Аукцион (пьеса) - Сазанович Елена Ивановна - Страница 1

Елена Сазанович

Аукцион

Действующие лица:

Приемщик

Эмансипатка

Учительница

Бизнесмен

Девушка

Дама (с попугаем)

Попугай

Парень

Обыватель

Пьяница

Приемщик: Я за свою немалую, и не такую уж долгую жизнь (если жизнь вообще можно назвать долгой) все-таки сумел, можно сказать, нашел мужество понять, что не вещи принадлежат людям, а люди вещам. Точно так же как мы принадлежим природе, стране, вселенной, если хотите. Я нашел мужество понять, что мы мало, чем отличаемся от вещей. То же мучительное рождение, та же легкая или не очень легкая жизнь и такая разная смерть. И мы одинаково изнашиваемся и одинаково любим или не любим вовсе, одинаково приручаемся, теряемся в этом мире или просто уходим. Пожалуй, отличие в том, что вещи запросто могут обойтись без людей. А вот люди… Да и жить они в отличие от нас могут вечно. Они, как правило, переживают нас, вобрав всю информацию о нашей жизни. Наверное, это и называется памятью об ушедших. И хранить эту память – воля каждого. Можно ее запросто и уничтожить, и продать. Чем я здесь и занимаюсь. Я продаю память. И вы знаете, столько охотников купить чужие воспоминания и чужую биографию! А может быть, просто все хотят купить кусочек истории и хотя бы чуть – чуть ей принадлежать. Или вместе с чужой вещью попробовать протиснуться в вечность. Как знать…

Я не знаю, есть ли душа у людей, говорят, есть, но это уже религия. Но я нашел мужество знать, что есть душа у вещей. Это так же верно, как иметь сердце или не иметь. А сердце – это не обязательно когда оно бьется. Ведь удары секундных стрелок мало, чем отличаются от сердечных ударов. (Берет в руки старинные часы.) Это часы матери адмирала Нахимова. И сердце его матери давно не бьется. Как и сердце самого адмирала. А часы стучат, возможно, даже лучше чем прежде, поскольку их усовершенствовал новый век. Значит, память живет, значит, они где-то живы. И тысячу раз не прав тот, кто вещи называет бездушными. Ведь они даже могут предчувствовать смерть. (Берет в руку гитару с оборванной струной, наигрывает.) Эта струна лопнула в день гибели гусара Федора Потапова. Сердце ее хозяина лопнуло, но память… Пусть и с оборванной струной. Старым гитарам идут оборванные струны. И тысячу раз не прав тот. Кто вещи называет безмолвными. В день рождение поэта Тютчева заиграла эта шкатулка, в которой заржавели давно все детали (показывает старинную шкатулку). А яблоко, упавшее на голову Ньютону разве не предвосхитило гения? А вещи, жонглирующие судьбами, как этот заряженный пистолет (жонглирует пистолетом), который так и не выстрелил в голову самоубийце и продлил ему жизнь на три десятка лет и сделал его поэтом. А вещи, проигрывающие судьбы, как эти старинные карты, пустившие по миру не одного английского лорда. Возможно, кто-то назовет это мистикой. Но разве мистика не становится всего лишь словом, когда превращается в реальность. И я в этой реальности живу, и мистика для меня стала всего лишь анахронизмом.

