Смертоносная чаша [Все дурное ночи] - Сазанович Елена Ивановна - Страница 33

– Ну, уж этому я, точно, не поверил.

– Так зачем, скажи, ему понадобилось все это уничтожать, ломать в один день? Да, он плохой человек. Но он слишком хорошо живет, чтобы рисковать. Разве не так?

– Может быть. Но вдруг Стас узнал про его махинации в «КОСА»?

– В таком случае, первым делом ты должен начинать следствие с самого клуба. Узнать, от какого он ведомства, что собой представляет эта организация, которой «КОСА» принадлежит. Но имей в виду, они не дураки, чтобы нагонять на себя тень и совершать такие откровенные убийства. Они и так обладают слишком сомнительным правом на подобное заведение. У них имеют место смертельные случаи. Зачем еще и убийства? Нет, не думаю. Хотя… Хотя, конечно, в любом случае узнай о «КОСА», просмотри документацию, договоры. Выясни, где находился управляющий во время спектакля.

– Этим я и хочу заняться. Вообще, Оксанка, без преувеличений могу тебе сказать: ты бо-о-льшая умница! И ты мне здорово помогла! Я теперь знаю, откуда плясать. Спасибо, дружище!

Я крепко прижал жену к груди и поцеловал в губы. Но это был всего лишь дружеский поцелуй. Оксана никогда не была дурочкой и все поняла. И, наверно, поэтому спросила:

– Ты к ней?

Я, замявшись, ответил:

– Вообще-то первым делом – к Порфирию. Но, безусловно не помешает и с ней поговорить.

– Будь осторожен, Ник, – только и сказала она мне на прощание.

По дороге в прокуратуру я не переставал думать о Васе. Я старался более спокойно переварить услышанное от жены. Оно переваривалось плохо. Но все же отнестись к ситуации более трезво я мог.

В конце концов, Оксана и я познакомились с девушкой при совершенно разных обстоятельствах. Оксана знала Васю и оценивала ее поступки только с точки зрения врача. И с точки зрения психотерапевта она права. Но я не меньше, а, возможно, больше знал девушку – ее мысли, порывы совсем не выглядели мыслями, порывами сумасшедшей. Безусловно, она могла быть подвержена нервным срывам, глубокой депрессии. Но кто в «КОСА» этому не подвержен? Если бы все было наоборот, никто бы в клубе и не очутился. В том числе и я. Предположим, что я, будучи совершенно чужим человеком для Оксаны, пациентом, пришедшим на прием, безгранично доверился ей, рассказал без утайки о всех моих помыслах, обо всех депрессиях, о моем абсолютно беспочвенном желании жить, не приняла бы она меня за сумасшедшего?

Разница между мной и Васей заключается в том, что по счастливой случайности я оказался мужем Оксаны и она может видеть меня в самых разных житейских ситуациях. Она видела меня и угнетенного, и вдохновенного, и грубого, и нежного – она жила со мной. А Васю она встретила в тяжелый период, в момент нервного срыва, когда человек выбалтывает что угодно, фактически не контролируя своих слов и поступков.

После этих просветленных мыслей я стал потихоньку успокаиваться, и моя первоначальная неприязнь к девушке, как к больной, улетучилась, хотя главное – цианистый калий – я не мог вычеркнуть из памяти. Это была деталь, требующая уточнения.

Порфирия я застал за старательным ковырянием зубочисткой во рту. Пожалуй, ему было глубоко плевать на то, кто на самом деле преступник. Главным для него оставалось – держать зубы в полном порядке и соблюдать в нужное время все правила гигиены. Пожалуй, от такой старательной чистки зубов они у него скоро повыпадают, не без удовлетворения подумал я. А вслух хотел произнести более значимые слова. Но он не дал мне и рта раскрыть и заговорил первым, почему-то крайне обрадовавшись моему появлению.

– О, какие гости к нам пожаловали! – замяукал Порфирий, и румянец на его щеках стал еще ярче. – Никита Андреевич! Рад, рад вас видеть. Хотя и не так давно мы расстались… Но сколько событий произошло за это время, не правда ли?

Я нахмурился. К чему это клонит пунцовый индюк?

– Но Бог милостив. Руки-то еще побаливают? А вы их помажьте маслицем и забинтуйте. Полегчает. Но ничего, слава Богу, живы остались. Вот к чему приводит самодеятельность!

Я задумался. Кто-то ловко опередил меня, доложив про утренние приключения. Но кто?

