Донос мертвеца - Прозоров Александр Дмитриевич - Страница 26

Приближающиеся ливонцы на сани с невысоким стожком особого внимания не обращали – сено и сено, дело привычное. Какую опасность способна утаить в себе одна-единственная повозка? Только извращенный ум человека двадцатого века способен воспринять ствол с пороховым зарядом как действительно опасное оружие и потратить немалые силы, чтобы припрятать его в неожиданном месте, готовя противнику сюрприз.

До набегающих воинов оставалось от силы сотня шагов.

– Пора, – сказал Игорь племяннице и наклонился вперед, втыкая фитили в запальные отверстия.

– Со-олнышко!!! – пропела Инга своим умело поставленным голосом так, что слегка оглохшие наступающие враги от неожиданности замедлили шаг.

Зато боярские сотни, услышав заранее обусловленный сигнал, немедленно бросили все, и помчались к саням, на ходу разворачиваясь для новой атаки.

Б-бабах! – сани словно взорвались: сено разлетелось во все стороны, Инга сковырнулась с пищалей на лед, а сами сани скакнули на несколько метров вперед, подрубив задние ноги ни в чем неповинным лошадям. Зато забитые в стволы полторы кадушки стального жребия – кусков железа каждый размером с большой палец руки – мелко просеяли пространство перед пищалями, не оставив ничего живого на полосе шириной в десяток метров и почти на полторы сотни метров в длину.

В воздухе засвистели стрелы, кованая конница, огибая сани справа и слева, стремительно неслась вперед, честно предупреждая о своем приближении громогласным «Ура!».

Первыми побежали кнехты, вовсе не желающие попадать в кровавую мясорубку. Следом, поддавшись общей панике, кинулись наутек ландскнехты, бросая сошки и совершенно бесполезные при незажженных фитилях мушкетоны – а добывать огонь времени уже не оставалось. Русские, подбадривая бегство гиканьем и стрелами, мчались вдоль берега, отрезая врагов от спасительной чащи. Пусть попытаются скрыться на ровном, широком и кристально белом снегу…

– Вы молодцы, бояре, – подошел, ведя в поводу своего жеребца, Зализа. – Никак не ожидал, что от этих дымных и тяжелых громыхалок может статься хоть какая-то польза.

– А чего пешком, Семен Прокофьевич? – удивился Росин.

– Стрелки огненные из седла вышибли, – признал опричник и, открыв полу налатника, показал юшман. – Три пластины погнули. Ударило так, думал кишки из глаз повыскакивают. Спасибо боярскому сыну Толбузину, байдану красивую подарил. Она у меня снизу поддета.

– Ничего себе, – Костя потрогал выбоины на доспехе пальцем. – Ребра-то целы?

– Пока не знаю, лекарь в Бору остался. А вы молодцы. В большой наряд вас ставить надоть, пользы больше станет. С мечами вы, бояре, режетесь не ахти.

– Так ведь, наверное, – указал Картышев на разбегающихся по озеру ливонцев, – закончилось, уже все?

– Двое пленных на дыбе показали, – признался Зализа, – что отряд большой вниз по Луге ушел. Мыслю я, в Яма-городе его должны были перехватить, но надобно сходить проверить. И вас с огненным припасом я теперича с собой возьму. Обязательно.

«Хорошо все-таки, что я попал в этот военный поход!» – уже в который раз порадовался Прослав, засыпая сани свежим сеном. На этот раз в заброшенной деревеньке серв нашел вполне пригодный в дело, еще не сточенный топор и настоящие железные вилы. Инструмент он кинул на дно саней, под бомбарду: уж этим добром его никто попрекать не станет.

Путь двух сотен Тапской комтурии вниз по Луге отмечался длинной чередой черных дымов. Правда, сами ливонцы повинны в них ни разу не были: просто воеводы и посадники крупных селений и старосты мелких деревень, встревоженные созывом поместного ополчения обеспокоились заброшенными было из-за долгого мира наблюдательными постами. В эти дни они вернули засечников туда, где они не появлялись уже несколько десятилетий, а там же, где по старой памяти за дорогами и рекой все же приглядывали бездельные малолетки – поставили более серьезных мужей.