В моей жизни было не так уж много событий. Я жил один и живу один. Меня, слава Богу, миновали муки любви, разочарований и нетерпение счастья. И войны проходили мимо меня, и заключения мира. И землетрясения не сотрясали мой дом, и я не дрался на дуэлях. И никто меня не предавал, потому что я не познал дружбы. И мне предавать было некого. Но мне почему-то кажется, что я прожил самую яркую из всех возможных жизней. Именно потому, что я жил среди вещей, которые принадлежали другим. И эти другие были самыми яркими личностями. И после них осталась самая яркая память. Повезет ли вам так прожить жизнь? Не свою, тусклую и невзрачную. А чужую, блестящую и героическую. Повезет ли вам сделать ее своей? Ведь моей женой было платье от самой княжны Таракановой, моим другом был гусарский мундир от Дениса Давыдова, моими детьми пинетки царевича Дмитрия, моей работой чернила и перо Державина, а моими воспоминаниями – дневники Гиляровского. Но главное, что моим счастьем стало вчерашнее. Я жил вчерашним и умру в прошлом. И поэтому я счастливее всех вас. Ведь вы живете будущим. А оно так страшно, потому что так неизвестно. Я предпочитаю жить тем, что случилось вчера. Прошлое не боится будущего и настоящего. Прошлое вечно. Прошлое – это не надежда на счастье, это само счастье, которое я могу выбирать. И которое вряд ли кто сумеет постичь. Может быть только я? Возможно потому, что память о людях мне дороже людей. Но людей я принимаю. Ведь они эту память сюда приносят, и я могу подержать ее в руках. Пусть недолго, но достаточно для того, чтобы постичь вечность.

(Приемщик распахивает двери, изображая на лице приветливую улыбку).

Добро пожаловать на наш аукцион! Добро пожаловать на продажу памяти и покупку на память!

Действие первое

(В открытую дверь деловым шагом входит Эмансипатка. С брезгливым выражением на лице она держит двумя пальцами старый самовар).

Эмансипатка: Надеюсь, я не опоздала? Безусловно, нет (оглядывается). Как всегда, точна, как часы. И как всегда первая.

Приемщик: Первым быть не так уж и плохо. Жизнь мало, чем отличается от спорта, мадам.

Эмансипатка (морщась): мадмуазель. А что касается спорта. Ну, уж нет. В отличие от спорта, я не желаю к финишу приходить первой. Даже если мне вручат именную медаль.

Приемщик: Но у нас не финиш, мадам. А можно так выразиться – старт! Кто первый продаст. Тот первый и получит.

Эмансипатка: Да уж поскорее бы! Поскорее бы избавиться от этого монстра! (С грохотом ставит самовар на скамейку и садится поодаль от него). Просто возмутительно! Если не сказать – отвратительно! Это в век всеобщей компьютеризации, глобальной автоматизации и модернизации! И вдруг этот пузатый динозавр! Этот ископаемый птеродактиль! Этот пыхтящий дракон! И где?! Нет, вы можете себе только представить, где?! В моем доме!

(Эмансипатка надувается и пыхтит как самовар).

Приемщик: А что, смею у вас поинтересоваться, мадам…

Эмансипатка: Мадмуазель!

Приемщик: Препокорнейше прошу прощения. А что, ваш дом так плох для такой редкой антикварной вещи?

Эмансипатка: Напротив! Слишком хорош! Ну, вы только себе представьте! Стекло, белый пластик, высшая геометрия. Кстати, существует еще низшая. Но на низшее я не согласна. Не зря я запоем читала западные журналы. Не зря столько лет посвятила себя постмодернизму! Моя четкая гостиная в пастельных тонах, подсвеченный лепной карниз, посуда из простого стекла, ничего лишнего, вычурного. Все это придает торжественность и солидность дому. Стеклянные плоскости склеены без единого шва, хай-класс технология. И какие пространства! Это вам не какие-нибудь мещанские, загроможденные домишки! Если объяснить более доступно – мой дом это стеклянные белые потолки и черные лестницы. Все.

Приемщик: Мне показалось, что вы сейчас описали номер люкс в дорогой гостинице! Где-нибудь в Таиланде…

Эмансипатка: Именно! Какое точное слово! Ну, безусловно, номер люкс в дорогом отеле! Мое подсознание всегда требовало этаких гостиничных пропорций, этого ненавязчивого покоя.

Приемщик (ежась): Холодком веет.

Эмансипатка (обмахиваясь глянцевым журналом): Напротив, у вас здесь слишком душно.

Приемщик: Но смею спросить, как все-таки в вашем доме дело обстоит с элементарным уютом?

Эмансипатка: Элементарно! Настоящий уют могут дать только гостиничные номера. Всегда живешь с приятным ощущением, что завтра в любой момент можно съехать. Так ни к чему и не привязавшись по-настоящему. Только в гостиничных номерах можно чувствовать себя по-настоящему свободной!