Ожившие легенды - Горянов Леонид Борисович - Страница 12

Сила, мощь и точность бутусовских ударов превратились в легенду. В двадцатые и тридцатые годы буквально все мальчишки страны (и не только мальчишки) рассказывали друг другу о том, что у Михаила Павловича на правую ногу надета черная повязка, запрещающая производить ею удар. Говорили, что у него на совести жизнь одного вратаря, отправленного на тот свет «шютом» ленинградца.

Естественно, все это было фантазией восхищенных любителей футбола, одной из легенд, то и дело возникавших вокруг этого имени. Но легенды, как известно, не рождаются на пустом месте, они всегда имеют какую-то первооснову. И вот однажды в беседе с Михаилом Павловичем я узнал происхождение этой.

– Появлением славы «футбольного убийцы», – начал он смеясь, – я обязан одесситам. А было дело так. В мае 1925 года я в составе сборной выехал в Турцию. Шел поединок с национальной командой этой страны. Обе стороны упорно дрались за победу, счет был, кажется, ничейным, публика неистовствовала. Напряжение было огромным.

В один из острых моментов мячом завладел советский полузащитник П, Филиппов, а я в этот момент находился метрах в двенадцати от ворот. Филиппов притянул на себя одного из турецких защитников и дал мне пас. Все подумали, что я буду стремиться освободиться от опеки (рядом стоял «сторож») или сделаю передачу. Но я решил провести свой «коронный» удар по воротам. Без предварительной обработки мяча, в продолжении его полета, я явно неожиданно для всех развернулся и очень сильно (почувствовал, что прием вышел) пробил по воротам. Турецкий вратарь не ожидал такого оборота дела, мяч попал ему в живот, сбил с ног, и страж ворот вместе с мячом оказался в сетке. На трибунах поднялся невообразимый шум, к пострадавшему бросился врач, но вскоре выяснилось, что все в порядке. Турецкий голкипер снова занял свое место, игра продолжалась.

Дней через десять прибыли в Одессу. Здесь был назначен товарищеский матч между сборной СССР и командой одесской губернии. Я получил травму и играть не собирался. Местные спортсмены, среди которых было много моих добрых друзей, стали выражать неудовольствие, приставать к руководству сборной с просьбами, чтобы меня непременно включили в состав. Чтобы отделаться от приставаний, кто-то из наших (кажется, это был Федор Селин) отвел одного из просильщиков в сторону, сказал заговорщицким тоном:

– Перестань канючить. Неприятности у Бутусова. Нельзя его ставить.

– Какие неприятности?

– Вратаря турецкого убил!

– Как убил?

– Да так, не рассчитал удар, выстрелил с близкой дистанции и… хана.

Гость наш не стал слушать дальше и выскочил из номера гостиницы. А на следующий день «хохма» уже бежала по Одессе, ну а потом, конечно, не стала здесь задерживаться и пошла гулять по стране…

В этой смешной и забавной истории, рассказанной мне в свое время Михаилом Павловичем, есть свое «рациональное зерно». Конечно, он никого не убивал, не было у него на ноге никаких повязок, но его неудержимые удары на самом деле вызывали страх у вратарей, заставляли нервничать, проявлять повышенную настороженность. «Великий бомбардир Михаил Бутусов» – называла его одна из турецких газет. Его имя с уважением и гордостью произносили и повторяли на стадионах Швеции, Норвегии, Австрии, Германии, Эстонии, Финляндии.

Двенадцать лет беспрерывно защищал он цвета национальной сборной, был бессменным лидером ее атаки и часто – капитаном (таким образом, семья Бутусовых дала двух капитанов сборной нашей страны). Это достижение, которым можно лишь гордиться и которым могут похвастать далеко не многие из послевоенного поколения футболистов, хотя с пятьдесят второго сборная стала постоянно и активно действующей единицей.

Совсем недавно меня попросили выступить в одной из московских школ, рассказать ребятам о пути, пройденном русским футболом за семьдесят лет его существования. Естественно, в своей беседе я с гордостью, с любовью говорил о Бутусовых.

– Вы их так хвалите, – сказал вдруг один старшеклассник, а в мире их совсем не знают. Яшина знают. Стрельцова знают. А Бутусова не знали и не знают.

