Чужое наследие - Шалыгин Вячеслав Владимирович - Страница 77

Дверь втянулась внутрь стены до глубины примерно полуметра, а затем отъехала вправо. Изумленный лейтенант вытер о штаны «кожные выделения» вспотевших ладоней и опасливо заглянул в темноту открывшегося коридора.

– Эй…

Звук укатился вдаль. Возвращаться гулким эхом он не спешил. Значит, коридор был длинным и узким. «И уж точно не тупиковый! – подбодрил себя Горохов. – Василий же из него выбрался. Значит, и я не заплутаю».

Он осторожно шагнул за порог.

– Руки вверх, – бесстрастно пробасил кто-то над ухом.

Горохов втянул голову в плечи и поднял руки примерно на тот же уровень. Со стороны его поза должна была выглядеть достаточно смешной, как пародия на стойку тайского боксера. Лейтенант осторожно покосился туда, откуда прозвучал бас. Темнота и что-то поблескивает.

– Я лейтенант Горохов…

– Руки вниз. Лейтенант Горохов. Адъютант Великого Инженера Преображенского. Вы подлежите защите. Следуйте за мной.

Обладатель баса развернулся, и Горохов наконец-то его рассмотрел. Конечно же, это робот технократов. Можно было догадаться по монотонной речевке. Горохов вздохнул с облегчением. Следовать за танком – всегда пожалуйста.

Путь оказался неблизким, да еще и трудным. Дважды пришлось спрыгивать с довольно высоких бортиков или ступеней – в темноте не разберешь. Как удалось не сломать ноги – загадка. Трижды пришлось в темпе ошпаренной собаки и без остановок подниматься по бесконечным винтовым лестницам. Сердце чуть не выпрыгнуло за пазуху, а легкие дышали так, словно от них остались только верхушки, – часто и коротко. И что хуже всего, как только удавалось отдышаться и успокоить «пламенный мотор», робот затевал новое восхождение. Но это еще что! Четырежды на пути возникали какие-то черные провалы, шириной от двух до пяти метров. Переходить через них по перекинутым рельсам, а то и вовсе по скрипящей и стонущей от старости доске было страшно до дрожи в коленях. Перебираясь через ямы, Горохов чувствовал себя цирковым канатоходцем. Робот в этих случаях останавливался, включал прожектор, и световое пятно аккуратно сопровождало лейтенанта весь опасный отрезок пути. Не хватало барабанной дроби, аплодисментов и внезапного яркого света всех прожекторов по завершении трюка. Вместо этого робот и вовсе вырубал свой фонарик, и подземелье снова погружалось в полную темноту. Ему-то было хорошо и так. Он ориентировался по локатору. И преодолевать преграды роботу было проще: он перепрыгивал расщелины с грацией арбалетного болта: бум – распрямилась пружина – бам – приземлился ходячий сейф на другом берегу. И никакого сочувствия к подлежащему защите субъекту. На четвертый раз Горохов, правда, попытался ухватиться за его оружейную подвеску, но робот, почувствовав перегруз, просто не прыгнул. Он терпеливо дождался, когда Горохов ослабит хватку, затем спрятал оружие под бронепластины корпуса и, когда пассажиру стало не за что ухватиться, спокойно прыгнул. Лейтенант только и успел, что возмущенно вякнуть и царапнуть ногтями по обтекаемому боку защитничка. Горохов, конечно, высказал все, что думает о роботе и его создателях, после того, как по шаткому мостику из каких-то металлоконструкций перебрался через провал, но защитника речь не взволновала. Он развернулся и пошагал дальше.

Что оставалось Горохову? Только плестись следом. Спотыкаясь в темноте обо все, что только попадалось, задыхаясь от немыслимой канализационно-мазутной вони и поскальзываясь в лужах каких-то нефтепродуктов, а быть может, дерьма, или их смеси. Роботу и тут повезло гораздо больше. Он, понятное дело, не задыхался, но главное – не скользил. Каждый его шаг был уверенным и четким, почти строевым. В результате очень скоро брызги из-под его могучих ступней окропили Горохова с ног до головы. Но лейтенант уже не матерился, даже про себя. Из двух зол выбирают меньшее. Терпеть и держаться на расстоянии вытянутой руки от надежного проводника или брести в полной темноте, полагаясь на авось. Выбор небогат. Второй путь вел до ближайшего черного провала. А вот первый…

Впереди забрезжил свет. Лейтенант утер рукавом лицо и часто заморгал. Нет, не почудилось. Свет! В потолке зияла круглая, примерно полутораметровая дыра, из которой торчали две ржавые штанги с тремя нижними ступенями простейшей лестницы. Больше всего это походило на примитивный канализационный колодец. Выход! «Робогард» привел к выходу! Ура!

Горохов попытался обогнать железного охранника, но тот не позволил:

– Запрещено программой. Опасная зона. Ждать подтверждения запроса.

– Смерти моей хочешь?! – возмутился Горохов. – Я скоро задохнусь тут от вони!

– Запрос подтвержден. Смерть от вони отменяется. Можете подняться на поверхность.

– Не будь ты роботом, я бы подумал, что ты юморист, – Горохов бросился к металлической лесенке и проворно полез наверх, навстречу дневному свету и потокам горячего чистого воздуха.

Дневной свет заставил лейтенанта на время зажмуриться. Когда же он открыл глаза и сумел хоть что-то рассмотреть, выяснилось, что и это место ему знакомо. Колодец вывел Горохова под купол одной из новостроек. Того самого «небоскреба наоборот», который строила венерианская компания. Не так давно адъютант побывал на этом объекте, сопровождая Преображенского. Еще прораб тут был, старый такой… Лесков, кажется. Горохов выбрался из колодца и попытался отряхнуть одежду. Капли «дерьмового мазута» намертво въелись в униформу. Можно пробоваться на роль черта. Без грима и облачения в сценический костюм.

– Городской камуфляж? – хохотнул кто-то за спиной.

– Чего? – Горохов обернулся.

Перед ним стоял вооруженный десантник. Принадлежность к великокняжеской охране выдавала серебристая противолучевая накидка. Такие полагались только кремлевской гвардии. И оружие парень держал специальное, до боли знакомое.

– Господин лейтенант? – удивился десантник. – Виноват, сразу и не признал. Вы вплавь, что ли, добирались?

– Пошути у меня, – пробурчал Горохов. – Ты кто?

– Рядовой Костылев! – Десантник принял отдаленное подобие строевой стойки и оттянул вниз респиратор.

– Вольно, – разглядев лицо часового, Горохов отдал еще более отдаленное подобие чести. – Что за бардак, Костыль? Почему этот чайник со свистком проводил меня сюда? В Кремле не климат?

– Хуже, ваш бродь, марсиане засели.

– Кто?

– Марсиане, – Костылев замялся. – С Марса.

– Понятно, что не с… сырной головки! Я не понял, какого дьявола они там засели?! У нас тут что, власть сменилась?

– Ну… типа того… временно.

– На минуту нельзя отлучиться! Надо же, додумались! Кремль марсианам сдали! Доходный дом, что ли?!

– Так они неожиданно…

– Неожи-иданно, – кривляясь, передразнил Горохов. – И вы, значит, сюда перебрались. В подполье. Герои, нечего сказать! А ну, веди к начальству!

– Не могу, ваш бродь, я же на посту. Я сейчас свободную смену вызову, вас проводят. Или сами… вон туда, мимо вагончика, а потом вдоль стены и направо. Там дверь железная, в старое метро ведет. А потом…

– Я провожу, – неожиданно для обоих донеслось со стороны перегороженного бетонными плитами входа под купол.

У Горохова екнуло сердце. Он обернулся и расплылся в виновато-счастливой, то есть вдвойне глупой улыбке.

– Шура?

– Шура? – лукаво улыбнулась Шурочка Ермакова. – Откуда ты здесь взялся… такой чумазый?

– Да… вот… – Горохов судорожно махнул рукой на колодезный зев. – Там такой срач… ой, извини!

– Ничего, – Шурочка рассмеялась. – Я знаю. Мы ведь тоже этим путем из Кремля выбирались. Я раньше думала, что в таких катакомбах только вода и крысы, а оказалось… Идем, я покажу, где можно помыться и одежду сменить.

Она протянула руку, чтобы взять Горохова под локоть, но передумала.

– Ну и запашок от тебя. Неужели от нас так же пахло?!

– Вы, сударыня, благоуханны в любых обстоятельствах, – завернул Костылев.

– Ты… давай служи, – Горохов одарил его выразительным взглядом. – Идем, Шура. В наш новый временный дом.

Брови Костылева удивленно выгнулись. Горохов торжествующе поднял подбородок и пошел за плывущей впереди Шурочкой. Когда они отошли на достаточное расстояние, девушка обернулась с виноватой улыбкой.