Сад для бегонии - Сазанович Елена Ивановна - Страница 10

Это мое наблюдение могло стоить мне дорого. Я настолько доверяла своему кумиру и его песням. Что мне даже и в голову не могло прийти, что он попытается воспользоваться моим доверием.

Он схватил меня одной рукой за плечо. И потянул вниз. На миг мне показалось, что я сорвусь. Но моя реакция была мгновенной. Я со всей силы отшатнулась назад, на него. И вцепилась в его рану. Он вскрикнул и отпустил меня. И я удержалась. Папа был прав. Кто научиться смотреть вниз, всегда сможет удержать равновесие.

Я отскочила в сторону. И нацелила пистолет прямо ему в лицо.

– Как ты мог, – прошипела я. – Это же подло. Вот так. Просто так. Взять и столкнуть женщину. Которую ты даже не знаешь. Ты панически боишься высоты. Но тебе ничего не стоит нанести удар в спину. Из-за угла. Это подло…

В его глазах мелькнул страх. Он решил, что я его немедленно пристрелю.

– Пойми, я прошу тебя, пойми… Я просто защищался, – пролепетал он.

– Не от меня ты должен защищаться. Только не от меня. Нас уже преследуют. Я видела. И, знаешь, черт с тобой! Оставайся! Черт с тобой! Иди им в лапы! Делай, что хочешь. Твоя жизнь! Как хочешь, так и распоряжайся ею! Я же не собираюсь погибать от руки этих подонков! Есть тысячи других способов умереть более красиво! Ты меня понял! – я почти кричала. Я была в бешенстве. Я теряла своего кумира…

И резко повернувшись, я побежала прочь. Я знала, что успею спуститься в подъезд, выходящий на другую улицу. Успею скрыться. А этот баснописец может катиться ко всем чертям собачьим. Я для него уже и так сделала все, что могла. Не будучи даже уверенной: не он ли в самом деле приложил руку к смерти моих родных. И если я его не убила. То только потому, что не хотела огорчать родителей. Они бы меня не простили…

Приближаясь уже к другому концу дома, я неожиданно услышала позади себя тяжелое дыхание. И быстрые шаги. Я обернулась.

Локарев остановился, переводя дух. С его лба крупными каплями стекал пот. Он держался за раненое плечо. И на сей раз ему было действительно очень больно.

– Я не знаю… Я не знаю, зачем я побежал за тобой. Но вдруг… Вдруг ты права… Если бы ты хотела меня убить, ты бы давно это сделала. Если бы ты хотела получить за меня выкуп. Ты бы меня так легко не оставила. Возможно, есть частица правды в том, что ты утверждаешь. Тебя наняли… И почему-то ты меня пожалела… Я прав? И действительно, если тебя наняли меня убить, то не оставят…

Ну! Наконец-то он начал соображать.

– Но… Но скажи, кто тебя нанял?

– Если бы я это знала…

Он недоверчиво взглянул на меня. Но все же стал вслед за мной спускаться с крыши. Через открытый люк. В последний подъезд.

Я не ошиблась. Последний подъезд долларообразного дома действительно выходил совсем на другую улицу. Уже не в темный двор, а напротив. На широкий, открытый проспект. Несмотря на позднее время, по нему шныряли машины и редкие, загулявшие прохожие. И светило масса ярких вывесок и фонарей. И мне стало от этого легче. Мне казалось. Когда рядом бурлит жизнь, легче прятаться от смерти.

Мы стояли в подъезде и смотрели через стеклянную дверь на светящийся проспект.

Похоже, Локарев испытывал тоже самое, что и я. Его страх мгновенно улетучился. Ему показалось, что теперь все опасности позади. И он даже облегченно вздохнул.

– Фу! Я пойду звонить.

– Куда? – не поняла я.

– А куда звонят в таких случаях, – с нескрываемым раздражением ответил он. Но тут же, сдерживая себя, более мягко добавил. – Лучшее, что я могу для тебя делать – это не сообщать твои приметы. Я скажу, что было темно. Я был ранен, испуган и не запомнил стрелявшего. Более того, я могу сказать, что это был какой-то подросток-мальчишка.

И Локарев отвел взгляд.

