Инстинкт гнева - Шалыгин Вячеслав Владимирович - Страница 66

Ухмыляющийся Паша проследил, как совершенно растерянный Виктор одним глотком, без тоста или приглашения составить ему компанию, выпивает свою порцию, и налил еще. Островский и мастер Чесноков пригубили коньяк чисто символически. Сейчас им было не до дегустации. Оба с неподдельным интересом смотрели на Виктора. Что видели – вопрос, но смотрели во все глаза, как на бесценную картину.

Туманов молча «махнул» еще рюмку, зажевал лимоном и только после этого сумел, наконец, задать вопрос:

– Так я жив или нет?

– Живее всех живых, – хмыкнул Павел. – Будь ты трупом, кто бы стал на тебя коньяк переводить?

– Я не тебя спросил, большой брат, – отмахнулся Виктор и уставился на мастера. – Вы мне скажите.

– Вы живы, – Чесноков снисходительно покивал, ободряюще похлопал Виктора по запястью, затем достал кисет и принялся набивать трубку. Расширять пояснения он, похоже, не собирался.

– Потому, что вы один из нас, – вместо мастера пояснил Островский.

– Неужели? – Туманов усмехнулся. – Разрешите вопрос, чтоб окончательно врубиться, а вы кто?

– Мы бессмертные, – серьезно, но спокойно и без пафоса ответил Островский. – Самоназвание – Вечные.

– Вампиры, что ли?

– Виктор! – бригадир поморщился. – «Тьфу на вас».

– Нет, ну а как еще это понимать? – Виктор пожал плечами. – Я поверю, вы не беспокойтесь. Я много непонятной хрени повидал. Или, может, вы оборотни?

– «Тьфу на вас еще раз». – Островский допил коньяк, будто демонстрируя, что предпочитает кое-что покрепче крови. – Вампиры, оборотни… это сказки, Виктор Алексеевич. Но придумали их с умыслом, и сами понимаете, кто.

– Не понимаю. Кто?

– Наши враги.

– А поточнее?

– Женечка твоя и ее родичи, – встрял Павел. – Что тут непонятного?

– Да ну?! – Виктор после всех пережитых волнений быстро опьянел. – Это значит, двое чокнутых, один просто безмозглый и девчонка-троечница? Верю, такие сказок насочиняют сто томов! А как эти персонажи физически сильны и опасны, даже говорить нечего. Мастер мне уже объяснил. Сколько они народу ухлопали? Десять человек, двадцать?

– Витя, чего ты разошелся? – удивился Павел.

– Чего? А ты не понимаешь, да? Врагов нашли! Малолетку с тремя инвалидами! Толпа здоровых мужиков против детского сада и психбольницы. Достойный противник.

– Виктор, вы просто пока не в курсе, – попытался вставить Островский, но сыщик продолжил «грузить» стушевавшихся собеседников, с каждой секундой усиливая свой «недипломатичный» натиск.

– Не в курсе? Ну да, конечно, я же быдло, халдей, босяк, в ваших кругах не вращаюсь, откуда мне знать все нюансы?! Откуда мне вообще что-либо знать о вас и ваших «врагах»? Это же строжайшая тайна секретного общества… этой… «фабрики звезд», да? А-а, нет, звездного Цеха, верно? Меня до его секретов так вот сразу допускать нельзя. Сначала надо убить для профилактики! Сопли утереть! Хотя какие сопли у бессмертных? Кстати, братья мои вечные, а если вы… мы бессмертные, почему болеем? Особенно с похмелья? И стареем почему?

– У каждого свой возраст Оптимума, – раскурив трубку, снова вступил в беседу Чесноков. Похоже, мастера не впечатлил «натиск» сыщика. Он оставался невозмутимым, как языческое изваяние. – По его достижении все эти неудобства прекращаются.

– А если он в девяносто наступит?

– Не повезет, – мастер обозначил намек на улыбку. – Не бойтесь, Виктор, позже пятидесяти еще никто не достигал Оптимума.

– А как понять, когда наступит Оптимум? Он сам по себе наступает или как в кино – когда впервые «умрешь»?

– Зачем объяснять то, что вы уже и так поняли? – Чесноков пожал плечами. – Вы теперь всегда будете выглядеть сорокалетним мужчиной хоть куда, по человеческим меркам даже очень свежим для такого возраста, а внутри – юнцом. И, поверьте, это лучше, чем «созреть» в двадцать и маяться сотни лет оттого, что тебя не воспринимают всерьез обычные люди.

