Пятая Космическая - Шалыгин Вячеслав Владимирович - Страница 65

– Вы загадочный человек, герр Даймонд. – Канцлер задумчиво взглянул на Советника. – Иногда мне кажется, что вы действуете в интересах какой-то третьей стороны, абсолютно не заинтересованной в победе, как Федерации, так и Альянса.

– Разве ваша собственная позиция не совпадает с моей?

– Руру выгодна война, но всему есть разумные пределы.

– Прибылям пределов нет, – уверенно отрезал Даймонд. – Это я вам говорю, как крупный акционер РУСТа.

– Я помню об этом, герр Даймонд, и поэтому могу понять вашу мотивацию. В противном случае я счел бы, что вам просто... нравится, когда гибнут люди, а это, согласитесь, нечто нездоровое.

– Герр Хартманн, – Голос Даймонда заледенел. – Я понимаю, что вы расстроены, но прошу держать свои размышления при себе. Я тайно владею десятью процентами акций вашей компании, а это вдвое больше, чем у любого другого акционера. И кроме ваших акций у меня в портфеле лежит треть всего остального капитала Колоний. Я вам не коммивояжер с Медеи! Так что будьте повежливее!

– Прошу прощения, – Хартманн опустил потемневший взгляд. Никто не орал на канцлера уже давно. – Решающее слово за Советом, герр Даймонд.

– Герр канцлер, – марсианин подался вперед, – не держите меня за идиота! Ваш Совет управляет производством, а не планетой. Завтра на Рур прибудет группа инструкторов, которые начнут подготовку центров переправки отсюда диверсионных групп, под видом членов экипажей торговых транспортов, на планеты Федерации.

– И кто возглавит штаб, сам Стивенсон или Дюссон? – канцлер наконец сдался.

– Маршалу поручено руководить подготовкой групп на Марсе. Здесь диверсантов будут только «доводить до кондиции», «легендировать» и отправлять за кордон. Начальником перевалочного пункта станет майор Джемисон. Это самый надежный и опытный из людей Стивенсона. Ему генерал доверяет, как себе.

– Мне нужно подумать, герр Даймонд.

– Ради бога, – разрешил марсианин. – Только не затягивайте. Это не в наших с вами экономических интересах...

...Советник канцлера Штеер, в прошлом легальный офицер Абвера, а ныне агент военной контрразведки в свите канцлера, остановил запись. Этого марсианина он уже видел и слышал, даже общался с ним, но вот где и когда? Если судить со слов самого Даймонда, в приемной у Хартманна. Возможно, это была вовсе не мимолетная встреча, но Штеер абсолютно ничего о ней не помнил. Не странно ли?

Впрочем, сейчас это было не так важно. Важнее то, что мистер Даймонд пытался вовлечь Рур в новую авантюру. В диверсионную войну против землян. Дело пахло серьезными неприятностями. Не то чтобы у затеи Даймонда не было перспектив. Во многом он был прав – Федерация ослаблена войной, политически неустойчива, маршал Дюссон может обеспечить диверсионные группы крайне важными сведениями, а сами диверсанты в марсианской разведке всегда были хорошо подготовленными и грамотными, но... Все эти вроде бы железные аргументы были нанизаны на очень непрочную нить ложных мотивов. Прибыль тут была явно ни при чем. Этот Даймонд хотел чего-то другого. Чего?

Штеер прокрутил последний фрагмент. Джемисон... как тепло Советник отозвался о Джемисоне – этом явно больном типе, Мяснике, забивавшем до смерти и пленных, и сограждан, а потому известном далеко за пределами Лидии и даже Альянса. Известном в узких кругах сотрудников контрразведки, конечно.

«Если Хартманн соберет на Руре целую армию такого сброда, в первую очередь не поздоровится нам самим».

Штеер задумчиво взглянул в окно. На центральный район РУСТа спускалась ночь. Вроде бы обычное дело, но сейчас Штееру показалось, что есть нечто зловещее в этом угасании света и наступлении власти чего-то неведомого, холодного, сонного. Наверное, такие мрачные мысли возникали по аналогии с надвигающимися проблемами. Этот герр Даймонд прямо-таки олицетворял надвигающуюся на Рур тьму. Он толкал планету к пропасти, и канцлер Хартманн почему-то не мог ему противостоять. А раз так, канцлеру следовало помочь. Ну, а кто помощник лучший, чем Абвер – контрразведка небольшой, но вполне профессиональной Национальной Армии? Пусть тайный авангард армии Рура и не воюет, но без дела не сидит. Помешать этому марсианскому инициатору нового поворота во внешней политике Рура для майора Штеера теперь становилось просто делом чести.

