Исповедь грешницы, или Двое на краю бездны - Шилова Юлия Витальевна - Страница 15

Я подумала о своем муже и почувствовала, как у меня вновь закололо сердце. Если сделать так, как хочет Роман, то я должна сказать мужу то, что сказать не могу. Как я могу сказать ему о том, что его идеальная во всех отношениях супруга погрязла во лжи, что у меня необычайно талантливо получается врать, что обман стал моей визитной карточкой и я смогла преподнести этот обман как прямой и кристально честный. И все же я запуталась в собственной лжи и не могла понять, что со мной происходит. Как объяснить то, что, живя спокойной жизнью со своим чересчур хорошим мужем, я смогла встретить мужчину, с которым вокруг меня растворялся весь мир, дробился на сотни мелких осколков, а единственной реальностью были его горячие, зовущие губы и его сильные, но такие нежные руки. А еще я никогда в жизни не целовалась так сильно, чтобы болели и распухали губы… С мужем наша близость проходила практически без поцелуев. А с Ромкой… С Ромкой мы целовались не останавливаясь, словно собирались отнять друг у друга губы, до полного изнеможения и упадка сил. Его пальцы умели доставлять мне такое наслаждение, о котором я никогда не знала ранее.

Потрогав опухшие губы, я слегка опустила глаза и сказала фразу, которая стоила мне огромных усилий:

– Ром, надо завязывать с нашими отношениями.

– Как, просто взять и завязать?!

– Одним махом.

– Словно ничего и не было? – не верил в реальность моих слов Роман. – Ты приняла решение? Надо же, а когда-то ты говорила мне о том, что мы с тобой никогда не расстанемся.

– Понимаешь, Витьку жалко.

– Витьку, говоришь, жалко?! – Роман моментально изменился в лице, и его подбородок слегка затрясся.

– Жалко. Мне кажется, что он о чем-то догадывается. Просто мне ничего не говорит.

– А меня тебе не жалко?

– У тебя есть Лена, а у Витьки, кроме меня, никого нет.

– Если у тебя есть Витька, а у меня Ленка, тогда какого черта мы вообще начали наши отношения?

– Это было против природы и реальности. Какой-то вихрь страстей. Мы не могли ему противостоять.

– А сейчас? Сейчас этот вихрь страстей закончился? Быстро же у тебя все проходит. Подуло… Задуло… И нет ничего. Так?

– Нет, не так. Ничего у меня не задуло, а, наоборот, еще больше раздуло.

– Что-то я этого не замечаю. Почему же ты тогда расстаться хочешь?

– Потому, что больше так продолжаться не может. Давай попытаемся это пережить вместе. Давай ты поможешь мне, а я тебе.

– Я не «скорая помощь». В общем, ты решила остаться с мужем?

Мне показалось, что еще немного, и он даст мне пощечину.

– Решила, – с трудом выдавила я из себя и проглотила слезы.

– Тогда желаю тебе счастливой семейной жизни!

Роман повернулся ко мне спиной и пошел к отелю. Я смахнула слезы и крикнула ему вслед:

– Рома!

Он тут же остановился и посмотрел на меня взглядом, полным надежды. Его глаза блестели, а это значит, что в них тоже стояли слезы.

– Я по поводу турка. Если вдруг нас зацепит полиция, то мы до последнего идем в отказ. Мы ничего не видели и ничего не слышали! И не вздумай улетать раньше времени. Это будет слишком подозрительно.

Роман усмехнулся и процедил сквозь зубы:

– Да пошла ты… Я думал, ты хочешь сказать что-то другое… Я действительно тебе верил и думал, что ты меня любишь…

Я смотрела вслед уходящей фигуре и вытирала глаза, которые просто заливались слезами. Одному богу известно, как мне хотелось все бросить, побежать следом за ним, броситься ему на шею и кричать во все горло, пока у меня не дрогнет, а затем и вовсе не сорвется голос: «Я люблю тебя! Я люблю тебя! Господи, как я тебя люблю!»

Я жалкая, ничтожная дрянь, которая в силу своей трусости принадлежит к типу тех женщин, которые годами уходят от мужа. Я боюсь что-то менять. Я боюсь поставить на карту все во имя любви. Я боюсь сказать мужу правду. Я очень боюсь. До дурноты, до потери сознания, до темноты в глазах… Я боюсь… Я привыкла ко лжи. Как же к ней быстро привыкают. Как же быстро. Уже не я сама руковожу своей ложью, а моя ложь руководит мной. Все мое детство мать учила меня честности и всегда говорила, что за любую ложь обязательно придет расплата. Мать всегда гордилась тем, что я не могла врать. Никогда. При любых обстоятельствах я всегда говорила ей правду. Даже когда получала двойки, я не вырывала страницы из своего дневника, ничего не скрывала, а говорила все именно так, как оно есть.