Милый мой юный друг! Во-первых, если ты прочтешь эти строки, то узнаешь, что имя Бутусова произносили с любовью на многих языках мира и многие газеты посвящали ему восторженные слова. Не вина, а беда Бутусова и его выдающихся сверстников, что в ту пору мы не играли в чемпионатах мира и Европы, не имели такого изобилия международных встреч. Случись такое тогда, и слава Михаила Бутусова была бы поистине мировой. Я уверен в этом. Совершенно уверен.

До сих пор речь шла о Бутусове как об игроке национальной сборной. Но величие этого спортсмена как раз в том и состоит, что он был всегда одинаков – и в самом сложном, самом ответственном международном состязании, и в рядовом, ничего, по существу, не решающем матче на первенство Ленинграда. Ему органически чужда была «тянучая», бесстрастная игра, он, как актер на сцене, выйдя на поле, немедленно входил в роль, увлекался и горел до самого финального свистка. Северянин с южным темпераментом, он был всегда в гуще событий, он никогда не хотел, не мог смириться и не смирялся с мыслью, что команда, где он играет, может проиграть.

Помню, летом тридцать четвертого года, приехав погостить в Ленинград, я отправился на календарный матч «Динамо» – завод им. Энгельса. Честно говоря, думал, что буду единственным зрителем, а на самом деле с трудом попал на трибуну. Втискиваясь на свое место, спросил у соседа:

– И чего столько народу собралось? Ведь заводские проиграют.

– Конечно. Никто в этом не сомневается. Люди пришли Бутусова посмотреть. Понимаешь, Бутусов играет.

Да, я понимал это и тем более понял это с особой силой тогда, когда состязание окончилось. Ах, как играл Михаил Павлович! Он и сейчас стоит у меня перед глазами – неутомимый, яростный, сердито покрикивающий на партнеров, рвущийся в бой, не останавливающийся ни на минуту. Позвольте, я коротко воспроизведу тот матч, а вы сами поймете, что его нельзя забыть.

Прошло всего пятнадцать минут, а счет уже был 2:0 в пользу… заводских футболистов, проявивших удивительную энергию, активность. На трибунах загудели, ожидая сенсации.

Словно сразу стремясь убедить нас в том, что ее не будет, все чаще и чаще стал выходить к чужим воротам Михаил Бутусов. На тридцатой минуте, принимая верховую подачу, он выпрыгивает выше всех толпящихся в штрафной площади и сильным, точным ударом головой забивает первый ответный гол. Через пять минут с его редкой по точности подачи динамовцы уравнивают счет.

Ну, а после перерыва их преимущество уже было бесспорным. Увлекаемые своим лидером, его азартом, его вдохновением, они буквально рвутся вперед. Пробуют бить по воротам, и бьют все, но… На пятидесятой минуте Бутусов делает рывок, а затем, демонстрируя верх ловкости и расчета, вбил с поворота, находясь спиной к воротам, третий мяч. Через четверть часа он же, несмотря на то что теперь уже взят в плотное окружение защитников, каким-то чудом ускользает от своих сторожей и метров с двадцати сильнейшим ударом под штангу делает счет 4:2.

– Ура Бутусову!

– Михалыч, давай еще! – кричит восторженно стадион.

Да, теперь уже динамовцы полные хозяева положения, все понимают, что матч ими выигран, что заводские ребята сникли. Все это знают, и лишь один Бутусов ничего не хочет знать. Он забивает еще два великолепных гола – последний за десять минут до конца. Пять голов из шести! Пять голов в трудном, напряженном поединке с заводской защитой, где все – мастера спорта, опытные, умелые футболисты!

Нет, еще раз мне хочется сказать, что мы как-то недооцениваем этого футболиста, точнее, как-то очень скоро забыли о нем, мало вспоминаем, мало учим на его примере молодежь. А был он удивительным и ясным талантом, талантом огромным. Помнится, кто-то из шахматистов наших назвал его Алехиным футбольных полей. Это сравнение мне очень понравилось. Как тот в царстве квадратов доски, этот в царстве сплошного зеленого квадрата всегда творил, рвался в атаку – не работал, не играл, а жил футболом. Футбол был частью его, а он – частью футбола.