Сад для бегонии - Сазанович Елена Ивановна - Страница 7

– Жив, Ромка, почему-то еще жив.

– Я же тебе говорил. Что-нибудь да обязательно выживет.

Он прав. Что-нибудь обязательно выживет. И даже если бы я незадолго до телефонного звонка решилась на единственный выстрел. Сад из бегоний вопреки всему продолжал бы цвести. И Ромка застал бы этот цветущий сад…

– Где ты пропадал, Ромка? Мне тебя так не хватало…

– Это правда, Саня?

– Это правда.

– Значит, я не совершил ошибки. Я оставил тебе эти цветы. Они напоминали обо мне.

– Но это не значит, что они тебя заменили. Лучше было бы, если бы ты взял меня с собой. Где ты был, Ромка?

– В затененном месте, в расщелинах скал. Там даже не растут бегонии. Но там все равно можно выжить. Я не мог тебя с собой взять. Эти места не для королевы Бегонии.

– О, Боже! – выдохнула я. – О, Боже! Как я сразу не догадалась! Ромка, тебя посадили! Но… Но за что?! Ответь мне. За что?!

Впрочем. я могла и не спрашивать. Я все поняла.

– Это бегонии, Ромка?

– Не надо об этом, прошу тебя, не надо…

– Но почему ты мне ничего не сказал! Я бы… Я бы могла помочь тебе! Я бы дала показания… Я бы…

– Не говори ерунды, Саша. Сад из бегоний для одной Королевы стоит свободы. Нет. Он стоит гораздо большего…

– Ох, Ромка, что ты делаешь со своей жизнью…

– Нет, Саша, что ты делаешь со своею жизнью. Ответь, что? Я же продолжаю любить жизнь. Верить людям. Даже там… Даже там я умудрился найти друзей. Мне нравиться жить, Саша. Потому что сейчас лето. Потому что я опять свободен. Даже более, чем свободен. Я в отличие от других уже знаю, что такое свобода. И тем она прекрасней. Я счастлив. Что на свете живет самая красивая девушка в мире. Похожая на королеву. Которую я совсем скоро увижу. Я рад. Что на свете существуют бегонии. Которые умудряются жить в мертвом царстве. Я рад. Что у меня есть фотки родителей. Которых я никогда не видел. Но знаю. Что они были и любили меня. И это уже не мало. Но ты… Ты. Саша. Что ты делаешь со своей жизнью? И об этом я хочу с тобой поскорее поговорить.

– Ты так повзрослел, Ромка.

– В этом ты сможешь совсем скоро убедиться. Я сейчас приеду. С одной маленькой бегонией. Она называется Гоэгская. Фу ты, какое дурацкое название. Язык сломишь…

– Нет! – выкрикнула я. – Нет, пожалуйста, не надо.

Он расхохотался в трубку.

– Не волнуйся, королева. Я не стану ее воровать. К тому же все продавщицы цветочных магазинов меня знают, как облупленного. Не стану им доставлять удовольствие… Я просто сорву тебе маленький цветочек с клумбы. Это же вполне невинное занятие, правда? Один цветочек с городской клумбы для хорошенькой девушки. Думаю меня простят…

– Нет, пожалуйста, не надо, – как заученный текст повторяла я. – Не надо… Мне нужно уйти. Меня сегодня не будет…

Я почти не лгала. Мне нужно было во что бы то ни стало принять решение. Чтобы уйти. И выхода было всего два. Уйти из жизни. Или уйти. Чтобы уничтожить другую жизнь. И эти два выхода были страшны. И мне так захотелось поделиться своими страхами с Ромкой. Но я сдержалась. Один раз он уже пытался помочь мне ценой собственной свободы. Я не хочу. Чтобы он помогал мне теперь ценой жизни. Он не заслужил такого.

– Ты чего-то боишься, Санька? – прочитал он мои мысли. Он и впрямь повзрослел.

– Нет, что ты! – как можно веселее ответила я. И тут же добавила. Сознательно подталкивая его к ответу. Ответу. Который мне так был нужен сегодня. – Просто… Я вот думаю… Я думаю. Что жизнь действительно не так уж дурна. Особенно, если смириться. И научиться просто смотреть и на лето. И на цветы. И на поступки друзей и врагов. Смотреть – и все. И принимать все. Как есть…

– Нет, Саня, это же не кино. Чем и хороша жизнь. Что в ней можно и давать сдачи. И защищаться. И защищать. В отличие от киношек.

– Спасибо, Ромка.

– За что?