Значит, по маминому раскладу, впереди меня ждет расплата. Но я постараюсь все исправить. Я обязательно постараюсь. Я постараюсь возвратиться к своему мужу, но смогу ли я возвратить наши с ним прежние отношения и смогу ли я возвратить ту любовь, которую я задушила своими собственными руками и которой у меня уже нет? Можно ли жить с человеком из чувства долга, жалости, вины, осознавая, что другого выхода нет? Слишком много вопросов и совершенно никаких ответов…

А может быть, плюнуть на все и развестись? Плюнуть на что?! На несколько лет брака? На человека, который находится от меня в моральной зависимости и каждый день твердит мне о том, что не сможет без меня жить? На дочь, которая сильно привязана к своему отцу и никогда не простит мне этого шага? На клятвенные обещания своему мужу прожить с ним всю жизнь в любви и верности? Слишком много придется плевать. У меня просто не хватит слюны…

Я пошла по выложенной дорожке и почувствовала, как мне холодно. Майские ночи в Турции никогда не отличались теплом, а этой ночью похолодало еще больше. Махровый халат потерял привычное тепло, а морская сырость пронзала каждую его ниточку.

«Боже мой, как холодно, – подумала я и ускорила шаг. – А может быть, не так уж и холодно. Может быть, это нервы… Скорее всего, это нервы. Обыкновенные нервы…»

Затянув пояс халата потуже, я обернулась и увидела, что рядом с тем самым лежаком, где мы совсем недавно с Ромкой занимались любовью, стоял какой-то человек, одетый во все черное. На глаза была натянута черная кепка. Казалось бы, что тут такого, многие отдыхающие прогуливаются ночью на море, тем более скоро рассвет… Я не видела глаз этого человека, но чувствовала, что он смотрит мне вслед. А может быть, мне просто показалось, померещилось, надумалось? Может быть, человек совершенно случайно подошел к тому лежаку, на котором мы занимались любовью? А может быть, он что-то видел?.. Все может быть… Может быть…

Еще раз обернувшись, я вздрогнула – незнакомец в знак приветствия махнул мне рукой. Может быть, он ошибся и с кем-то меня перепутал? А может быть… Мне стало действительно страшно, и я ускорила шаг. А затем… Затем, когда мое сердце застучало, я побежала, вернее, бросилась со всех ног в направлении своего отеля…

Я отдышалась только тогда, когда добежала до дверей своего номера.

Это нервы. Это просто нервы, говорила я сама себе, стараясь успокоиться. Подумаешь, какой-то мужчина махнул мне рукой. Быть может, он видел меня где-нибудь в баре? Быть может, на пляже? Да мало ли где мы могли встретиться. Территория отеля очень большая. Многие отдыхающие знают друг друга в лицо. И чего я так испугалась? Нужно выпить успокоительную микстуру, которую мне выписал врач, иначе можно довести себя до критического состояния. Надо брать себя в руки, а то еще немного, и я начну бояться собственной тени.

Увидев, что в дверь моего номера воткнута записка, я тут же перевела дыхание и дрожащими руками достала ее из-за дверной ручки. Я не сомневалась в том, что Виктор проснулся, заметил мое отсутствие и тут же отправился на мои поиски, предварительно написав мне записку. Осторожно развернув мятый листок, я облокотилась о стену и почувствовала, как у меня все поплыло перед глазами. На смятом листке какими-то корявыми буквами была написана всего одна фраза: «ПРИВЕТ С ТОГО СВЕТА. ИКСЕЛЬ».

Прочитав записку, я перестала видеть коридор. Стены стали какими-то расплывчатыми, потеряли свой цвет и просто пропали. Висящие сверху лампы заметно побледнели и слились в одно непонятное пятно. Мое состояние было подобно тому, когда человеку вводят наркоз. Он еще что-то видит, слышит, улавливает обрывки фраз, но уже не может это осмыслить и понять. Казалось, будто я на другой планете, где нет того жуткого озера, куда мы поехали ловить рыбу, бурной встречи с Романом и увидевшего нас турка, который расплатился за то, что видел, своей собственной жизнью…