Любовь не умирает - Биварли (Беверли) Элизабет - Страница 19

Джека тоже охватила дрожь — прикосновение ее подобно электрическому разряду, сорвавшемуся с кончиков пальцев; он пронзил его и вмиг разлился по всем клеточкам тела. С какой прекрасной, сладкой ленью она гладит его тело, томит его… Расстегнула оставшиеся пуговицы, провела ладонями по теплой коже, сбросила рубашку и пиджак. Прохладный воздух прикоснулся к разгоряченному телу, еще сильнее обострив чувства. Он улыбнулся ей, вспыхивая и тая, а она, с той же улыбкой сдерживаемой страсти, изучала его, привыкала — и вдруг, так естественно, словно ей ежедневно приходилось это делать, поднялась на цыпочки, прижалась губами к его шее и, скользнув языком по плечам и ключицам, погрузилась во впадину под кадыком…

С уст его сорвался сдавленный стон, и, не в силах владеть сотрясающими его эмоциями, Джек схватил ее руки и широко развел их в стороны. Тонкие запястья пульсируют под его сильными пальцами, в глазах ее смятение… Но сама-то она — сколько ему еще терпеть? — до сих пор одета…

— Что?.. — выдохнула она наконец. — Что, Джек? — И попыталась высвободить запястья. Но он, не отвечая, лишь крепче их стиснул.

— Ловко у тебя получилось.

— Ты о чем? — изобразила она невинную улыбку.

— Ты же меня почти раздела.

— Ну что ты! — Она игриво вскинула брови. — Посмотрим, что ты скажешь, когда я сделаю это не «почти», а совсем.

— О, неужели? — улыбнулся он, слегка задыхаясь.

Она кивнула медленно и торжественно.

— Раз так, — он опустил ее руки, но не разжал своих, — по-моему, нам надо сперва… обговорить кое-какие… основополагающие правила.

— О?! «Правила»?..

— Вот именно — «о»!

— Т-тогда какие же, Джек?

— Сейчас… сейчас я тебе объясню. Он осторожно завел ей руки за спину, зажав оба нежных запястья в одном своем огромном кулаке. Она тихонько сопротивлялась, с блуждающей улыбкой на трепещущих губах. Но когда свободной рукой он приподнял джемпер и зацепил палец за пояс ее джинсов, всякое сопротивление прекратилось, даже улыбка погасла.

Наклонившись, он погладил губами ее шею.

— Позволь мне… я обрисую их… на… на примерах.

— Нет, — пробормотала она.

— Нет? — Он заглянул ей в глаза. Взгляд ее потемнел, наполнился бесконечным желанием, безграничной страстью.

— Не хочу, чтобы это были только примеры, Джек. Рассказывай… рассказывай все!

Брошенный ею вызов до крайности его возбудил — он склонился к ней так, что между губами их остался лишь тончайший слой воздуха, и изо всех сил прижал ее к себе. Соприкосновение их тел возбудило его еще больше, если это только было возможно, и глаза ее закрылись — она откликнулась на его желание.

— Ну хорошо… — сдавленно проговорил он, — расскажу тебе… все расскажу… — Он ощутил лицом ее горячее дыхание, прижался лбом к ее волосам и закрыл глаза. — Я хочу тебя, Джо. Всю целиком. Хочу наполнить тобой свои руки… мысли… сердце. И чтобы ты так же наполнилась мной. Ты вся — твое тело, разум, душа…

— О, Джек…

Он оторвался на мгновение — убедиться, что и у нее закрыты глаза, — убрал руку с ее талии, взял ее за подбородок.

— Посмотри на меня!

Она распахнула ресницы и встретилась с его жаждущим взглядом.

— Знаешь, что я собираюсь сделать с тобой? — Голос его трепетал от страсти.

— О, Джек!..

Положив руку ей на затылок, он погрузил пальцы в медный каскад волос.

— Хочу, чтобы ты открылась передо мною, как прежде не открывалась ни перед кем. Хочу проникнуть дальше, глубже, чем когда-либо… доводилось другим мужчинам.

— О, Джек…

— Хочу быть на тебе, под тобой и позади тебя…

— О, Джек!..

— Хочу погрузиться в самые сокровенные твои глубины. И остаться там навеки.

Он снова прильнул губами к ее шее, и Джорджия, с закрытыми глазами, бессознательно склонила голову набок, предоставляя ему свободный доступ к себе, — он, казалось, желал жадно съесть ее. Пальцы Джека опять стиснули ей запястья, а другая рука нырнула глубоко под джемпер и, поглаживая талию, живот, наэлектризовала ее до предела. Никогда в жизни, ни разу не была она так заведена, а ведь он даже еще не начал раздевать ее.

