Жестокий мир мужчин - Полякова Татьяна Викторовна - Страница 9

– Маловероятно, – вздохнул Севка. – Одно могу тебе сказать совершенно определенно: ты идешь по ложному следу. Убийство на Катинской ничего тебе не даст.

– На 8 Марта, – широко улыбнулась я.

– Что?

– Улица теперь называется 8 Марта.

Мы еще немного помолчали, после чего во мне пробудилась совесть, и я вспомнила, что Севке надо бы отобедать, да и мне тоже.

Набив желудки до отказа, мы вышли на улицу.

– Ты на машине? – спросил Севка.

– Да, если не возражаешь, я тебя провожу.

– Конечно, не возражаю, – улыбнулся он.

– Прогуляемся? – Я взяла его под руку, и мы направились через площадь.

– Снова будешь вопросы задавать? – еще шире улыбнулся он.

– Нет. Не буду. Вижу, тебе это не нравится.

– Мне не нравится, что ты интересуешься всем этим. Люди помнят, чья ты жена. Вполне возможно, слух о том, что ты задаешь вопросы, дойдет до тех, кому это покажется очень интересным.

– И что?

– Ты не хуже меня знаешь, что.

– Будем считать, нездоровое любопытство я удовлетворила, и теперь мы просто гуляем.

Он обнял меня и сказал насмешливо:

– Не могу поверить… Я рад, что ты больше не сидишь взаперти, даже если тебе и пришла фантазия стать сыщиком. Ты улыбаешься, держишь меня за руку и даже пробуешь шутить.

– Неважно выходит?

– Я же сказал: уже кое-что. Я люблю тебя, пускай не так, как раньше, по-другому, но все равно очень люблю и хочу, чтобы ты улыбалась.

– Спасибо, – серьезно сказала я и поцеловала его.

Я проводила Севку до работы и через парк вернулась к машине. В парке было прохладно, старички сидели на скамейке и приглядывали за расшалившимися детишками. Я устроилась в траве под огромной липой, запрокинула голову и стала смотреть в небо. «Севка прав, какое отношение убийство на Катинской может иметь к Илье, а тем более ко мне самой?»

– Никакого, – вслух ответила я.

Однако то, что я почувствовала, натолкнувшись взглядом на заметку в газете, очень напоминало озарение. А интуиция подсказывает, что в этом что-то есть. Я засмеялась.

– Чепуха, конечно. Хотя, может, и не чепуха. Севка считает, убийство было выгодно многим. И устранение Ильи – тоже. Вдруг некто очень мудрый каким-то образом соединил все это в тугой клубок, задействовав к тому же мою машину. Пусть это выглядит глупым, но останавливаться на полпути и даже в самом начале – я не люблю. А там посмотрим.

Я поднялась, отряхнула юбку и заспешила к своей «девятке». По дороге заехала в магазин и купила себе платье. Нежно-голубое. Оно очень шло к моим глазам, я улыбнулась, глядя в зеркало, и даже подмигнула своему отражению. Снимать платье не стала, расплатилась и поехала домой.

Квартира показалась мне темной и пыльной.

«Точно склеп», – подумала я. Открыла окна, потом, прихватив телефон, вышла на лоджию. Через 09 узнала нужный мне номер и терпеливо слушала длинные гудки, наконец трубку сняли.

– Простите, – сказала я. – Могу я поговорить с В. Артемовым?

– С Володей? Он у нас уже давно не работает, около года.

– А где его можно найти? – ласково спросила я.

Мужчина на другом конце провода задумался.

– Я дам вам его домашний телефон, попробуйте позвонить.

Судя по номеру, с Артемовым мы жили в одном районе, как выяснилось через некоторое время, в трех троллейбусных остановках друг от друга. Трубку снял ребенок, по голосу мальчик лет пяти.

– Артемова можно? Володю…

– Сейчас, – важно ответил он и позвал: – Пап…

– Слушаю. – Голос звучал странно, точно мужчина дышал с трудом.

– Извините, – начала я не без робости. – Пять лет назад вы написали статью об убийстве на Катинской, не могли бы мы встретиться и поговорить?

– О чем? – удивился он.

– Мне трудно объяснить это в двух словах. Я не отниму у вас много времени, а для меня этот разговор очень важен.

– Кто вы? Журналистка?

– Нет. Извините, мне действительно сложно объяснить, кто я и почему интересуюсь этим убийством. Может быть, мы все-таки встретимся и поговорим?

