Интим не предлагать - Полякова Татьяна Викторовна - Страница 6

– Привет, Упырек.

– Уже виделись, – кисло ответил он, торопливо завернул в соседний отдел, а я мысленно чертыхнулась: судя по всему, мой гениальный план сыграл в ящик. Застукав меня по соседству, Упырь насторожится, вернет копченость на место, а я останусь с носом. Любой другой человек на моем месте, почертыхавшись вволю, отправился бы восвояси, ожидая, когда в его голове созреет очередной гениальный план, но я, постояв столбом не больше трех минут, удостоилась озарения и на цыпочках легкими перебежками устремилась в отдел, где только что исчез Упырь. Там его не оказалось, и, вызывая недоумение у редких покупателей, я тем же манером продвинулась к кассам и вот тут увидела Клюквина. Он шел к турникету с намерением покинуть магазин. В три прыжка я оказалась рядом и ухватила его за плечо; Кузя, через стекло приметив мой маневр, тут же возник в досягаемой близости и, сев копилкой, продемонстрировал зубы своему бывшему мучителю. Хотя я и считала Кузю добрейшим в мире созданием, но сейчас была вынуждена признать, что выглядит он впечатляюще. Наверное, то же самое подумал Упырь, потому что вместо того, чтобы сбросить с плеча мою руку, он хмуро спросил:

– Ты чего, спятила?

– По-моему, ты кое-что прихватил, – как можно ласковее сообщила я. – Кое-что, что тебе не принадлежит.

– Очень умная, да? – заявил он презрительно. – Может, еще что скажешь?

– В милиции разберемся.

Стоило мне сказать о милиции, как она не замедлила явиться в лице нашего нового участкового Андрюхи Коломейцева. Он вошел в магазин, посмотрел по сторонам и, заметив нас, направился в сторону турникета.

– У тебя минута, не больше, – прошипела я на ухо Упырю.

– Испугала… пустышку тянешь…

– Еще чего. Мы с тобой случайно столкнулись возле банок с соком, а после этого у меня пропал кошелек. Тетка с клетчатой сумкой пойдет свидетелем, налетел ты на меня очень подозрительно, а теперь отгадай, где мой кошелек?

– Чего? – не понял Упырь, а я дурашливо пропела, безбожно шепелявя:

– Коселек, коселек… Какой коселек? Ты телик смотришь?

Рука его потянулась к карману, но я ее перехватила, а Кузя злобно зарычал.

– Это нечестно, – пробормотал Упырь, испуганно прикидывая расстояние, отделяющее от него участкового.

– А втроем бить четырнадцатилетнего мальчишку честно? – разозлилась я.

– Чего ты хочешь? – В этот момент участковый как раз оказался рядышком, я отпустила руку Упыря и сказала ласково:

– Верни фотографию.

– Какую? – начал он, но, взглянув на Андрюху, загрустил, валять дурака ему расхотелось, и он сообщил со вздохом: – У меня ее нет…

– Да неужто? – не поверила я, улыбаясь еще ласковее. – А куда она делась, ты, случаем, не помнишь?

Упырь посмотрел на нас по очереди, задержав взгляд на Кузе, которому, судя по всему, просто не терпелось цапнуть своего врага, и вздохнул вторично:

– Она у Зюзи.

– Здорово. А зачем она Зюзе? Он что, фотографии коллекционирует?

Участковый, в продолжение нашего разговора не проронив ни слова, стоял рядом и, как видно, пытался понять, что происходит. С Упыря он глаз не спускал и выглядел достаточно решительно.

– Так что там Зюзя? – напомнила я.

– Он на ней номер записал.

– Какой номер? – Я здорово разозлилась и скрывать этого не собиралась.

– Номер машины. – Упырь окончательно сник, смотрел себе под ноги и говорил так тихо, что приходилось здорово напрягать слух, чтобы понять, чего он там бормочет.

– Объясняй как следует, – вконец рассвирепела я, Кузя тявкнул, а участковый простер к нам руку с непонятным намерением; Упырь расценил этот жест по-своему и заговорил торопливее, а главное, громче:

– Мы в парке сидели, как всегда, а тут Зюзя подошел… Мы сидим, и вдруг тачка от старой проходной подъехала, а Зюзя шею вытянул и стал вроде как не в себе, а потом говорит: «Дай карандаш и бумагу». Карандаш у нас был, мы на столе очки пишем, а бумаги нет. И я фотку отдал. Он на ней номер записал и взял ее с собой.

– Чего ты вкручиваешь? – пристыдила я, а Упырь обиделся:

– Ничего не вкручиваю, говорю как есть.

– А где Зюзя живет? – немного поразмышляв, спросила я.

Упырь закатил глазки, вздохнул, покачал головой и опять вздохнул; проделав все это и сообразив, что сия пантомима не произвела на меня ровным счетом никакого впечатления, загрустил и сказал с неохотой:

– Откуда мне знать? Я чего с ним, детей крещу?

– