Раба любви, или Мне к лицу даже смерть - Шилова Юлия Витальевна - Страница 4

Примерно через полчаса вернулся Петрович. В руках он держал небольшую бутылочку дорогого коньяка и нарядную коробку конфет.

– А это что? – поинтересовалась Танька.

– А это, девочки, коньяк, который стоит столько же, сколько я получаю в месяц.

– И кто тебя так подогрел?

– Бандит, который лежит в палате люкс.

Девчонки схватили бутылку и стали ее рассматривать, словно это была антикварная вещь. Я взглянула на довольного Петровича и улыбнулась.

– Это что, взятка?

– Может, и взятка, – засмеялся Петрович. – Я ему сделал обезболивающий укол и проболтался, что у нас небольшой сабантуй. Он достал коньяк с конфетами и сказал, чтобы я поздравил именинницу от его имени.

– Вот это я понимаю, настоящий мужик! – восторженно произнесла Танька. – При деньгах и, самое главное, не жадный!

Петрович откупорил бутылку и разлил коньяк по рюмкам.

– Ну что, девчата, попробуем напиток богов? Я такой и не пил никогда. Почаще бы к нам бандитов клали, мы бы не только коньяк за полторы тысячи пили, но и осетриной с черной икрой закусывали.

Я выпила рюмку и одобряюще качнула головой.

– Вкусно.

– Вкусно, – согласились остальные и за несколько минут опустошили бутылку.

Глава 2

Чуть не заснув за столом, я пришла к выводу, что пора закругляться, и отправилась в свое отделение. Перед глазами мелькали красные круги, ноги совершенно не хотели слушаться. Из головы не выходил этот чертов мордоворот вместе с той загадочной кралей, которая к нему приезжала. Интересно, кем она ему приходится? Наверное, жена. Пусть только попробует еще хоть раз взглянуть на мои ноги, я сделаю так, что у него не только яйцо опухнет, но и еще кое-что! Я засмеялась и открыла стеклянную дверь своего отделения. В коридоре горел тусклый свет, не было слышно ни единого звука. Больные у меня дисциплинированные и режима не нарушают. Дойдя до раздевалки, я почувствовала, что сейчас упаду, и стала лихорадочно искать выключатель. Неожиданно кто-то зашел следом за мной и резко придавил меня к стене. Я вздрогнула и хотела закричать, но тут зажегся свет, и я увидела смеющегося мордоворота.

– Ну что, здорово я тебя напугал?

– Придурок!

– Ой, Маша, да ты совершенно пьяная! – заржал он.

– Не смешно. Оставь свои штучки для кого-нибудь другого, а меня пугать не смей! Я сама кого хочешь напугаю. Ты лучше бы свое яйцо лечил, а не по отделению гарцевал, словно рысак!

– Я его и так лечу, – обиженно протянул мордоворот.

– Учти, ему покой нужен. Спи больше, быстрее пройдет…

Не успев договорить последнюю фразу, я рухнула на пол. На лбу выступили капельки пота, а к горлу подступила тошнота.

– Ну ты даешь! Разве можно на работе так пить!

Я попыталась встать, но ноги не хотели слушаться. Мордоворот взял меня на руки и понес в свою палату. Нахмурив лоб, я строго произнесла:

– А ну-ка быстро поставь меня на пол!

Мордоворот никак не отреагировал на мои слова.

– Поставь меня на пол, я кому сказала!

– Кончай орать, а то щас все отделение разбудишь!

Открыв дверь палаты, он отнес меня в ванную и быстро сделал раствор из марганцовки.

– Что это? – Я держалась за батарею и с интересом наблюдала за его действиями.

– Ты же медик, должна знать, что марганцовкой чистят желудок.

– Он у меня не засорился.

– Я бы этого не сказал. Давай пей, а то мне придется прочистить тебе не только желудок, но и мозги. Вы всегда так дни рождения справляете? Ну, блин, а если какому-нибудь пациенту ночью плохо станет и помощь понадобится, каким образом ты будешь ее оказывать, если тебя саму надо откачивать?!

– Это все бабулькина самогонка. Больно ядреная, пить невозможно.

– Я думал, что все медики пьют только разбавленный спирт.

– Ну и спирт тоже.

– Я же дал вам бутылку нормального коньяка.

– Там народу больно много, твой коньяк даже распробовать не успели.

– Ну вы и пьете!

