Ожившие легенды - Горянов Леонид Борисович - Страница 45

В начале 1939 года Валентин был приглашен в команду «Зенит», отыграл в ее основном составе два сезона, в играх на первенство забил семнадцать мячей в ворота соперников. Вместе с «Зенитом» в памятном тысяча девятьсот сороковом дошел до финала Кубка страны. После поражения в финале «Зенит» возвращался в Ленинград. Валентин ходил по вагону от купе к купе и утешал ребят:

– Ничего, парни, мы еще выиграем Кубок. Обязательно выиграем!

«Зенит» выиграл Кубок. Но Валентин уже этого не увидел. Когда навалилась на нашу землю великой бедой война, Шелагины проявили себя как настоящие герои-патриоты. Они трое, презрев «бронь», пошли записываться добровольно на фронт. Бориса не взяли – он остался в Ленинграде, наотрез отказавшись эвакуироваться, и погиб у станка, как погибали тогда многие в блокадном городе. Шла зима 1942 года. А в декабре 1941-го под Волховом во время одной из атак пал, сраженный вражеской пулей, Валентин. Евгений продолжал сражаться, громил фашистов на многих фронтах. Под Сталинградом в его танк попал вражеский снаряд. Вспыхнул пожар. Шелагин выбрался из боевой машины с тяжелыми ожогами и умер в полевом госпитале.

Так трагически сложилась судьба этой футбольной семьи. Мы никогда не забудем ее. Не забудем, что в мирные дни в спортивных сражениях они всегда были впереди, всегда – в атаке. И в годину суровых испытаний для Родины они также оказались в линии нападения, в атаке. Вечная им память. И вечная слава!

Легенда восьмая и последняя, в которой автор познакомит вас с двумя поэтами русского футбола из еще одной знаменитой семъи

«Дорогой Федор! Что еще тебе написать? О себе – нечего. Но хочу поделиться большой радостью с тобой. Правда, она еще основана на предчувствии, но оно меня на этот раз не обманет. У нас в команде в конце сезона появился паренёк, о котором не могу говорить и думать без восхищения. Похож он – не внешне, а по виртуозности – на тебя. Быть ему знаменитым. Пишу и боюсь: а вдруг сглажу? Но нет, кажется, Ленинграду на этот раз повезло. Да, фамилия этого паренька – Дементьев. Скоро, очень скоро будут ее знать!»

Это письмо, написанное ленинградцем Петром Григорьевым своему московскому другу Федору Селину, датировано 12 ноября 1929 года. Оно попало ко мне в мае шестьдесят второго года, его принес сам адресат, похвастался прозорливостью товарища, разрешил снять фотокопию.

– Письмо не отдам, – сказал он мне. – Храню. Когда-нибудь Пеке перешлю. Пусть знает, кто его открыл.

– Не знаю, удалось ли Федору Селину – одному из мастеров советского футбола – выполнить свое желание. Внезапно налетевшая тяжелая, страшная болезнь приковала его к постели.

Был тысяча девятьсот тридцатый год. На стадионе имени В. И. Ленина сборная команда профсоюзов Ленинграда встречалась с приехавшей из Германии рабочей командой – сильнейшей в своей стране. Шла пятидесятая минута матча, начавшегося неудачно для хозяев поля. Они проигрывали 0:1. А тут еще как назло получил тяжелую травму один из сильнейших игроков-ленинградцев – правый полусредний Андрей Мурашов.

Вот тогда Павел Григорьев, тренер сборной, решил выставить из запаса самого молодого, но самого своего любимого ученика – Петю (или, как его называли все любовно, Пеку) Дементьева.

На ходу натягивая футболку сборной, новичок выбежал на зеленый ковер стадиона, сделал рывок, «предлагая» себя идущим в атаку партнерам, умело открылся, но его не заметили. Он повторил свой маневр снова, потом переместился в центр, но мяч, как живой, шарахался от него: в линии нападения сборной действовали годами налаженные связи, и ветераны «обходили вниманием» юношу не потому, что желали этого специально. Просто не привыкли еще к нему.

