Жестокий мир мужчин - Полякова Татьяна Викторовна - Страница 3

– Разумеется. Где же еще. И вчера, и позавчера, и всю жизнь только у тебя. Да?

– Прекрати, – поморщилась я. – У меня нет ни малейшего желания наблюдать чужую истерику. Свои надоели.

– Тебе опять кто-то звонил, и он прибежал сломя голову? Ехал мимо, увидел, что горит свет. – Она засмеялась. – Ты и твой дерьмовый братец… Как я его ненавижу… Всегда одно и то же…

– Почему бы вам не оставить друг друга в покое? – зло предложила я.

– Разумеется. Ты об этом только и мечтаешь. Ты всегда меня ненавидела, всегда, с того самого дня, когда он нас познакомил. Конечно, все вокруг должны любить только тебя, ты самая необыкновенная, да… а что я? Ты хочешь, чтобы он меня бросил, и вечно его так настраиваешь. И покрываешь эту сволочь. Он изменяет мне с каждой юбкой, а ты его покрываешь! – Последние слова она уже кричала.

Конечно, Сашка изменял ей. Сейчас, глядя на Лерку, я не особенно его осуждала. Она сидела, раздвинув колени, руки свисали почти до пола, на лице вчерашняя косметика, волосы всклочены, вряд ли она догадалась расчесаться с утра. Шесть лет назад она была красавицей, сейчас мало кому пришло бы в голову так ее назвать.

– Слушай, – предложила я, – ложись на диван, отдохни немного. А вечером встретишь Сашку с работы, заедете в какой-нибудь ресторан…

– В ресторан он ходит с другими, – хохотнула она. – Слушай, чего он меня не бросит к чертовой матери, а? Ты ведь знаешь, у вас секретов не бывает, что он говорит? Жалко меня, да? Вы же добрые. И еще честные и благородные. Чертова семейка… сволочи, вот вы кто. И ты, и твой братец.

– Заткнись, пожалуйста, – попросила я. – Иначе суну тебя под холодный душ, в прошлый раз тебе не понравилось.

– Конечно, – пьяно ухмыльнулась Лерка. – Я алкоголичка и стерва, так он говорит. А ты у нас ангел… ангел. А я знаю, кто настоящая стерва. И не одна я знаю, очень многие. – Она вдруг принялась хохотать, однако недолго, смех резко оборвался, Лерка нахмурилась и ткнула в меня пальцем. – Знаешь, что о тебе говорят? Не знаешь? Могу рассказать. Ты шлюха, вот ты кто. Шлюха, грязная, подлая шлюха. Ты думаешь, если пять лет сидишь в этой норе затворницей и носа никуда не кажешь, все уже забыли? Святую из себя корчишь? Как бы не так, – обычно в этом месте она замолкала, но не сегодня. – Он-то знал, что ты за штучка, твой Илья. И послал тебя ко всем чертям…

Я села напротив и попросила:

– Расскажи мне…

– О чем? – вроде бы удивилась Лерка, приходя в себя.

– О том, что говорят.

– Ничего не говорят… – Она нахмурилась и стала разглядывать что-то на полу.

– Тебе Сашка не велел говорить со мной об этом?

– В гробу я видела твоего Сашку. – Она покусала губы, потом тяжело вздохнула: – Не слушай ты меня. Знаешь ведь, пьяная – я дура. Второй день пью. Сашка домой заходит редко, так, от случая к случаю. Бросил бы в самом деле, может, и к лучшему…

– Что говорят, Лерка? – напомнила я.

Она вроде бы испугалась.

– Что… всякую чушь. Убийство на почве ревности, как будто ты не знаешь.

– Знаю. Только Илья меня не ревновал, тем более к Андрею. Я не давала ему ни малейшего повода меня ревновать.

– Он тебя любил, – помолчав, заметила она. – Очень. Илья странный мужик. Про такого никогда не скажешь, что у него на уме.

– Что за чушь, Лерка. Ведь ты знаешь, идею о ревности подкинули адвокаты, когда стало ясно, что ему не выкрутиться.

– Ну… – Она нахмурилась еще больше. – Он ведь бросил тебя, разве нет? Он послал тебя ко всем чертям. Почему? Если ты не виновата…

– Наверное, в чем-то виновата, – согласилась я. А Лерка неожиданно опять засмеялась и даже погрозила мне пальцем:

– Умеете вы придуриваться, ты и твой братик. Я бы поверила, ей-богу… нет, честно, поверила бы…

– Во что? – осторожно спросила я.

– В то, что ты ангел. И воплощение невинности. И еще черт знает что. А твой брат отличный парень. Брат и Друг. Оба слова с заглавной буквы. Вот именно: Брат и Друг. Хочешь скажу, почему этот сукин сын меня никак не бросит? – Она махнула мне рукой, я машинально наклонилась, а она зашептала: – Не может: твой чертов братец боится. Потому что я следила за ним той ночью. Улавливаешь? Я за ним следила. Ему придется убить меня или мучиться до самой смерти… Здорово, правда? – Она принялась хохотать, а я смотрела на нее и пыталась понять: что это, пьяный бред или в самом деле существует нечто, мне неизвестное.

– Давай-ка спать, – так и не сделав никакого вывода, сказала я. Сунула ей подушку под голову и достала одеяло.

Лерка спала, хмурясь и зябко поеживаясь. Я закончила уборку и устроилась на лоджии. Курила, забыв про недавнее обещание бросить, смотрела на проспект и думала. Что-то в словах Лерки не давало покоя.

Я покосилась на диван, где она спала, покачала головой и потянулась за новой сигаретой.

У меня собственная точка зрения на происшедшее несколько лет назад, по наивности я считала, что моя точка зрения – едва ли не единственная; конечно, у милиции была своя, но меня она не интересовала.

Я добровольно обрекла себя на некое подобие затворничества не потому, что таким образом пыталась искупить вину, просто никого не хотела видеть. Люди и разговоры раздражали. Общение с внешним миром я попыталась свести до минимума, а теперь об этом сожалела. Что-то происходило там, за стенами моей квартиры, что-то, что напрямую меня касалось, и моя точка зрения вовсе не была единственной, иначе как объяснить то, что Илья просто вышвырнул меня из своей жизни. Должна быть причина. Мне она неизвестна, но должна быть…

Лерка подняла голову, сонно посмотрела по сторонам, потом позвала:

– Аська, я у тебя, что ли?

– У меня. – Я вернулась в комнату, села на диван рядом с Леркой, спросила: – Хочешь чаю? С лимоном… Или сок, ананасовый.

– Чаю давай, – кивнула она. – И пожрать чего-нибудь. Кишки сводит…

Я быстро накрыла на стол и позвала ее.

Лерка умылась, расчесалась и села за стол, слабо постанывая.

– Убила бы дуру, – сказала она вдруг со злостью.

– Кого? – усмехнулась я.

– Себя, конечно.

Лерка была почти трезвой, а в таком состоянии предпочитала заниматься самобичеванием.

– Может, лучше бросить пить?

– Бросишь, как же… – разозлилась она. – Твой чертов братец… А-а… – Она махнула рукой и стала уплетать щи.

Я помолчала немного, наблюдая за Леркой, потом осторожно спросила:

– Ты говорила, что следила за Сашкой той ночью…

– Какой? – насторожилась Лерка.

– Той ночью, когда арестовали Илью.

– Я такое говорила? – Она испугалась, нервно поежилась, поглядела во все четыре угла моей кухни и сказала: – Аська, ты же знаешь, пьяная я – дура дурой. Чего хочешь соврать могу. Не бери в голову, а? Это я так, со злости… У нас сейчас с Сашкой не очень, а я люблю его. Ты же знаешь, мне без него хоть сразу в петлю. А ему хоть бы что. – Тут она заревела, а я вздохнула и возразила, вычерчивая ложкой узоры на столе:

– Ему не все равно.

– Как же… – Лерка шмыгнула носом и уставилась на меня. – У него баба есть, он даже не скрывает, при мне ей звонит.

– Извини, но мне кажется, это неправда, я имею в виду, что ему настолько все равно, что он не желает ничего скрывать.

– Ну, хорошо, он скрывает, но я-то не дура, я ж все вижу, и кому он звонит, знаю… Он тебе что-нибудь говорил про нас?

– Да. – Я вздохнула. – Говорил, что ваши отношения вконец испортились, что вы живете, словно чужие, ты много пьешь, и он не знает, как все изменить. Винит во всем себя.

– Конечно, винит… А сам дома сутками не показывается. И на меня ему плевать. Ходит мимо, точно я мебель… Он меня бросит? Что он говорил, а?

– По-моему, ему это даже в голову не приходило.

– Правда? Если он меня бросит, я не знаю, что сделаю… Я хочу ребенка, а он нет, почему? Потому что не собирается со мной жить?

– Он не хочет ребенка, потому что ты хроническая алкоголичка и ребенок может родиться двухголовым. Извини, что я так резко, но кто-то должен сказать тебе это.