Результат не замедлил себя ждать: за несколько миль до приближения войска к очередному поселку, с берега реки в небо неизменно поднимался черный или сизый дым сигнального костра. Подошедшие ливонцы каждый раз обнаруживали или запертые ворота окруженной земляным валом деревушки, над частоколом которой маячили топоры на длинных рукоятях, а стены поблескивали от застывшей на них свежей воды; либо находили опустевшие хутора, в которых не оставалось ни единой живой души кроме, разве что, мышей, а к ближайшему леску уходила натоптанная колея. Ни одного обоза на своем пути они так же не встретили – купцы тоже умели разбираться в дымах и прятать по непролазным дебрям свое имущество.

Впрочем, маленькая армия не испытывала от этого никаких неудобств: в брошенных деревнях ливонцы ночевали, жарко натапливая печи, подкармливали лошадей сеном, без которого «тягловая сила» могла и заболеть; искали продовольственные захоронки из крупы, репы, капусты и, если находили, охотно разнообразили свое меню. Иногда прячущиеся жители второпях забывали нечто более ценное: вот сейчас, например, раб кавалера Хангана наткнулся на топор и вилы, которые тут же заныкал для своего хозяйства.

Селения, окруженные стенами, ливонцы просто обходили, стараясь держаться западной стороны русла: почти все русские поселки стояли почему-то именно на восточном берегу. Даже когда на виду показывался какой-нибудь зазевавшийся русич, рыцари и сами не пытались его догнать, и воинам подобного приказа не отдавали, позволяя язычнику безопасно скрыться.

Придерживая поводья и глядя вперед поверх головы Храпки, постоянно поводящей по сторонам ушами, Прослав иногда вспоминал соседей, Бронислава и Харитона, ушедших вместе с основным отрядом к Новгороду. Наверное, сейчас они забивают свои сани не топорами, как он, а золотыми кубышками богатых новгородских купцов. Но он не завидовал своим друзьям – у каждого своя судьба. Им повезло получать золото, ему – топоры. Ничего не поделаешь, на все воля Господа. Тем более, что ведущий отряд крестоносец громогласно пообещал: они возьмут добычу куда большую, чем их товарищи. Нужно только не забывать захватывать с собой все встреченные повозки – дабы было на чем ее вывозить. Если это действительно так: то-то вытянутся соседские лица, когда они начнут хвастаться добычей новгородской, а он со всей небрежностью скромно покажет свою!

Прослав усмехнулся и тряхнул вожжами:

– Н-но, родимая! Немного осталось!

От лужской излучины до города Ям отряд дошел за десять дней, ночью прокрался мимо крепости и двинулся дальше.

– Русская рать возвращается в Бор! – неожиданно хлопнул ладонями по столу дерптский епископ. – Обратная дорога мимо Гдова снова свободна от войск и можно спокойно возвращаться назад.

– Откуда вы знаете? – невольно вырвалось у Флора Сивасинова, вот уже осьмой год командовавшего небольшим отрядом личной охраны священника. Воин опустил недорезанную лошадку, торопливо спрятал нож и низко поклонился, прижав руку к груди: – Простите, господин епископ.

– Я слуга Господа, и Господь покровительствует мне, одаряя частыми откровениями, – спокойно и размеренно, словно репетируя будущую проповедь, ответил господин, не выказав никаких признаков гнева.

– Прикажете седлать коней?

– Утром отправимся, – покачал головой священник. – Несколько лишних часов уже ничего не изменят.

– Будет исполнено, господин епископ, – снова поклонился воин и присел обратно на лавку, доставая нож.

– Теперь нашей лошадке нужно очистить ушки, – тихо сообщил он с любопытством наблюдающей за ним маленькой девочке. – Вот смотри: сверху нажмем, раз, раз, раз, вот и ушко у нее топорщится. Раз, раз, раз… Вот и второе. Можно ставить в стойло. Ну, сколько у нас теперь зверюшек во дворе?

– Свинка раз, – принялась девочка расставлять на скамейке вырезанные из липового полена игрушки. – Овечка два, козочка три, лошадка четыре.

– Ну, и кого у нас не хватает?

– Рыбки! – обрадовано сообщила девчушка.

– Рыбки? – удивился ливонец. – Ладно, поймаем мы тебе во двор рыбку. Где тут осколок от нашего чурбачка?