Я не поверила ни единому его слову. Я была уверена на все сто, что он с максимальной точностью сообщит все приметы. Но я вновь боялась не за себя. Я просто думала. Что нужно было дожить до такого возраста. Сочинять такие умные и добрые песни. И при этом остаться полным идиотом.

– Ты так благороден! Благодарю, но для меня ничего делать не надо. Лучше подумай о себе. Не исключено, что ты сейчас выскочишь на проспект звонить. И тебя невзначай хлопнут. Кто-нибудь из этих подозрительно шатающихся типов. Или из мимо проезжающей случайной машины. Но если ты и доживешь до такого прекрасного момента. Когда приедет милиция. Это не означает, что тебя не хлопнут завтра. И никакие телохранители не помогут.

– А ты… Ты что предлагаешь! – он повысил голос. – Может быть, лучше всю жизнь прятаться!

– Я предлагаю подождать до утра. Все обдумать. Утро вечера мудренее. Во всяком случае, утром у тебя больше шансов выжить. Когда ты будешь звонить на многолюдном проспекте.

Он шумно вздохнул. Но я видела. Он со мной согласен. И мне это было приятно. Мой кумир, свободолюбивый, звонкоголосый, отважный и честный (по его песням). Сегодня подчинялся какой-то маленькой, коротко стриженой девчонке. Напоминающей мальчишку-сорванца.

На первое время мы решили укрыться в подвале. Дверь в который находилась у этого подъезда.

Я знала, что мы рискуем. Поскольку, нас в любую минуту могли вычислить. И все же появиться на улице было сейчас очень рискованно. К тому же во мне теплилась надежда. Что охотники не думают. Что мы пробрались по крыше. Наверняка, они предполагают, что я тяжело ранила Локарева. Иначе он никогда бы не пошел со мной. А с тяжелораненым здоровым мужиком невозможно далеко скрыться. Значит. Скорее всего мы спрятались у соседей Локарева. И вызвали скорую. И милицию.

Вот поэтому возле дома крутился Женя со своей подружкой. Только непонятно. Зачем они так «светились».

Но ответ на этот вопрос я уже не искала. Я просто устала. И мои глаза слипались. Хотя сейчас уснуть – было бы величайшей глупостью.

Мы примостились прямо на полу, в дальнем углу подвала, в какой-то маленькой коморке. Я нашла доску и с ее помощью плотно прикрыла дверь. Большего для самозащиты я на этот момент не могла придумать.

Локарев нехотя расстелил свой светлый. Дорогой пиджак. На железобетонном полу. И мы устроились на нем. Прислонившись к холодной стене. Локареву сильно хотелось пить. Его губы потрескались до крови. И он постоянно облизывал их. Теперь. Когда не надо было никуда бежать. Ни от кого прятаться. И на время никого не бояться. Он расслабился. И прошептал пересохшими губами.

– Так охота пить. Я не могу. Даже трудно разговаривать.

Он не лгал. Носовой платок весь промок от крови. И несмотря на темноту (хотя через маленькое высокое окошечко пробивался слабый свет), я смогла заметить его бледное лицо.

Мне ничего не оставалось, как подойти к ржавой водосточной трубе, от которой несло какой-то гадостью, и набрать в ладони такой же ржавой воды. И поднести к его губам.

Он брезгливо поморщился. И отрицательно покачал головой. На большее у него не было сил. Он так хотел пить.

– Пей! – строго приказала я. – Ты должен выпить хоть капельку. К тому же ты от этого не отравишься. Не думай, что из крана течет вода чище.

– У меня дома на кране фильтр, – прохрипел он.

И это меня окончательно взбесило. Боже, неужели это тот парень. Который лет десять назад частенько мелькал по телевизору. Узкие потрепанные джинсы с бахромой. Мятая рубашка, лохматые волосы. Неужели этот тот парень. Который печально улыбался. И пел про любовь:

Неужели этот тот парень. Которым так восхищались мои родители. А они редко ошибались в людях.

Нет, я определенно сошла с ума. Я наверняка ошиблась. Это не может быть он. Я просто всегда так мечтала когда-нибудь его увидеть. Что первого встречного мужчину, слегка похожего на него, тут же приняла за Локарева. Нет, это кто угодно – только не Локарев!