Кортик - Рыбаков Анатолий Наумович - Страница 9

– Нет. Мама будет беспокоиться, и эшелон могут отправить.

– Фью! – свистнул Генка. – Его еще через неделю не отправят. Потом, ведь мы идем со стороны Бахмача, так что увидим. Зайдем! Хоть воды выпьем.

Они постучали. В ограде залился бешеным лаем пес, потом за дверью раздался женский голос:

– Чего надоть?

– Тетенька, – тоненьким голоском пропищал Генка, – водицы испить.

Пес за оградой заметался на цепи и залился пуще прежнего.

Стукнул засов, дверь открылась. Через тесные сени мальчики вошли в низкую просторную избу.

Кто-то завозился на печи, и мужской старческий кашляющий голос спросил:

– Матрена, кого впустила?

– Сынков, – ответила женщина, почесывая бок и зевая. – Водицы просят. По грибы, чай, ходили? – спросила она у ребят.

– Ага.

– Идете куда?

– В Низковку.

– Далече, – протянула женщина. – Куда же вы на ночь-то глядя?

– Да вот, тетенька, – ухватился за это замечание Генка, – я и то говорю. Может, пустите нас переночевать?

– Чего ж не пустить! Места не жалко. Куда ж вы ночью под дождем пойдете? Ишь, как сыплет, – говорила женщина, стаскивая с печи и постилая на полу тулуп, – да и лихие люди ноне шатаются, а то и под поезд попадете. Вот, ложитесь. До света вздремнете, а там и дойтить недолго.

Она набросила крючок, задула лучину и, кряхтя, полезла на печь. Ребята улеглись на тулуп и быстро уснули.

Глава 13

Бандиты

И приснилась Мише какая-то неразбериха. Жеребенок вороной с коротким развевающимся хвостом. Он резвится, вскидывая задние ноги, он мчится по полю у подножия отвесной скалы. Все смеются: Полевой, дедушка, Славка, Никитский… Смеются над ним, над Мишей. А жеребенок то остановится, нагнет голову, капризно машет ею, то брыкнет ногами и опять мчится по полю.

Вдруг… это не жеребенок, а конь, огромный вороной конь. Он с разбегу кидается на скалу, на совершенно отвесную скалу, и взбирается по ней…

Он взбирается по ней, как громадная черная муха, а Никитский стучит по дереву рукояткой нагайки: «Держи коня, держи коня!»

Конь взбирается все медленней и медленней. «Держи коня, держи коня!» – кричит Никитский. Вдруг лошадь отрывается от скалы и со страшным грохотом летит в пропасть…

Грохот прервался у Мишиных ног: ведро еще раз звякнуло и утихло.

– Держи коня! – опять крикнул кто-то из избы во двор и выругался: – А, черт, поставили ведро тут!..

Чиркнула спичка. Тусклая лучина осветила высокого человека в бурке. На дворе ржали лошади и заливался неистовым лаем пес.

– Это кто? – спросил человек в бурке, указывая нагайкой на лежащих в углу ребят.

– Ребятишки со станции, по грибы ходили, – хмуро ответил хозяин. Он стоял в исподнем, с лучиной в руках; всклокоченная его борода тенью плясала по стене. – Да они спят, чего вы беспокоитесь!..

– Поговори!.. – прикрикнул на него человек в бурке.

Он подошел к ребятам и нагнулся, вглядываясь в них. И в ту секунду, когда, притворясь спящим, Миша прикрыл глаза, над ним мелькнул колючий взгляд из-под черного чуба и папаха… Никитский!

Никитский подошел к обходчику:

– Прошел паровоз на Низковку?

– Прошел, – угрюмо произнес старик.

– Ты что же, старый черт, финтить? – Никитский схватил его за рубашку на груди, скрутил ее в кулаке, притянул к себе, и голова старика откинулась назад.

– Греха… – прохрипел старик, – греха на душу не приму…

– Не примешь? – Никитский, не выпуская обходчика, ударил его по лицу рукояткой нагайки. – Не примешь? Через час должен поезд пройти, а ты в монахи записался? – Он еще раз ударил его.

Старик упал. Никитский выбежал во двор.

Некоторое время там слышались голоса, конский топот, и все стихло. Только пес продолжал лаять и рваться на цепи.

