Кругом одни принцессы - Резанова Наталья Владимировна - Страница 2

Являюсь во дворец и заявляю:

– Я, бедная странница, прослышала о ваших несчастиях, не могу ли чем помочь?

Лично я бы таких заявителей гнала бы в шею. Но мне навстречу выходит вся семья. Папа с мамою, и два лба здоровых – братцы. То, что это не мачеха, видно с первого взгляда – похожи очень, только вид у королевы совершенно умученный. И от отчаяния готова она цепляться за любую соломинку. За меня, стало быть. Вернете, мол, нашу дочку, уверяет, и просите любой награды.

А есть ли, говорю, у дочки вашей какие либо особые приметы? Причем помимо внешних. Мамаша тут заплакала, и принялась пить настойку кошачьей травы, старший брат заскрежетал зубами, младший повесил голову, а папа-король мужественно произнес:

– Девочка наша всем удалась – и красавица, и умница, и воспитания отменного, но имеет один недостаток – любит убегать из дому и страшная выдумщица.

– Это два недостатка, – замечаю я.

– Врет она постоянно! – гавкает старший брат, и стукает кулаком по столу. А матушка вновь начинает глотать настойку.

– Придумывает, – уточняет младший.

– О Господи, чего только она не нагородит, бывало, – вздыхает папа. – И ведь, главное, сама верит… Люди на нас как на чудищ каких смотрят…

– Ладно, – говорю, – сдается мне, что я в силах вам помочь. Только вот что…

– Денег, что ли? – подозрительно спрашивает старший принц. И осуждать его трудно – видно, многократно накалывался человек.

– Зачем же денег? Дайте мне этот флакон с кошачьей травой. Весь. Бутылку вина послаще, хересу или мадеры, что ли, и плюшек каких-нибудь…

Они удивились таким запросам, но исполнили их. А по дороге я в одном саду еще и паданцев насобирала. Вернувшись в избушку, объясняю принцессе: сейчас вечерять будем, наливаю в кружки вино, выставляю еду, в ее кружку опрастываю вдобавок почти весь флакон с настойкой, а чтоб окончательно вкус отбить, если всей сласти недостаточно, подсовываю ей яблоко побольше и посочнее. Принцесса винишко выпила, яблочко схрупала, и вскорости ее сморило. Тогда я взвалила ее на плечо и потащила во дворец. Хворост, конечно, оставить пришлось, и старушкину душегрейку тоже, иначе бы я совсем взопрела. А меч пристегнула к поясу, чтоб не мешался.

Вернула я беглую принцессу родителям – радости было! Уложили ее в собственную кровать – хрустальную, с пуховой перинкой – ну, думаю, и наплетет она историй, когда проснется! А меня пригласили отужинать, уже по-настоящему. Только младший принц, который днем больше помалкивал, полюбопытствовал:

– А что это вы с утра были на два локтя пониже и лет на тридцать постарше?

– Я, – говорю, – фея-крестная, как хочу, так и выгляжу.

– А что это, – не унимается он, – вы, фея, меч с собою таскаете?

– А это, говорю, – у меня волшебный посох такой, в оригинальном исполнении.

Сидим, ужинаем. Родители принцессы, хлебнув уже не хересу, и не под плюшки (прочие, правда, не отставали), на жизнь жалуются, спрашивают, что с дочкой делать.

– Замуж, – говорю, – ее надо при таких замашках.

– А как замуж? – вопрошает король. – За подданного – как-то неподобно. А принцам все наследниц подавай. У нас же, сами видите, два сына, и старшенький уже женат, у него у самого дети, так что, хотя приданым мы доченьку не обидим, унаследовать королевство ей вряд ли светит.

– А вот в соседнем королевстве, – вскользь бросаю я, – недавно неженатый король объявился. Конечно, с лица он не больно хорош, да и умом не блещет…

Но они последних моих слов не слышат, потому как ликуют.

Отликовав, они, как честные люди, предложили мне награду. Скромно так – вы, феи, конечно, видали и похлеще, но – чем богаты…

– Может, останетесь? – спрашивает младший принц.

– Нет, – говорю. – Неотложные дела призывают. – Поскольку, когда они раскусят, кого я им сосватала, желательно мне оказаться от дворца и от королевства как можно дальше.