– За твой звонок. И еще за бегонии.

– Когда мы увидимся?

– Завтра. Обязательно – завтра. Как-нибудь да увидимся.

И наспех записав на обрывке бумаги новый адрес Ромки. Зная наверняка. Что он мне не пригодится. Я бросила трубку.

Звонок Ромки действительно был для меня знаком. После него я окончательно убедилась, что мне нужно делать. И я взглянула на револьвер. Жизнь и впрямь не так уж дурна. И можно выжить даже в мертвом царстве на расщелинах скал. Но нужно еще научиться давать сдачи. Я прекрасно знала. Что никто не имеет права распоряжаться жизнью. Ни своей. Ни чужой. Это право неба. Но только не право земли. И нарушив этот закон, можно здорово поплатиться. Но я была уже готова платить. Но вначале нужно было, чтобы заплатили мне. Сполна. Потому что никто не имел права распоряжаться и жизнью моих родителей. И моей жизнью тоже.

Сегодня я буду впервые стрелять в живую мишень. И если бы мне сказали лет десять назад, что судьба меня заставит стрелять в человека. Я бы никогда не притронулась к оружию. Я бы попыталась хоть этим изменить будущее. Но, к сожалению, мы не в силах изменять будущее. Но будущее в силах изменить нас.

Я приблизилась к зеркалу. Осунувшееся. Бледное лицо. Синяки под глазами. Дрожащие потрескавшиеся губы. И все-таки еще королева. Потому что еще – королевские волосы. Длинные. Пышные. Густые. Слегка рыжеватые. Слегка золотистые. Совсем как у мамы.

Так кажется пел Локарев.

А от отца – высокий лоб. И волевой. Чуть заостренный к низу подбородок.

Так кажется пел Локарев.

До свидания, Королева Бегония. Ты уже вряд ли расцветешь в расщелинах скал. Хотя, говорят, бегонии и там выживают. И цветут вопреки смерти и темноте. Но это, похоже, не про меня.

Я беру ножницы. Зажимаю волосы между указательным и средним пальцами. Натягиваю вниз. И безжалостно обрезаю. До свидания, Королева Бегония. Больше нет королевы. На меня из зеркала смотрит худенький плоский подросток. В рваных джинсах, кедах с развязанными шнурками. И в маечке с безвкусным изображением любимого певца. До свидания, Королева Бегония. Мне тебя ни капельки не жаль. Только ты умела принимать решения, стреляя и стреляя по мишени. Мальчишка-сорванец теперь приведет их в исполнение. Только один раз выстрелив в живую мишень.

Я закуриваю сигарету. Мои руки уже не дрожат. Я почему-то неожиданно успокаиваюсь. Наверно, потому, что мне кажется: я просто играю роль. Роль, которую я выбрала по своей воле. И которую задолго до меня написал Шекспир. Роль ни подлеца, ни святоши. Роль мученика и мечтателя. И тем она сложнее. И тем прекрасней.

Быть или не быть?

Сегодня для себя я выбираю – «быть». Тем самым выбирая «не быть» для завтра. Вот простой ответ на не такой уж сложный вопрос. Быть сегодня. Чтобы не быть завтра. Не быть завтра. Чтобы быть всегда…

Но мне гораздо легче. Чем Гамлету. Я не знаю своего врага в лицо. И значит, никогда не увижу его глаз. И значит. Мне не обязательно мучаться за его жизнь. Думать о его семье. Вычислять его характер. Тем самым пытаясь найти ему оправдания. Я не знаю его в лицо. Но я знаю, что ему нет оправданий. Поэтому мне будет проще его уничтожить. И разве это мало отличается от войны? Когда знаешь. Что перед тобой враг. Но лично этого врага не знаешь. Да. Это правильное определение. Война. Это месть за убитых. Это защита живых. И в этом случае войне есть оправдание. Но я еще не решила. Есть ли оправдание мне. Потому что я уже не Королева Бегония, принимающая решения. Я подросток-сорванец. Приводящий это решение в исполнение. Без лишних вопросов.

У меня нет к себе больше вопросов. И я смотрю на часы. Пора. Тушу сигарету. И мои пальцы чернеют от пепла. Я натягиваю на лоб кепку. Сую револьвер за пояс джинсов. И прикрываю его широкой майкой с трафаретным Локаревым. Рядом с ним мне проще будет сделать это. И не так страшно. Я буду помнить его песни. И его правду. И мне не надо пить успокоительное. Или спиртное. Я спокойна. Как никогда. И мои мысли впервые за долгое время работают четко.