– Я думал, все уже забыли об этом убийстве, столько лет прошло.

– Собственно, меня интересует другое убийство, происшедшее в ту же ночь. Что-то подсказывает мне, что они как-то связаны.

– А-а, вы имеете в виду дело Летчика? – Я не сразу сообразила, что речь идет об Илье, в моем присутствии никто и никогда не называл его так.

– Да, если Летчик – это Илья Верховцев.

– Понятно… Он ведь должен скоро выйти на свободу. Так? А вы кто?

– Я его жена… бывшая.

Он думал полминуты, не меньше, потом сказал:

– Что ж, давайте поговорим, правда, я не знаю… Хорошо. Я освобожусь через час. Живу на Мичурина, за гастрономом скверик, вот там и встретимся, если не возражаете.

– Не возражаю, – обрадовалась я.

– Значит, через час, – вздохнул он.

Я выпила кофе и потянулась за сигаретами. Если нет силы воли разом порвать с пагубной привычкой, следует себя контролировать и время от времени шлепать по рукам. Сейчас, например, как раз такой случай. Я отшвырнула сигареты в сторону и расслабленно сидела в кресле, наблюдая за птицами и поглядывая на часы. Через сорок пять минут торопливо покинула квартиру.

Скверик был совсем маленький, десяток деревьев, кусты, узкие асфальтированные дорожки. Собачий рай.

На единственной скамейке возле входа сидел мужчина в полосатой футболке и читал газету, то и дело поправляя очки с толстыми линзами. Рядом весело носился персиковый пудель.

– Вы Володя? – спросила я, подойдя ближе, пудель принялся тявкать, а мужчина поднялся, кивнул мне и спросил:

– А вы – Анастасия, я не ошибся?

– Нет, но лучше Ася, привычнее.

– Присядете или прогуляемся?

– Лучше прогуляемся, – кивнула я. И мы пошли по асфальтовой дорожке, пудель весело несся впереди.

– У меня сразу вопрос: почему вы считаете, что убийство на Катинской как-то связано с делом вашего мужа?

– Я не считаю, – подумав, ответила я и попыталась объяснить,

почему это убийство меня заинтересовало.

Он слушал внимательно, иногда кивал и шел рядом со мной по траве, потому что дорожка была очень узкой.

– Кажется, я вас понял, – сказал он, когда я наконец замолчала. – Меня моя интуиция никогда не подводила, почему же я должен сомневаться в вашей? Дело на Катинской очень странное. И не потому, что расстрелять трех авторитетов оказалось так просто. Странности встречались на каждом шагу, по крайней мере, так мне тогда казалось. Странно вели себя милицейские чины, хранили обет молчания медики… От журналистов все шарахались, словно от прокаженных. Конечно, влезать в разборки бандитов занятие опасное, это я очень скоро понял по себе…

– У вас были неприятности?

– Ничего особенного. Просто жену три дня подряд сопровождали с работы до самого подъезда, а потом встретили меня и попросили вполне вежливо: «Не лезь». И я не полез. – Он засмеялся, глядя куда-то в сторону, и добавил с обидой: – Хотя чувствовал – что-то там… в общем, мой звездный час не наступил. Теперь эта история никому не нужна, то есть неинтересна.

– Не совсем, – заметила я, а потом спросила: – Вы ушли из газеты?

– Ушел. Я на инвалидности, астма, сердце… Пытаюсь понемногу работать, чтобы не отстать от жизни и не лишиться навыков. У меня дома целая папка материалов по этому делу, если хотите, можете взять ее.

– Вы серьезно? – удивилась я.

– Конечно. Если они вам пригодятся, буду очень рад. Только одна просьба: раскопаете что-нибудь, позвоните. Я любопытен до безобразия.

Он кликнул пуделя, и мы пешком отправились к его дому, жил он буквально в нескольких шагах от скверика. В квартиру подниматься я не стала, ждала возле подъезда. Володя вернулся меньше чем через пять минут.

– Перед тем как встретиться с вами, я нашел ее и просмотрел еще раз, – пояснил он.

Я взяла папку и сказала:

– Спасибо.

– Удачи, – ответил он.

Содержимое папки я бегло просмотрела еще в машине. Артемов прав: дело выглядело странным. Еще одна особенность содержавшихся в папке бумаг: я насчитала несколько знакомых фамилий. Сложила все снова в папку, завязала тесемки и поехала домой.