– Похвально работает ваша разведка. – Мои губы растянулись в кривой ухмылке. – Или это ваши ребята решили меня поучить? Наглядно показать, к чему может привести самодеятельность?

– Как дурно вы о нас думаете. Напрасно, напрасно. Безосновательные подозрения называются клеветой, милый Никита Андреевич. А клевета зачастую наказывается. Вот и жалоба на вас уже поступила.

– Жалоба? – Я ничего не понимал. Вообще-то жаловаться на самом деле должен я. Мне не нравится, когда среди бела дня меня бьют по башке. Да еще богиней любви, к которой я не так уж плохо отношусь.

– От кого? Разве вы не догадываетесь? От вашего давнего знакомого, господина Толмачевского. Обидели вы его несправедливо. Разве так можно? Ай-ай-ай! Он полчаса рассказывал, как вежливо и почтительно встретил вас в клубе, как всеми силами пытался вам помочь вырваться из рутины отчаяния. А вы отплатили…

– Вырваться на тот свет? – неудачно пошутил я.

– Ну, положим, на тот свет вы сами пожелали. Эта идея целиком принадлежит вам. У вас на нее – авторское право. А Игорь Олегович всего лишь хотел облегчить ваш путь. Для того, насколько мне известно, «КОСА» и создана.

– Для чего она создана, не мешает еще уточнить. Но что тут делал Толмачевский?

– Я уже сказал, на вас жаловался. Обижался, что вы несправедливо подозреваете его в покушении. Пытались даже допрашивать. Алиби уточняли. Ну и как, удалось?

– Во-первых, я его не допрашивал, а вел светскую беседу за бутылочкой ратафии. Он любитель таких бесед. А во-вторых, алиби обязаны уточнить вы. За этим я и явился.

Порфирий хитро прищурил свои глазки-бусинки и лукаво улыбнулся.

– А мы уже все уточнили, Никита Андреевич. Толмачевского, действительно видели в ресторане «Плаза» между одиннадцатью тридцатью и двенадцатью тридцатью дня. Он там обедал со своей приятельницей. Ни она, ни он не имели возможности прятаться в квартире Вороновой с намерением ударить вас по голове.

– Положим, у этого циркача была совсем иная цель.

– И об этом мне хорошо известно. Прекрасная, неотразимая бронзовая Афродита. Не так ли?

Я кивнул. Порфирий начисто отбил у меня охоту разговаривать. Он уже все узнал у Толмачевского, которому, несмотря на его железное алиби, я не доверял. Он ловко пытался провести меня и на этот раз, первым прибежал к Порфирию и все выложил, чтобы отвести от себя подозрения. Но мои подозрения он уничтожить не в состоянии.

– Да, кстати, – продолжал мило улыбаться Порфирий, изредка постукивая зубочисткой по столу. Такой улыбочке я бы предпочел львиное рычание. Но выбора у меня не было. – Дело в том, что эти молодые люди вовсе и не собирались встречаться в ресторане. Просто Толмачевскому и его милой спутнице примерно в одно и то же время позвонили и попросили подойти в назначенный час в «Плазу».

– С какой целью? – нахмурился я.

– Каждому из них сказали одно и то же. Толмачевского там якобы будет ждать его подружка. А подружку – господин Толмачевский. Избитый трюк.

– Или ловкий ход конем, – усмехнулся я в ответ.

– Чей ход?

Чей, я еще не знал. Одно из двух. Либо вор хотел выманить их из квартиры для полной своей безопасности, либо Толмачевский все это выдумал сам, чтобы начисто умыть руки. Ко второму я склонялся гораздо больше.

– Я, вижу, Толмачевский произвел на вас самое благоприятное впечатление, коль вы так доверяете его сказкам.

– Звонки могут быть сказками, я не отрицаю. Но его алиби – это уже быль, хотите вы этого или нет.

– И кто же подтвердил его алиби, если не секрет?

– Официанты ресторана его прекрасно знают. Видела его и директор ресторана, и другие служащие.

Я громко расхохотался.

– Да уж! В одной системе промышляют. Да они друг за друга горло кому хотите перегрызут!

– А вы не спешите с выводами, Никита Андреевич, и не считайте себя умнее других. Во-первых, мы не имеем права подвергать сомнению показания многих, я повторюсь – многих очевидцев. А во-вторых… – Порфирий запнулся и посмотрел куда-то вдаль, мимо меня. – А во-вторых, вы зря недооцениваете работу наших органов: мы ведем следствие, не прекращая его ни на минуту. Запомните это.