Смертоносная чаша [Все дурное ночи] - Сазанович Елена Ивановна - Страница 73

Я криво усмехнулся, глядя в бесцветные глаза Лядова. Он сильно постарел за последнее время. И похорошел тоже. В его бесцветных глазах светилась почти мудрость. И все же… Все же я до конца не мог поверить, что этот маленький человек способен на такое безумие. Нет, Лядов не настолько умен. И его рукой, похоже, водил кто-то другой. Более хитрый. И более сумасшедший.

– Была еще женщина, Лядов, – глухо выдавил я, не отводя от его веснушчатого лица своего пристального взгляда. – Я знаю, была!

Он вздрогнул, и мне показалось, что на какой-то миг растерялся. Но тут же сумел взять себя в руки, несмотря на чудовищность своего положения. Он приблизился к Васе и, глядя прямо ей в лицо, сказал:

– Ник, а почему, как ты думаешь, я хотел задушить эту девушку? Почему? Как ты наивен, Ник! Неужели ты до сих пор не понял, что любил убийцу?! Милая, славная девушка с редким русским именем – Василиса. Василюта, как ласково я ее называл. Или просто – Нюта. Сама наивность и непорочность! Но в глубине души – сумасшедшая! Скрывающая свое безумие за маской глубоких чувств и жизненных трагедий.

– Перестань, Лядов! Прекрати! Ты лжешь, Лядов!

Я бросился к девушке, встав между нею и этим наглым артистом. Девушка побледнела и, видимо, потеряла сознание. Я расценил это как нервный шок.

Порфирий поспешно вызвал «скорую». Я не находил себе места, не зная, чем помочь.

– Это все нервы, Ник, – мрачно сказал Порфирий. – Это пройдет. Но врач не помешает.

Я чувствовал, что сам начинаю сходить с ума. Опять Вася… Девушка, которую я любил, с которой хотел связать свое будущее. Мой мир рушился, земля уходила из-под ног…

– Ты сейчас же скажешь все! Ты скажешь, что лжешь! Слышишь, Лядов! – прохрипел я.

Он спокойно покачал головой.

– Нет, я не просто скажу, Ник. Я сделаю официальное заявление. И подпишу его сейчас же. Я не собираюсь один умирать! Эта девушка связана со мной не только преступной деятельностью. Наша связь гораздо глубже. Гораздо, Ник! И мы тебя просто в очередной раз одурачили. Просто водили за нос! Вы записываете? – обратился он к следователю Порфирию. – Прекрасно! Мне тебя искренне жаль, Ник! Единственная ценность в твоей жизни – это твоя жена, ты никогда не умел ценить прекрасное, Ник. Кстати, о черных пышных волосах… Представь стриженую Василису в парике. Добавь аккуратненькую родинку на правой щеке. Плюс контактные цветные линзы – вот вместо сереньких невинных глазок появятся черные глаза роковой женщины…

После его слов, как по заказу, Порфирий извлек из комода, стоявшего в углу Васиной комнаты, черный длинный парик.

Лядов громко расхохотался.

– А ты считал, что привидения существуют? Ты смешон, Ник! Ты поверил в призрака, как и несчастный швейцар! Но все гораздо проще, мой милый друг. Все гораздо проще! Я заявляю, что Василиса Воронова и была убийцей Стаса Борщевского, Анны Никитиной, швейцара Варфоломеева. Про Толмачевского ничего конкретного сказать не могу. Он и с Божьей помощью мог отправиться на тот свет. Да, Воронова организовала преступную деятельность «КОСА» вместе с Толмачевским. Именно они и придумали, как легче всего подтолкнуть к смерти несчастных клиентов. Тех, у кого были ценные вещи, которые они завещали в пользу основателей клуба. Стас познакомил меня с Вороновой, и они пытались меня использовать. В этом я признаюсь. Впрочем, косвенно они использовали и Анну: Воронова умело гримировалась под нее ради своей безопасности. Стас об этом ничего не знал. Но однажды… Он увидел, как Воронова вместе с Толмачевским беседовала с очередным смертником. Тогда он пытался разыскать меня, чтобы узнать все досконально. Найти меня он пытался в клубе, поскольку я раньше там бывал. Он становился опасным для нас, и Воронова убила его во время спектакля. Потом, использовав отца Стаса, который относился к ней с большой симпатией, она выскользнула на свободу и убила Анну, находившуюся в квартире по соседству, у Толмачевского. Я не знаю, каким образом она оказалась теперь на свободе, но опять же она застрелила швейцара, который мог ее опознать. Вот и вся незатейливая история, господа. Да, Ник, не забывай, что и ты ловко попался на ее удочку и боролся за нее до конца, чем и помогал этой роковой скромнице.

Я обхватил голову руками. Порфирий и Вано молчали.

– Ты мне сказал, Вано: «Будь мужественным». Я не хочу больше быть мужественным. Черт побери, не хочу!

Лядов криво усмехнулся.

– Позвольте, я подпишу свое заявление.

И, вытащив из нагрудного кармана своего безупречного пиджака ручку, он небрежно поставил размашистую подпись, словно давал очередной автограф.

За ним уже стояли двое крепких ребят с наручниками. Но, видимо, кошмары этой ночи еще не закончились. Все произошло стремительно быстро: небрежно забросив ручку в карман, он откуда-то вытащил маленькую бутылочку и в одно мгновение выпил ее содержимое.

Все бросились к Лядову, но было поздно. Яд подействовал мгновенно, и последние слова, которые он успел прошептать, были:

– Ты проиграл, Ник. Это все Вася. Ты проиграл…

Я не хотел видеть финал этого спектакля. Мне он порядком надоел. Ноги плохо слушались меня, и я, шатаясь, направился к выходу. У двери я, не выдержав, обернулся и встретился взглядом с Василисой. Она молча смотрела на меня, и ее взгляд ничего не говорил.

Уже слышались на улице сигналы «скорой помощи». Она, пожалуй, была нужнее мне, чем всей этой веселенькой компании. Но я безнадежно махнул рукой. Кто-то крепко сжал мой локоть – Вано. Я сумел освободиться от его цепкой хватки.

– Все напрасно, Вано. Весь мир – это ложь. И вообще – дрянь и грязь.

– Ты домой? – спросил меня мой товарищ.

– Домой? – Я удивленно на него посмотрел. Я даже успел забыть, что у меня действительно есть дом. И это слово неожиданно согрело меня. – Домой? Да, Вано. Я – домой. Ну, конечно, домой. Мне некуда больше идти. Некуда. И никуда я больше идти не хочу. Да и зачем? Если есть дом…

И я, кивнув на прощание, плотно прикрыл за собою дверь, так ни разу больше и не взглянув ни на мертвого Лядова, ни на умершую для меня Василису. Я хотел домой…

Мне казалось, за это время я постарел на целую жизнь. Я чувствовал тяжесть кругов под глазами. Чувствовал седину в темных волосах. Мне казалось, я даже стал ниже ростом. А может быть, я просто сгорбился от усталости. Я не хотел больше думать. Я устал от своих мыслей, которые в итоге загнали меня в тупик. Я устал от любви, которая оказалась преступной. Я устал от себя. От своей игры в лихого парня и страдающего мученика одновременно. И вновь понял, насколько я слаб. Я не хотел больше быть сильным. Природа или Бог изначально создали меня слабым человеком. Вечным мальчишкой. И я больше не хотел бороться с собой. Я хотел быть тем, кем был. Неудавшимся артистом. Неудачным влюбленным. Несостоявшимся героем. Моя сказка про счастье и вечную любовь, которую я сам придумал давным-давно, в далеком детстве, изрядно поистрепалась – я перестал в нее верить. И наконец окончательно повзрослел. А может быть, наоборот…

Я искренне обрадовался, когда моя жена Оксана открыла мне дверь, и бросился в ее объятия. Я уже не задавал себе вопроса, люблю ли ее. Я вновь был слабым мальчиком Ником, который нуждается в помощи, поддержке. Просто в близком человеке, любовь которого прошла все испытания и не угасла. Меня преданно любили. И я с благодарностью ответил на эту любовь.

– Оксанка, милая моя девочка! – Я нежно целовал ее волосы, лицо, все крепче прижимая к груди. – Милая моя Оксана, почему люди так глупы? Или это я глупее всех на свете? Оксана, скажи. Я гонялся за миражами, не замечая рядом настоящих людей. Я любил не тех и верил не тем. Почему, Оксана? Ну, почему? Ведь жизнь гораздо проще. И гораздо счастливее. Мне она все подарила, хотя я этого не заслуживал. И почему я отказывался от этих безвозмездных подарков? Ну, почему, Оксана?

Она улыбалась в ответ теплой улыбкой, она вновь была рядом. И мне вновь, как всегда, нужна была ее поддержка. Оксана, единственная, могла спасти меня от сумасшествия, которое я принимал за настоящую жизнь. Сегодня я не желал быть сумасшедшим. Я повзрослел. Я хотел только покоя. Я хотел ласковых прикосновений жены. Ее мягкого, успокаивающего голоса. Ее верности. И, наверно, ее любви.