Меня в последнее время немного подташнивало, но я не придавала этому значения.

– Я знаю. Я тебя поздравляю!

– Ты это серьезно?

– Конечно, а ты что, разве не рада?

– А ты считаешь, что в моей ситуации можно этому радоваться? – удивленно спросила я Дашку.

– Мне кажется, что этому событию радуются в любой ситуации. Если бы ты не хотела ребенка, то ты бы предохранялась. Ты же прекрасно понимаешь, что иногда после интимных отношений с мужчиной появляются дети. Если тебе ребенок сейчас не в радость, то почему ты не предохранялась? Ведь вся ответственность за это должна лежать на наших плечах, но никак не на плечах мужчины. Сейчас даже совсем юные девчонки думают о том, как бы не забеременеть.

– Я не знала…

– Что ты не знала? – с грустной усмешкой спросила меня Дарья. – Ты не знала о том, что от занятий сексом бывают дети?

– Я не знала, что нужно предохраняться.

– Как не знала? Так не знала или не хотела об этом думать?

– И то и другое.

– А как же с другими мужчинами? Ты всегда так безответственна?

– А других мужчин не было.

– Как не было?

– Так, не было.

– Так он у тебя первый, что ли? – опешила Дашка.

– Первый, – кивнула я и ощутила жуткую неловкость.

– Ну мать, ты даешь!

– У меня до него не было никого: я в Москву девушкой приехала.

– И все же я поздравляю тебя с беременностью. Аборт уже делать поздно. В любом случае придется вынашивать. Ребенок от любимого человека – это не так уж и плохо.

– Говорят, можно вызвать искусственные роды на шестом месяце и избавиться от ребенка.

– Это если у тебя будут противопоказания. А если нет, то зачем от него избавляться, он же не виноват в твой собственной глупости?

– Страшно мне все это. Я не готова к такому повороту событий. Ни жилья, ни денег, ни прописки – ничего нет.

– Про это будем думать позже. Мы еще не знаем, навредило ли то, что ты с собой сотворила, твоему ребенку или нет.

– Даша, и все же, как ты здесь оказалась?

В моей памяти возникали какие-то смутные отрывки. Я вдруг вспомнила, что последнее, что я еще могла видеть, перед тем как потерять сознание, так это лицо мужчины. Я видела его ровно два раза: один раз в театральном институте, а другой на квартире у деда, когда стояла за дверью. Если я не ошибаюсь, то этого человека зовут Матвей. Точно, Матвей. Его так называл его товарищ.

– Даша, я плохо что-то помню. Виски. Очень много виски, почти бутылка. И таблетки. Самые разные. Я позвонила Диме, но его мать не позвала его к телефону. Она сказала, что если я не забуду его телефон, то она позвонит в милицию и меня выкинут из Москвы. А потом кто-то позвонил в дверь: на пороге стоял мужчина. И все, больше ничего не помню. Что было дальше?

– Ты знаешь, я как будто чувствовала, что с тобой что-то случится. Я когда еще тебя до дома везла, то думала о том, что тебя лучше не оставлять наедине с самой собой. Когда человек в критическом состоянии, он может натворить все, что угодно. На тебе лица не было. Одним словом, я тебя домой отвезла, доехала до своего дома и почувствовала какой-то страх. Я вдруг поняла, что поступила неправильно, что друзья так не поступают, что я не имею морального права сейчас оставить тебя одну. Я уже машину на стоянку поставила, дошла до своей квартиры, но тут меня прямо переклинило. Я развернулась и побежала на стоянку, села в машину и поехала обратно. – Даша наклонилась ко мне как можно ближе и, покосившись на читающую книгу соседку, шепотом заговорила: – Я в твой подъезд захожу и ничего не понимаю. Ты лежишь на лестничной площадке, а над тобой мужчина стоит. В его руках пистолет.

– Пистолет?!

– В том-то и дело, что пистолет! Ты только представь, как меня затрясло, когда я такую картинку увидела. Меня охватил не просто страх – меня охватил панический ужас. Я подумала, что мужчина уже тебя убил, и как заору на весь подъезд:

– Люди добрые!!! Пожар! Горим! В доме пожар!!! Горим!!!

– А почему именно «Пожар»?

– Потому что когда кричишь «Пожар», все люди из своих квартир выскакивают, а когда кричишь, что человека убили, никто не выйдет.

– Логично.

– Да это уже не мной одной проверено. Если что-то случилось, нужно всегда кричать: «Пожар!» Даже если тебя и в самом деле убивают. Другого способа вытащить наших людей из своих квартир нет.

Заметив, что я сильно напряжена и вздрагиваю от каждого слова, Дарья взяла меня за руку и, наклонившись как можно ближе, тихо спросила:

– Что с тобой? Тебе плохо?

– Я бы соврала, если бы сказала, что мне хорошо. Что было дальше?

– Мои крики возымели действие: не медля ни единой минуты, люди защелкали замками своих квартир и, ошарашенный моим гениальным ходом, стоящий прямо над тобой мужик сунул пистолет в карман и бросился прочь. Пробегая мимо меня, он успел крикнуть: