Донос мертвеца - Прозоров Александр Дмитриевич - Страница 12

Дорога освободилась – и воинская колонна уже вытягивалась неспешным шагом на лед озера, больше не боясь быть обнаруженной неприятелем.

– Лошадь, что ли из упряжи вырезать? – задумчиво предложил один из оруженосцев. – Будет заводной конь.

– Оставь, – посоветовал де Лекс. – Все равно кетлеровский сын кому-нибудь из пеших ливонцев отдаст. Пусть начетник разбирается.

Рыцарские пажи поскакали в сторону головного отряда.

Ехавший первым дерптский епископ внимательно вглядывался в стену леса по левую руку. Поначалу она казалась неразрывный, но вот внимательный взгляд священника обнаружил просвет, черный всадник повернул туда, удовлетворенно кивнул и призывно махнул рукой. Протока со странным названием Быстрица, соединяющая два озера начиналась именно здесь.

Зализа не верил, что Орден смог проникнуть в русские пределы, никак не выдав своих намерений ни торгующим в Ганзе торговым гостям, ни собирающим в Ливонии дань монахам, ни православным священникам, что наверняка предупредили бы единоверцев о грядущей опасности. Не верил. Но знал он и то, что самые глупые правила поведения рати в походе продиктованы большой кровью, пролитой русскими людьми во многих землях. Одно из них гласило: внезапно исчез разъезд – считай, что там подкрадывается враг. Веришь, не веришь – а обычай соблюдай.

– Боярин Мурат, – повернул он голову к осевшему в Северной Пустоши татарину. – Бери своих смердов и сыновей, да скачите по Луге на день пути вперед.

– Вестника прислать, али как? – хищно оскалился шуйский волостник.

– Вестника ты в Бор зашли, пусть про мой дозор поспрошают. А сам, встретишь, не встретишь, кого всем разъездом к вечеру назад возвращайся.

– Понял, Семен Прокофьевич, – татарин поворотил коня и разбойничьим посвистом стал сзывать своих витязей.

– А ты, Дмитрий Сергеевич, – повернулся Зализа к боярину Иванову, пройди две версты ниже по реки и поставь по обоим берегам ратников в засеку.

– Сделаю, Семен Прокофьевич, – кивнул тот.

– Феофан, разбивай лагерь. В слепую я ополчение не поведу.

– Это верно, Семен, – боярин Старостин отправился выполнять распоряжение.

– Так что, Семен Прокофьевич, – не очень уверенно спросил купец, внезапно ощутивший себя в самом центре военной компании. – Гуляй-город рубить?

– Гуляй-город? – переспросил опричник, и вспомнил еще одно очень важное на войне правило: лучше сделать лишнее, чем оказаться без необходимого. Зализа вздохнул, и уверенно кивнул: – Рубить!

Воинская колонна опять свернула на широкий наволок. Бояре скидывали на заснеженную землю котомки и чересседельные сумки, расседлывали коней, пуская их порезвиться на снежном просторе. А вот купец на этот раз ушел с реки и, высматривая между соснами просветы или срубая невысокую поросль, стал заводить обоз в лес. Углубившись на пару сотен саженей, работники Кондрата Васильевича принялись спешно разгружать товар. Впрочем, несколько людишек уже начали выбирать сосенки в полобхвата толщиной и умело рубить их под самый корешок.

В это самое время на Кауштин луг, рядом с недавно поставленными избами селения опричных иноземцев, ломая растущий по сторонам нахоженной тропки ивняк начали одни за другими выкатываться тяжело груженые сани, послышались громкие мужские голоса, заржали кони. На тихом заснеженном поле внезапно стало шумно и тесно. Нежданные гости накрывали коней попонами, некоторые вовсе распрягали, грмко переговаривались, шутили и смеялись.

Пожалуй, единственное, что утешало стоящего в воротах Сашу Качина, оставленного в опустевшем поселке с пятью женщинами и шестью мужиками – это то, что нежданные гости размашисто крестились на крест поселковой часовни, снимая шапки и низко кланяясь, а не рвались под крыши, следуя извечному русскому правилу: накорми, обогрей, баньку стопи, а уж потом вопросы задавай.

Бани в поселке, впрочем, все равно еще не имелось.

Когда из леса появился, верхом на коне, купец Баженов, Илья Анисимович, Качин наконец-то почувствовал облегчение и даже, поддавшись общему настроению, широко перекрестился.