– И все-таки, этим «лучше» я обязан вашей пуле или судьбе?

– Ваш час пробил, когда вы заподозрили, что у истории с бомжем-спасателем имеется второе дно. В вас проснулся инстинкт бессмертного, учуявшего врага. Один из нас, весьма неплохой поэт, назвал это инстинктом гнева.

– Постойте, а враги тоже бессмертны?

– Нет, и в этом их главная проблема. Все, что у них с нами общего, – инстинкт гнева и Оптимум. Они тоже не с рождения умеют чувствовать приближение Вечных и пользоваться прочими талантами. Только, в отличие от нас, они созревают не к сорока, а к совершеннолетию. Это и понятно, у них не так велик запас отпущенного природой времени. Они живут долго, лет по семьсот-девятьсот, но у них простая человеческая психика, которая устает к пятой сотне даже у самых психологически устойчивых. Мы называем это моральной старостью. Поэтому последние двести-триста лет жизни они практически неопасны. Яркий пример – субъект, прятавшийся в лесу от самого себя.

– Странный? В смысле – Храмовников? Думаете, он действительно сдвинулся?

– Думаю, да, – мастер убежденно кивнул. – Судя по воспоминаниям людей из зарубежных филиалов Цеха, он был хорошим бойцом и неглупым человеком. Триста лет назад он весьма успешно действовал в Англии и ее колониях, затем его след обнаружился в Испании, а в прошлом веке он навел страху на общину Вечных во Франции, но к шестому столетию жизни его обычный человеческий разум элементарно устал. Вот почему ваш подопечный и ушел на покой.

– Предварительно выпустив на вольную охоту троих зверенышей, – добавил Паша. – Хорошо, что ему не удалось найти супружницу своей породы, «странный папа Карло» настрогал полукровок. А то было бы тут «дело под Полтавой».

– А убил его собственный сынок, случайно толкнув под трамвай? – Туманов обвел вечных недоверчивым взглядом. – Невероятное совпадение. А уж сколько трагизма! Хоть мыльную оперу снимай.

– Да, Виктор Алексеевич, редкая ситуация. Его действительно убил сын, но не случайно и не тот, о котором вы подумали. Зачем он это сделал – неизвестно. И почему Храмовников не применил обычную для врага маскировку, мы тоже никогда не узнаем.

– Может, хотел умереть? «Моральная старость» в крайней стадии. Устал от жизни?

– Все может быть. В любом случае, нам это было выгодно. И то, что вскоре не стало еще одного потенциального врага, нам тоже было выгодно. Внутренняя борьба врагов за лидерство помогла нам не только сузить круг поисков, но и сделать их эффективнее, теперь мы можем сосредоточить все силы на одном направлении.

– Думаете… это Женя?

– Мы думаем, это ее брат.

– Вот это да! Он же контуженный!

– Видимо, не настолько.

– Стоп, а если он и ее убьет? Она ведь тоже претендент.

– Пока нельзя точно сказать, как он поступит. Нам неясен его общий замысел. До сих пор он сестру оберегал. Что сделает дальше – большой вопрос. Но бесспорно одно: враг должен быть нейтрализован. Как и кем – не важно. Главное устранить угрозу Цеху.

– А получится?

– Они умирают проще нас, для этого не требуется особого оружия или персонального участия одного из Вечных. Надо только их найти. Собственно, поэтому наш Цех до сих пор существует. Кроме Хамелеонов – так мы называем врагов – нас не может убить никто, а их численность зависит от множества случайных факторов. Вот так и маневрируем из века в век. То они нас «проредят», то мы их.

– С вами… с нами понятно, но они-то почему до сих пор существуют как вид, если их легко убить?

– Легко убить, да трудно отыскать. Думаете, прозвище «Хамелеон» придумано для красоты? Нет, Виктор Алексеевич, достигнув полноценного Оптимума, они обретают способность растворяться в окружающем мире, действительно как хамелеоны. Ученые нашего Цеха бьются над разгадкой их таланта не первое столетие, но пока не нашли ни одной зацепки. Вот почему мы вынуждены идти на любые экстраординарные меры, если поблизости появляются Хамелеоны активного возраста. Если вражеская община становится слишком крупной, нам иногда даже приходится устраивать локальные войны, рассчитывая при этом, что Хамелеона элементарно накроет шальной бомбой.