Прекрасная мельничиха - Сазанович Елена Ивановна - Страница 3

Извиниться? Перед кем? Что-то я не совсем понимаю. Я знаю, что передо мной должны извиниться. За то, что сделали больно. Сейчас я плюну в эти рожи. Плюну. Черт побери! Я начала сосредоточенно собирать слюну. Двигала челюстями. Шевелила яростно языком. Мне хотелось собрать слюны как можно больше. Чтобы хватило на всех.

– Здесь двадцать пять рублей. Вам на колготки хватит?

– Да, да. Извините за все. Конечно. Хватит. Хотя я не разбираюсь в деньгах. Но столько и в руках не держала. Это так мило с вашей стороны. Вы так любезны. Черт с этим Пушкиным. Он действительно лучше воспринимается на глаз. Чем на слух. Ах, как я была не права! Но я вовремя одумалась. Конечно…

Я пятилась к двери. Прижимая к груди двадцатипятирублевку.

– А вы заходите. Заходите. Если что увидите. Услышите. Знаете, эти любители поэзии. Они так несобранны. Их некому направить на путь истинный. Путь праведный. А мы желаем только добра. Иначе какой смысл жить. Иначе нет смысла в жизни.

– Да. Да. Я вас так понимаю. Я разделяю вашу точку зрения. Добро ближнему. Это так…

Я выскочила за дверь. В бессилии плюхнулась на пол. И закрыла глаза. И сразу же почувствовала, как чья-то теплая волосатая ладонь ползает по моей голой коленке. Я вскочила. Передо мной сияло очкастое лицо в шляпе.

– Что вам надо?

– Совсем мало. Плитку шоколада. Хи-хи-хи. Вы же не дурочка. А? Должны понимать. Это так просто. Ничего просто так не кончается. Это не шуточки. Пушкин! На вас уже составлены бумаги. Мелочь. Как там? Собрать бы книжки все. Да сжечь? Пушкин? Ах, не кривитесь. Грибоедов. Но это все равно. Мелочь. Пока мелочь. А что – после? Дальше все от вас зависит. Именно.

– Что вам надо?

– У вас красивые ноги. Я думаю, они стоят порванных бумажек. Замахнуться? Ударить? Со всей силы?

– Но зачем вам это? Ну-у-у. Вы так молоды. Впереди жизнь. Вот адресочек. И лучше не дурите. А? Скотина. Я сжала кулаки.

– Ну же! Берите, говорю! – И теплая волосатая ладонь похлопала по кончику моего носа аккуратно сложенной бумажкой.

Вот я сейчас. Сейчас. Только соберу силы…

– Давайте.

– Умница! Я знал, что с вами можно договориться. Кстати, есть места, где денег хватает не только на порванные колготки. Вы об этом знаете.

Я пошла не оглядываясь. На улице меня стало слегка подташнивать. Но почему-то не рвало. А я думала оценить Пушкина в две копейки. Две копейки. Так, мои две копейки. Они есть. И можно позвонить. К нему. И мне станет легче. И перестанет тошнить. Черт с ней. Подумаешь, свобода! Я ему позвоню. Он меня успокоит. И я все забуду. Он мне скажет: это такие пустяки, ведь у тебя есть я. И я все, все-все забуду. Через полчаса мы сидели на ледяной лавке. И курили.

– Что случилось? Пожалуйста, говори. Скорее. Не тяни. У меня мало времени. Меня ждут люди. А это так ответственно. А рабочий день так короток. А я должен так много успеть. Ну? Я тебя слушаю. Ну? Ну?

– Я не могу так. Не могу. Когда ты говоришь «скорее», я вообще ничего не соображаю.

– Нет, ты соображаешь, зачем меня-то вызвала? Оторвала от дела. У людей бывают дела. Ты хоть это понимаешь?

– Почему ты такой злой?

– Не обижайся. Не злой я. Просто озабоченный.

– Чем?

– Жизнью. В отличие от тебя.

– Ты знаешь, у меня есть целых двадцать пять рублей! Ты можешь бросить работу. И мы с тобой куда-нибудь поедем. Можно полететь на самолете. Ты не боишься самолетов? Туда и обратно. Это быстро. Нам хватит два дня. Я больше от тебя ничего никогда не потребую.

– Ты соображаешь, что говоришь? Или нет? Я? Бросить работу? На какие такие два дня? Я что-то не пойму. Мы и так встречаемся. Что ты хочешь? Я ничего не понимаю. Двадцать пять рублей? На самолет? Туда и обратно? А куда? Ты знаешь, что двадцать пять рублей – это не деньги. Да что ты вообще о деньгах знаешь?

– Ну, ты одолжишь. Но ведь не в деньгах дело. Просто, понимаешь, именно сегодня! Да ну их, эти деньги. Я сама их где-нибудь раздобуду. Продам пальто. Или свитер. Или… Но не в этом дело.

– Успокойся. Ты сошла с ума. Я? Сегодня? Полететь? На два дня? Я не вижу смысла. Я не понимаю.

– Господи! Ну как же ты не понимаешь! При чем тут полететь? И при чем тут два дня? Можно на день. Можно на час. Можно не лететь. Можно поехать. Можно посидеть где-нибудь. Но сейчас. И ни перед кем не отчитываться. А можно вообще не ехать, не сидеть. А просто мне сказать: я хочу сейчас быть с тобой.

Это же так просто.