Но это, кажется, происходит: джемпер поднимается вверх, обнажая живот, бедра, грудь…

Джек тихо ахнул: не скрытые черным кружевным, прозрачнее паутины, лифчиком, наливались под его взглядом соски… Синие глаза его зажглись одержимостью, и, накрыв грудь Джорджии свободной рукой, он нежно сдавил ее… Закусив губу, она тихонько застонала, не отрывая от него затуманенного взора. А Джек провел большим пальцем по твердой горошине соска. Пружина огненной страсти начала раскручиваться, готовая взорвать Джорджию изнутри… Внезапно рука Джека застыла, вцепившись в черное кружево.

— Застежка спереди… — прошептал он. — Это ты хорошо сделала. — И, ловко расстегнув ее, развел кружева в стороны.

Грудь ее вырвалась на свободу, и он не мог оторвать глаз от ложбинки, которую медленно заливала краска. Обхватив грудь ладонью, он жадно впился в нее, терзая ее и мучая языком, вбирая сколько мог… Наслаждение стало почти невыносимым, и Джорджия попыталась высвободиться…

Он лишь крепче стиснул свою добычу, рот его осыпал ее безумными ласками, а одна рука, опустившись, уже расстегивала пуговицу на поясе джинсов. По-прежнему не выпуская ее тонких запястий, он одной рукой вмиг раскрыл молнию и ворвался внутрь. Жадные, горячие пальцы медленно стянули с бедер плотную ткань, насладились упругими ягодицами, и, не переставая целовать ее грудь, он положил руку на лоно…

Она силилась раздвинуть ноги пошире, но джинсы не давали… Ему, однако, неудобная поза ничуть не мешала. Пальцы, между ее ног, ласкали, гладили, щекотали, тревожили — и от каждого прикосновения по телу ее разливался жар…

— Джек… — наконец удалось ей прошептать.

— Нет… я… я занят… — бормотал он, прижимаясь лицом к ее груди.

— Просто я… может быть, нам…

— Что, что?.. — Хриплый его голос прозвучал резким диссонансом с ленивыми, нежными движениями.

— ..добраться до постели? — еле слышно выдохнула она.

Он мгновенно застыл, всем телом, казалось, впитывая эти ее тихие слова, и, сделав последнее неторопливое движение рукой, не спеша провел языком по плавному изгибу груди. И, не отпуская ее от себя, стал — в каком-то фантастическом танце — перемещаться в сторону спальни. Только тут она осознала, что они до сих пор стояли у самого входа в номер. Любой проходивший по коридору мог слышать их страстные стенания, безошибочно выдававшие происходящее… Но мысль эта неожиданно для нее самой лишь еще больше распалила ее. Вот уж что ей вовсе не свойственно, так это работать на публику. Джек, видимо, каким-то волшебным образом разбудил в ней потаенные инстинкты.

Так, не размыкая рук, они оказались в спальне. Несмотря на полдень, здесь царил полумрак — плотные, тяжелые шторы были опущены. Они продолжали свой страстный танец, пока край широченной кровати не остановил их.

— Знаешь, — пролепетала она, — лучше бы ты… отпустил мои… руки, а то…

Джек неохотно освободил ее запястья, и она плавно повела руками, чувствуя, как тепло, разлившееся по всему телу, растекается по ним. За Джеком следом тянулась заправленная в брюки рубашка (пиджак остался на полу в прихожей), но он, видимо, не замечал этого. Она положила руки ему на пояс, а он как раз решил освободить ее от джемпера — и оба рассмеялись: нет, одновременно им это не удастся.

— Ты первая, — рыцарски уступил он, пытаясь все же стянуть с нее джемпер.

— Нет, ты первый, — возразила она, дергая за ремень.

— Нет, ты! — улыбаясь, настаивал он, не оставляя борьбы с джемпером.

— Нет, ты! — возражала она, вцепившись обеими руками в его пояс.

Так и стояли они, вцепившись друг в друга, пока Джорджия вдруг не издала нервный смешок — следствие натянутых нервов, желания, неуверенности. Тогда Джек ласково снял с себя ее руки, а с нее — джемпер. Поведя плечами, она освободилась от лифчика и тотчас же, уже с настоящим смехом, расстегнула его ремень и занялась молнией брюк. Он стянул до колен ее джинсы, и тела их переплелись. Сбросив туфли и освободившись наконец от одежды, они остались стоять друг против друга в одних носках.