8. Июль 2290 г., Каллисто – «Ганимед-4».

Преображенский не надевал китель уже почти полгода. После полевой формы он казался тесноватым, но зато помогал ослабленному организму мобилизоваться. Павел расправил плечи и повернулся к зеркалу боком. Здесь, в офицерской кают-компании хирургического блока ГК «Бурденко», зеркало было хорошим, в полный рост. В такие зеркала Преображенский не наблюдал себя тоже не меньше полугода. Выглядел он вроде бы неплохо. Похудел, но не осунулся, в висках пробились первые сединки, но в целом – хоть на парад, хоть под венец. От последней мысли в душе потеплело. Павел покосился на Яну:

– Ну, как?

– Я не сомневалась, что ты герой. – Яна улыбнулась. – Когда ты успел заслужить столько наград?

– Сам не знаю. – Павел коротко рассмеялся. – Просто воевал, а мне за каждый чих вешали, не спрашивая. Гордеев у нас щедрый на рапорты о представлении.

– Не слушайте его, Яна, – процедил развалившийся в кресле Бородач. – От Гордеева устной благодарности не дождешься, не то, что ходатайства о представлении к награде или внеочередного звания. Каждая медаль на груди у этого бравого подполковника – кровь, уж поверьте. Да и в штаб-офицеры к тридцати трем не каждый пробивается. Ты, орел, новый крест прикручивать собираешься?

– Дома прикручу, – отмахнулся Преображенский.

– Отставить! – Бородач осуждающе покачал головой. – А обмыть?

– Помилуйте, Борис Александрович, это же госпиталь, откуда тут «обмыть»? – Павел выразительно выгнул бровь и подмигнул товарищу.

Офицеры, как по команде, уставились на Яну. Павел лукаво, Борис нахально. Та сначала растерянно улыбнулась, а потом кивнула и полезла в шкафчик.

– Только немного, господа офицеры, – предупредила она. – Павел Петрович на реабилитации, а вас, Борис Александрович, вообще пока не выписали!

– Что так в ушах шумит, что этак, какая разница? – Бородач взял у нее небольшую склянку со спиртом и принялся колдовать над приготовлением удобоваримого напитка. – По сто граммов за орден – святое дело. У вас сахар найдется?

– Да. Лимонная кислота тоже. А вы правда награды в стакан бросаете или это только в кино так показывают?

– Даже не знаю. – Бородач усмехнулся. – Я-то в первый раз обмываю. Вон Павел Петрович, видите, сколько раз кавалер, у него спросите.

– Кавалер? А-а, в смысле орденов.

– В смысле них самых. – Борис рассмеялся.

– Вы, сударь, шут. – Павел одернул китель. – У самого этого добра не меньше.

Он принял из рук товарища пластиковый стаканчик и опустил туда орден.

– Служу Отечеству!

Яна лишь осторожно пригубила (у ее поколения было модно воздерживаться от употребления спиртного), а офицеры выпили до дна. Девушка тотчас попыталась налить им в стаканы тоника, но они отказались.

– И так разбавил, – хрипловато сказал Бородач. – Во сколько челнок вылетает?

– В пятнадцать тридцать. – Преображенский все-таки запил. – Еще час в запасе. Яна, ты собралась?

– Я... почти. – Девушка встала, но ушла в свою каюту не сразу. – Вы только не злоупотребляйте, хорошо? А то, как я тебя родителям предъявлю?

– У меня родители понимающие. – Павел погладил ее по руке. – Не волнуйся, двести граммов нас не свалят.

– Я быстро. – Яна вышла.

– Хорошая девушка. – Борис задумчиво взглянул на дверь. – У тебя с ней серьезно?

– Неделикатные вопросы задаете, ваша светлость. – Преображенский жестом предложил снова налить. – Тоньше надо быть.

– Так ведь, какие из нас на самом деле князья, ваша светлость? Только по «грузовым манифестам», в смысле – по родословным. Я тебе скажу по секрету, я вообще сомневаюсь, что у меня в роду дворяне были.