Награду, правда, я от них взяла. Частично наличными, частично чеками на предъявителя в «Магический банк Голдмана» – у них повсюду филиалы есть. А также коня. И тронулась себе дальше, с возможной скоростью и хоронясь от людей по-прежнему. Одинокую девушку обидеть всякий норовит, особенно если при ней кошелек и хорошая лошадь. Проехала это королевство, а потом еще одно, и еще, и оказалась на Ближнедальнем Востоке. Потом я не раз там бывала, но про это – на других перекурах. А покамест скажу, что стран там великое множество.

Государство, куда я попала, было басурманское. Правда, оно не шибко отличалось от виденных мной прежде. Называлось оно на басурманском языке султанат, и, правил там, угадали, султан. С ним мне знакомиться никакого интересу не было, и решила я передохнуть. Сняла себе домик с садом, прислуги не держала, за покупками ходила сама. И вот однажды возвращаюсь я с базара – и вижу: у дувала, что вокруг сада моего, сидит молодой человек и рыдмя рыдает. И призывает кары небесные на тех, кто не имел никакого сострадания к его горю, страшней которого нет на свете. Мне бы мимо пройти, а черт дернул спросить:

– Что за горе такое?

– Выслушай мою историю, – говорит, – о дочь своей матери, и если сердце у тебя не разорвется, значит, в груди у тебя камень!

Зашли мы в сад, я, как хорошая хозяйка, выставила пожевать и запить, и он начал:

– Ты, может быть, не поверишь, видя мое нынешнее жалкое состояние, что я – единственный сын шаха некоей отдаленной страны…

– В это я как раз поверить могу, – проворчала я, но он не слушал.

– Я взрастал на груди у отца в неге и холе, но, войдя в совершенный возраст, поддался страсти к путешествиям и упросил разрешения посетить иные края. Везде, где останавливался я, бывал могучим потоком на ристалище щедрости, ибо отец дал мне с собою сокровища, достойные шахзаде. Так было и в султанате. Всех кругом оделял я золотом и одеяниями, богатым давал милостыню, а бедным – подарки. И однажды, когда киноварь лучей вознесла знамена над зубцами столпов земли, когда румийская рать отвоевала день у сжигающих мир эфиопов…

– Погоди-погоди, я чего-то не понимаю…

– Так вот, однажды утром, прогуливаясь по улице, я увидел дочь султана, которую на носилках несли в баню. О, если б ты знала, о незнакомка, как прекрасна эта дева, подобная тысяче кумиров! Голова у нее круглая, щеки точно розы, шея короткая, на нее ста складочками ложится двойной подбородок. И пупок ее подобен чаше для благовоний, и бедра – словно два одногорбых верблюда, и ноги, как концы курдюка, и она не могла ни стоять, ни ходить из-за своей изнеженности. О чужеземка! По лицу твоему вижу, что один лишь мой рассказ о ее красоте поразил тебя до глубины души, а если бы ты видела ее воочию, как видел я! Преграда встала между мною и моим разумом, и разгорелась во мне любовь, весьма великая. Я решил посвататься к деве, ибо род мой знатен и я не выскочка. Но горе мне! Вот что я узнал. У царевны есть нянька, некрасивая и нечестивая, злонравная и злоречивая, да еще и зловредная, но весьма искусная в чародействе, так что и султан, и все его поданные в ее руках, а о девушке и поминать не стоит. И вот какой закон положила нянька-злодейка. Каждый, кто к царевне сватается, должен выполнить три условия. Первое – необъезженного коня объездить, второе – победить могучего воина, и третье – отгадать загадку. А кто не справится – тех злодейка-нянька в темницу сажает и выкуп требует. А кто не сможет заплатить – тому голову долой!

Что ж, он меня не слишком удивил. Условия были не самые редкие, можно сказать – нормальные. А то, бывает, и выкупа не спрашивают, сразу казнят. Нет, здесь нравы были мягкие. Единственное, что меня смущало – нянька-чародейка. Всякие люди, бывает, власть в королевстве забирают, но чтоб нянька?

Шахзаде продолжал:

– Узнав о таком коварстве, я впал во тьму отчаяния. И тогда мой брат решил исполнить условия вместо меня.

– Какой брат? Ни о каком брате раньше речи не было.

– Старший сын моей матери от первого мужа. Он путешествовал со мной.

– Что ж ты сам не пошел на испытания?