Через час должен пройти поезд! С Низковки! Паровоз туда уже вышел… Может быть, их эшелон? И вдруг страшная догадка мелькнула в Мишином мозгу: бандиты хотят напасть на эшелон!.. Миша вскочил. Что же делать? Как предупредить? За час они не добегут до Низковки…

На полу стонал обходчик. Возле него, охая и причитая, хлопотала старуха.

Миша растолкал Генку:

– Вставай! Слышишь, Генка, вставай!

– Чего, чего тебе? – бормотал спросонья Генка.

Миша тащил его. Генка брыкался, пытался снова улечься на тулуп.

– Вставай, – шептал Миша, – вставай! – Он тряс Генку: – Вставай! Здесь Никитский… Они хотят на эшелон напасть…

Ребята тихонько выбрались из сторожки.

Дождь прекратился. Земля отдавала влагой. С крыши равномерно падали капли. Полная луна освещала края редеющих облаков, полотно железной дороги, блестящие рельсы. Пес во дворе не лаял и не гремел цепью, а выл жутко и тоскливо.

Мальчики в ужасе бросились бежать. Они бежали по тропинке, идущей вдоль насыпи, и остановились, увидев на путях темные фигуры людей. Послышался лязг железа – бандиты разбирали путь.

Это было самое высокое место насыпи перед маленьким мостиком, перекинутым через глубокий овраг. К оврагу спускалась рощица. Мальчики услышали в ней ржание лошадей, шорох, хруст ветвей, приглушенные голоса. Тихонько спустились они с насыпи, обогнули рощу и снова помчались во весь дух.

Холодный рассвет все ясней и ясней очерчивал контуры предметов, раздвигал дали. Вот видны уже станционные огни. Мальчики бежали изо всех сил, не чувствуя острых камней, не слыша шума ветра. Вдруг донесся отдаленный протяжный гудок паровоза. Они на секунду остановились и снова понеслись вперед. Они ничего не видели, кроме изогнутых железных поручней паровоза, окутанных клубами белого пара. Поручни эти всё увеличивались и увеличивались, стали совсем громадными и заслонили собой паровоз.

Миша хотел ухватиться за них, как вдруг чья-то сильная рука остановила его… Перед мальчиками стоял Полевой.

– Ну, – строго спросил Полевой, – где шатались?

– Сергей Иваныч… – Миша тяжело дышал, – там Никитский…

– Где? – быстро спросил Полевой.

– Там… в будке обходчика… Они в овраге сейчас…

– В овраге? – переспросил Полевой.

– Да.

– Вот как… – Полевой на секунду задумался. – А мы их тут ждали… Ну ладно, разведчики! А теперь марш в вагон! И смотрите: больше из вагона не вылезать, а то под замок посажу…

Глава 14

Прощанье

Бой продолжался недолго. Бандиты удрали, оставив убитых. Одинокие лошади метались по полю. Красноармейцы ловили лошадей, расседлывали и по мосткам загоняли в вагоны. Бойцы быстро восстановили путь, и поезд двинулся дальше.

В Бахмаче классный вагон отцепили от эшелона для дальнейшей отправки в Москву. Эшелон же сегодня должен был уйти на фронт.

Перед отходом эшелона Полевой позвал Мишу. Они уселись в тени пакгауза: Миша – на земле, Полевой – на пустом ящике. Они сидели молча. Каждый думал о своем, а может быть, они думали об одном и том же. Потом Полевой поднял голову, улыбнулся Мише и сказал:

– Ну, Михаил Григорьевич, что скажешь на прощанье?

Миша ничего не отвечал, только прятал глаза.

– Да, – сказал Полевой, – пришла нам пора расставаться, Мишка. Не знаю, свидимся или нет, так вот, смотри…

Он вынул кортик и держал его на левой ладони. Кортик был все такой же, с побуревшей рукояткой и бронзовой змейкой.

Продолжая держать кортик в левой руке, Полевой правой повернул рукоятку в ту сторону, куда смотрела голова змеи. Рукоятка вращалась по спирали змеиного тела и вывернулась совсем.

Полевой отъединил от рукоятки змейку и вытянул стержень. Он представлял собой свернутую трубкой тончайшую металлическую пластинку, испещренную непонятными знаками: точками, черточками, кружками.

– Знаешь, что это такое? – спросил Полевой.

– Шифр, – неуверенно проговорил Миша и вопросительно посмотрел на Полевого.

– Правильно, – подтвердил Полевой, – шифр. Только ключ от этого шифра в ножнах, а ножны у Никитского. Понял теперь, почему ему кортик нужен?