Я съехала по стене и приземлилась рядом с унитазом. Мордоворот стал поить меня марганцовкой. Когда мне немного полегчало, я вышла из ванной и села в мягкое кресло. Мордоворот взял меня за подбородок и вгляделся в мое лицо.

– Ну вот, даже румянец появился. Вроде бы возвращаешься к жизни.

– Руки убери.

– Не понял. Я же тебя спас, можно сказать.

– Это не дает тебе права меня трогать.

Мордоворот сделал кислую физиономию и пожал плечами.

– Почему ты никогда не называешь меня по имени?

– Потому что ты лежишь в нашем отделении всего один день. Я, может, еще не успела запомнить твое имя.

– Я же тебе говорил, что меня зовут Илья.

– Илья, будь другом, свари кофе. Я смотрю, тебе кофеварку принесли.

Мордоворот улыбнулся и стал делать кофе.

– А ты красивая.

– Спасибо. Говорят, что к тебе сегодня еще красивее приезжала.

– Алка, что ли?

– Не знаю, Алка, Галка, мне разницы нет.

– А мне кажется, ты ревнуешь.

– Вот еще! Чтобы ревновать, надо к человеку хоть что-нибудь чувствовать, а я к тебе совершенно равнодушна.

Илья поставил на стол чашечку кофе, сел на ковер и обхватил руками мои коленки. Я покраснела, но почему-то не оттолкнула его.

– А ты в этом уверена? – тихо спросил мордоворот и пристально посмотрел мне в глаза.

– В чем?

– В том, что совершенно ко мне равнодушна.

– Уверена.

– А мне кажется, наоборот. Ты стала ко мне кое-что чувствовать сразу, как только меня увидела. Ты же не зря выбежала со своей подружкой в приемный покой на меня поглазеть.

Я покраснела еще больше и растерянно произнесла:

– Это все Танька! Она меня потащила… Какого черта я поддалась на эту авантюру!

– Может, оно и к лучшему, – усмехнулся мордоворот.

– Не говори ерунды!

Я убрала его руки с моих коленей и стала пить кофе. Илья сел напротив.

– Ты замужем? – спросил он.

– Разведена.

– Такая молодая и уже успела побывать?

– Дурное дело нехитрое.

– А бывший муж где?

– Объелся груш. Какая тебе разница?

– Просто интересно.

– Тебя это совершенно не касается.

Посмотрев на тумбочку, я вздрогнула. Как и говорила баба Люба, на тумбочке лежал пистолет, спрятанный в кобуру.

– Настоящий?

– Понятное дело, что не игрушечный.

– Зачем он тебе?

– Ну а ты сама как думаешь, для чего нужен пистолет?

– Для того, чтобы стрелять.

– Правильно.

– Ты хочешь сказать, что собрался палить в моем отделении?!

– Пока нет, – засмеялся Илья.

– Как это «пока»?

– Пока все спокойно.

– А что, разве может быть неспокойно?

– Вполне. Я же не знаю, что будет завтра?

– А что будет завтра? – не унималась я.

– Может, ко мне в больницу мои враги пожалуют.

– Что, и такое может быть?

– Вполне.

– Побыстрее бы твое яйцо приняло прежнюю форму и тебя выписали, – в сердцах произнесла я.

– Это зависит от вас, медиков. Пока оно без изменений, – нарочито вздохнул Илья.

– Что, совсем не уменьшилось?

– Ни на сантиметр. У меня и так яйца большие, а тут еще раздуло, как у слона, прикинь, каково мне ходить? Хочешь, покажу?

– Не вздумай!

– Я же как медику.

– Ну и что, я же не врач и в этом ничего не соображаю.

– Мне пока только уколы делают и таблетки дают, правда, на завтра еще прогревание назначили. Может, массаж нужно попросить?

– Какой еще массаж?

– Непосредственно в области поражения, – хмыкнул Илья.

– Да пошел ты!

Я встала и направилась к выходу.

– Ты что, обиделась?

– Я на идиотов не обижаюсь. Ложись спать, а то завтра не встанешь. Твоему яйцу покой нужен и отдых. Это и есть лучшее лекарство.

Добравшись до сестринской комнаты, я завалилась на кушетку и крепко уснула. Без пятнадцати шесть зазвенел будильник. Я встала, привела себя в порядок и отправилась делать уколы. Проходя мимо палаты люкс, почувствовала, как учащенно забилось сердце, и мысленно выругала себя за слабоволие.