– Вот и прибыли! – остановившись у края зарослей, приободрил Илья Анисимович все идущих и идущих из заснеженного леса мужиков. – Здесь и отдохнете.

Саша, оглядев массу саней, людей и лошадей, с непривычки показавшуюся несчитанной, двинулся к купцу. К тому времени, когда он добрался до Баженова, тот уже объяснял чернобородому крепышу в красном зипуне и мохнатой бесформенной шапке:

– Лес боярин дозволяет рубить невозбранно. Но дабы на дело шло, а не баловства ради! Скотину хозяевам в сарай пока сгоните, он ноне пустой стоит. Каши и зерно туда же сгрузите, на кошт хозяин вам выделять станет. За пару дней управитесь с делами артельными, и с Богом, за дело.

Заметив Качина, купец неторопливо спустился на землю, вежливо поклонился:

– Здрав будь, хозяин.

– Здравствуй, Илья Анисимович, – постарался точно так же поклониться Саша. – А Кости нет. Его опричник в поход увел.

– Знаю, – кивнул купец. – Через Замежье обоз вел, с боярыней встретился. Неладно, сказывала, на западном порубежье.

Баженов оглянулся на отошедшего к остальным мужикам крепыша и предложил:

– Пойдем в дом.

Из угощения у провалившихся в шестнадцатый век одноклубников имелись только брусничный чай, да печеная рыба – но Илья Анисимович знал, к кому попал, а потому на застолье и не рассчитывал.

– Стало быть, так, – вдумчиво сообщил он Качину, распахнув на груди епанчу и продемонстрировав хозяевам дома атласную с соболиной оторочкой душегрейку: – Пополонок они уже получили, более им ничего не плати, пока дела не покончат. Артельного ты видел, я ему наказывал хозяина слушать во всем.

– Ну да, – засуетился Качин, – я тут прикинул, как все устроить надо.

Купец довольно усмехнулся, увидев, что рисунки начертаны на серой рыхловатой бумаге сделанной в его присутствии. Стало быть – не плоха, пусть иноземцы мануфактуру налаживают, должен пойти товар. Однако смотреть ничего не стал:

– То артельному покажи. У нас уговор: две мельницы по вашему наущению поставить, амбары для товара. Избу большую, какую скажешь, стекло варить. Печник наперво артельщикам очаги сложит, а потом тебе, для стекла, каковую спросишь.

Саша, пожав плечами, положил чертежи на стол. Сейчас он остро сожалел, что всех остальных мужчин отпустил за дровами. Его, как подавшего идею стекловарни и соображающего в строительстве, оставили разрабатывать, как это называется, «эскизный проект». И вот нате вам – вместо инженера внезапно оказался прорабом.

– Скотина и каша твоя, – продолжал загибать пальцы купец. – Коли споро работать станут, выдавай им на кошт по хряку в два дни и три меры крупы на день. Заленятся – пусть и харчуют меньше. Себе можете брать невозбранно, вам о деле думать надобно, а не косых по лесу ловить, али карасей на реке. Сегодня-завтра артель не трогай, пусть устроятся. А опосля к делу ставь.

– Понял, – покорно кивнул Качин.

– Теперь вот, – опасливо оглянулся Илья Анисимович и выудил из-за пазухи два матерчатых мешочка, протянул один Саша. – Это артели по уговору положено. Как все отстроят, отдашь. Две монеты печнику, тоже обговорено. А вот это, – он протянул второй кошель, почти равный по весу первому, – коли сверх уговора нужда в чем застигнет. Только не зевай, какую цену запросят – сбивай вдвое. Вот. А я по реке пущусь, хочу дом навестить. Коли на рубежах неспокойно, надобно Марьяну навестить, жену мою. Саму успокоить, совет какой дать, о деле торговом разузнать. Может, гости приезжали, али грамоту кто присылал. Месяца не пройдет, ворочусь. Думаю, артель к такому сроку едва-едва управится.

– Угу, – Саша подобрал кошели, взвесил в руках. Тот, что предназначался артели, весил раза в полтора меньше.

– Спасибо, хозяин, за хлеб за соль, – со всей серьезность поклонился Баженов, так и не присевший к столу и, нахлобучивая высокую бобровую шапку, поворотил к дверям.