– Это ты, черт побери, ни черта не понимаешь! Зачем говорить то, чего не будет?! Идиотизм какой-то! Ты обо мне хоть подумала? Что у меня могут быть неприятности. А?

– Зачем думать о том, что будет. Я сижу рядом. И обо всем можно забыть. Ты пробовал когда-нибудь о чем-нибудь забыть?

– Нет! И не собираюсь. Извини. Ты меня раздражаешь. Я не люблю, когда у меня отнимают время. Запланированное. Ты в это время не входишь. Для тебя есть другое время. И если тебе черт знает чего захотелось прямо сейчас…

– Вовсе не захотелось. Просто хочется видеть тебя. И больше ничего.

– Все. Надоело. Я побежал.

– Еще чуть-чуть. Я тебя прошу…

– Кстати, почему без колготок? Б-р-р. Холодно же. Тебя что? Кто-нибудь уже успел раздеть? Негодяй. Ты купи. Это, колготки. Во. Своей двадцатьпятке и найдешь применение. А то – два дня. Самолет. Тебе еще и на майку денег хватит. А то – извини. Меня раздражает эта манера. Натягивать свитер на голое тело. Негигиенично же! К тому же колется. Ну пока. Созвонимся.

Он побежал по аллее. Закуривая на ходу следующую сигарету. Мне страшно хотелось что-нибудь крикнуть ему вслед. Чтобы он понял. И чтобы остановился. Но я проглотила свои слова вместе со слюной. А из моего левого глаза выкатилась слеза.

Я шла по городу. На меня сочувственно поглядывали замороженные прохожие. Кто-то думал, что я двинутая. Кто-то предлагал помощь. Я шла прямо. И увидела очень знакомый дом. Где-то я уже его видела. То ли на открытках. То ли на фотографиях. То ли… Ну, конечно же! Я же здесь сегодня ночевала! Раз меня впустили ночевать. Осмелюсь предположить, что предложат и поесть. Я позвонила. Послышались приплясывающие шаги. Так ходят только балерины. На пороге стояла моя старуха. Моя старая знакомая. Горбатая старушенция. Я опустила глаза и увидела мои белые колготки. В которых приплясывала балерина старуха. И надо сказать, они ей даже шли. Это меня взбодрило.

– Что ж? Приступим к делу? – сказала старуха своим молодым голосом.

– Я не знаю… В общем… Мне, конечно, неудобно… Если, конечно, это для вас имеет значение… Но я… Мне… Но я хочу есть. У вас что-нибудь найдется?

Старуха молча достала из фартука гранат. Я схватила двумя руками гранат и начала его жадно грызть. Сок тонкой струйкой стекал по моему подбородку на пол.

– Это свинство, – сказала старуха, собирая тарелочные осколочки в фартук.

– Свинство. Я совершенно с вами согласна. Еще какое свинство. Но вы поверьте. Я целый день ничего не ела. Думала, может, он накормит. Но он так спешил. Вы знаете, у него столько работы. Важной. Ему некогда меня кормить. А я… Я только разденусь. Вы снова натопили?

Я осталась в трусиках и свитере.

– Снимай свитер.

– Свитер? Ах, да! – Я судорожно стала поднимать свитер вверх. И увидела неожиданно свой голый живот.

– Ой! Забыла. Я же ничего не поддеваю под свитер. Его это так раздражает. Он даже предложил купить майку. Хорошее предложение. Правильное. Он такой правильный. Но я не люблю майки. Как вы думаете? Наверное, стоило купить?

– Снимай свитер. Ложись на солому. Животом. Я сделаю массаж.

– Зачем? Хорошо. Хорошо. Я не буду спрашивать. Я легла. Старуха пошевелила пальцами. И стала меня мять. Она мяла меня всю. С такой силой. Что мне хотелось кричать. Ударить ее ногой. В зубы. Но я терпела.

– Ты знаешь, – я снова перешла на «ты». – Мне уже один раз делали массаж. Это было в другом городе. Более большом. И более важном. В гостинице. У меня болела спина. И он предложил… Он жил в соседнем номере. Я его так мало знала. Вернее, я его совсем не знала. Но он сказал, что поможет. Он был такой сильный. И, по-моему, ты знаешь, сорокалетний. Представляешь? Старик. Он стал стучать по моей спине. Ой, прямо как ты. Потом гладить. Потом щипать. К этому времени я успела в него влюбиться. Да, да. Как только он начал щипать. Я уже была переполнена любовью. Но он… Он сделал массаж. И ушел. Пожелав мне спокойной ночи. Где уж тут успокоиться! Представляешь? Взял – и ушел! Как ты думаешь, он был импотентом? Вот и не угадала. Он был массажистом. Представляешь, какая скука. Обычным массажистом. Я так разочаровалась. Он всем подряд делал массаж. Имел двадцатилетний стаж работы. И получал за это деньги. Да. И за массаж. И за стаж. Много денег он получал. И от меня ждал того же. Не более. Но ни на следующее утро. Ни потом. Я не принесла ему их. У меня их просто не было. И горничная мне прямо намекнула. Представляешь, какая нахалка! Без стеснения. Было бы за что платить. Я ему принесла шарф. Он совсем новый. Шерстяной. Правда, в одном месте зашит. Но это совсем не видно. Разве на шее можно что-нибудь увидеть? Но он меня выгнал. И обозвал хамкой. Странный какой-то. Как ты думаешь?