Наконец, новичок, оттянувшись на свою половину поля, завладел мячом и, наращивая скорость, пошел с ним вперед. Наперерез ему бросился один из полузащитников, но футболист, с высоты трибун казавшийся мальчишкой, легко, едва заметным движением корпуса, обошел соперника, почти сейчас же на его пути вырос другой, но, протолкнув мяч и обогнув соперника, паренек преодолел это препятствие так же легко, ему наперерез бросился рослый защитник, но мяч порхнул над ним, словно обрел крылья; вот уже неистовый ленинградец ворвался в штрафную площадь.

– Бей!

– Молодец, бей! – кричат ему зрители, уже давно повскакавшие со своих мест, явно зачарованные этой невиданной смелостью и дерзостью.

Но молодой «чудотворец», видно, твердо решил окончательно изумить всех, кто присутствовал в тот день на стадионе. В непосредственной близости от ворот, в зоне немецкой защиты, он стал продираться сквозь частокол чужих ног с такой непринужденностью, с таким изяществом, будто на пути его были не живые гиганты, а расставленные для тренировки манекены. Последним бросился ему наперерез вратарь – он обвел вратаря и тихо, нарочито тихо вкатил мяч в сетку. А потом побежал к центру, задрав голову к ослепительно голубому небу.

Не боясь употребить слишком сильный эпитет, я скажу, что трибуны взревели в тот миг: даже все, казалось, видевшие ленинградцы никогда не видели ничего подобного. Ни такой техники. Ни такого поистине олимпийского спокойствия. Ни такого полного «неуважения» признанных авторитетов. Казалось, такое возможно однажды, казалось, только счастливый случай помог этому безвестному пареньку.

– Пусть еще раз попробует… – говорили «со значением» знатоки друг другу на трибунах.

И новичок попробовал. Снова почти от центра совершил он поражающий рейд в неприятельский тыл, и снова, теперь уже посланный с силой, мяч затрепетал в воротах немецкой сборной.

Стадион замолчал. Несколько секунд на трибунах царила тишина изумления. А потом они взорвались аплодисментами, криками радости, возгласами:

– Вот это да!…

– Кто такой?

– Откуда этот парнишка?

Никто не знал ни его фамилии, ни его имени, ни откуда он взялся. Но все сразу единодушно полюбили этого русоголового нападающего, показавшего им маленькое футбольное чудо. А на следующий день в газете впервые промелькнула его фамилия: «Вчера против рабочей сборной Германии тренер нашей профсоюзной команды во втором тайме выпустил на поле семнадцатилетнего Петра Дементьева. Этот молодой футболист не только спас свою команду, проведя два гола в ворота немецких спортсменов, но и удивил всех своей весьма своеобразной игрой».

Эта заметка познакомила многочисленных любителей футбола с героем только что отшумевшего матча, но ничего им не объяснила. И снова ленинградцы, встречаясь друг с другом, названивая друг другу по телефону, спрашивали:

– Слушай, откуда этот Дементьев?

– Где нашли такого?

– Откуда он взялся?

Действительно, всегда интересно узнать биографию интересного человека, путь, который проделал большой мастер. Вот почему я предлагаю познакомиться с семьей Дементьевых, войти в их дом.

Тимофей Дементьевич Дементьев – родоначальник знаменитого футбольного рода – работал слесарем на текстильной фабрике, которая уже в советское время стала известна ленинградцам под именем Коминтерна, а сейчас преобразилась в текстильный комбинат имени С. М. Кирова. Здесь же работала шпульщицей его жена – Фекла Федоровна. Труд был тяжелым, жизнь нелегкой, полуголодной: фабриканты не очень-то жаловали рабочего человека. До революции родилось у Дементьевых двенадцать детей, а выжило всего шестеро – четверо сыновей и две дочери.

Безрадостное существование влачили на фабрике, по существу, подневольные люди. Многие топили горе в вине, алкоголь добивал их разрушенное фабрикой здоровье, и люди гибли в молодом возрасте, так и не увидев ничего хорошего, ничего радостного.

– А ты почему не пьешь водку? – спросил как-то у Тимофея Дементьева мастер англичанин.

– Не хочу, как все, – ответил мастеровой. – Скучно и противно.

– Ого, ты какой. А спортом заниматься не хочешь?

– Что это еще за штука?

– Даже не знаешь? Приходи-ка в субботу вечерком на стадион. Попробую тебя научить играть в футбол.