Город призраков - Сазанович Елена Ивановна - Страница 27

– Не повод, – согласился я. – Но, бывает, убивают еще по более ничтожным поводам. Да, кстати, ты бы не мог рассказать что-нибудь об адвокате. Что он был за человек.

– Неплохой человек, – глазки Сенечки блеснули после очередной опрокинутой рюмашки. – Большой трудяга. И талантлив был, черт побери, в своем деле! С Ларисой Андреевной, библиотекаршей, жили прекрасно. Она замечательный человек. И поскольку они оба люди и умные, и интеллигентные, у них не было размолвок. И было много общего.

Да уж, Сенечка дал такую исчерпывающую характеристику, что нечего и добавить. Прямо идеальная семья. Я и то мог бы больше придумать. Возможно, они жили настолько же прекрасно, насколько и Сенечка вел трезвый образ жизни.

Вано недоверчиво хмыкнул. И покосился на Сенечку.

– Но были же у него какие-то недостатки, ну, к примеру, сидя на стуле, он любил забрасывать ноги на стол. Или грыз ногти.

Сенечка расхохотался во весь голос. Хотя ничего смешного сказано не было. Наверное, он хотел сделать Вано приятное, демонстрируя, что оценил его шутку.

– Да уж! Я вас понимаю! Человек без недостатков всегда наводит на подозрение. Поэтому, уж мне-то поверьте, в нашем городе каждый прячет за пазухой что-то, не имея привычки показывать. А адвокат… Пожалуй, он был слишком тщеславен и честолюбив. Так, его крайне обижало, если человек без уважительной причины не посещал лекции. Он мог даже пару дней с ним не здороваться. Обидчивый был, как индюк! Он, по-моему, поэтому и не взлюбил профессора Заманского.

– Заманского? – переспросил я, переглянувшись с Вано. – Скажи, Сенечка, а это еще что за фрукт.

Сенечка пожал плечами.

– Да вроде нормальный парень. Насколько я знаю, он довольно известная личность в мире науки. И очень уважаемая. Он получил какие-то премии за какие-то свои открытия. А теперь, по слухам, стоит у порога чего-то грандиозного, что должно перевернуть мир.

– Все без конца твердят о каком-то открытии профессора, но никто ничего толком не объясняет! Или это секрет?

– Вот! – Сенечка поднял указательный палец. – В самую точку. Он потому год назад сюда и перебрался. В самое тихое местечко. Чтобы ему не только не мешали, но и не узнали, что он собирается такого великого здесь совершить. В столице же это довольно трудно сделать. А здесь люди тихие и не особенно любопытные.

Ну, насчет не особенно любопытных Сенечка, пожалуй, перегнул палку. Но я оставил при себе это замечание.

– Вот Заманский и обосновался здесь. Ведет довольно скрытую жизнь. Никто про него ничего не знает. На лекции он не ходил. И это крайне обижало адвоката. Он считал это столичным снобизмом. Иногда, правда, Заманский спускался ужинать, когда мы собирались после лекции в гостинице… Да, странно, что он в тот проклятый вечер не спустился.

– Что тут странного? – я постарался говорить непринужденно. – Человек был занят. Да и голова у него разболелась. К тому же ты сам говоришь, что не всегда он ужинал вместе со всеми.

– Это, конечно, возможно. Но… Но насколько я знаю, он человек обязательный…

– Что ты этим хочешь сказать? – Вано подался вперед, словно желая получше услышать ответ Сенечки.

– Да в общем-то ничего особенного. Если не учитывать… В общем, тогда у многих создалось впечатление, что адвокат ждал Заманского. Он несколько раз спрашивал про него. Поглядывал в нетерпении на часы. Недоуменно пожимал плечами. Ли-Ли даже как-то не выдержала и со всей своей непосредственностью спросила, уже не Заманского ли он ждет. И тут… Тут он как-то вздрогнул и поспешно. Слишком поспешно ответил, что нет. Ну, даже если его ждал, зачем это скрывать?

– И что, Заманский больше нигде не появляется в обществе? – спросил я.

Сенечка рассмеялся. Словно внезапно что-то вспомнил.

– Один раз я его видел. Правда, в таком обществе, где ни каждый захочет появиться!

Мы с Вано вопросительно уставились на него. И все же такого ответа не ожидали.

– Я как-то на кладбище с ним столкнулся! – торжественно объявил Сенечка в предвкушении нашей реакции. – Да, да! Мы с ним столкнулись на дорожке. Я тогда ходил на могилу своей тетушки. Там и встретил Заманского. Он с любопытством разглядывал памятники и читал надписи на них.

– Странно, очень странно, – Вано вытер платком вспотевший лысый череп. – У него что, здесь похоронены близкие?

– Ну, уж это исключено! Заманский впервые в нашем городе. Уж это я точно знаю!

– Что ты еще знаешь, Сенечка? Все, что ты рассказал – для журналиста непростительно мало.

– Да разве можно узнать о человеке, который как улитка спрятался в своей раковине. Мне он и не интересен вовсе. Уже когда он что-нибудь совершит! Тогда – да! Тогда конечно! Может славный получиться очерк.

– Но хоть в какой области науки работает Заманский?

– Он вроде бы врач по профессии. Следовательно – в медицине. Но могу вас заверить, он и с нашим доктором не общается. Опять же, наверно, столичный снобизм.

В общем, от Сенечки, как я понял, было мало толку. Хоть он и журналист. Поэтому мы решили уходить. Но, оказалось, Сенечка только-только разогнался. И слезно стал нас умолять остаться еще хоть на чуть-чуть. Аргументируя, что в этом городишке и выпить-то не с кем. А одному пить – это грех.

– Сенечка, – ответил я на его жалобные просьбы. – Поскольку мы задержались в Жемчужном по делу, нам дорога каждая минута. Но если ты еще хочешь что-нибудь рассказать. Мы, пожалуй, сможем совместить приятное с полезным.

– Ну, ладно, – махнул рукой наш собеседник. – Как знаете! Но если что – только намекните. Левушка все устроит. Только еще раз прошу, никому ни слова. Трезвость – это свято! И еще, – тут Сенечка почему-то запнулся и слегка покраснел. – Не очень-то доверяйте этой Белке. Насколько я знаю, вы остались по ее просьбе. Она чистейшей воды лгунья! Уж я-то знаю. К тому же дрянная девка. По рукам ходит. Сама к мужикам липнет. Это отвратительно.

И Сенечка, поморщившись, махнул рукой. Указывая нам на дверь. Больше от него ничего нельзя было добиться. И не потому, что он хотел что-то утаить. Все было гораздо проще. Сенечка просто хотел поскорее выпить. А тут уж было не до разговоров. И мы решили подождать более подходящий момент. Когда Сенечка захочет вспомнить что-либо существенное.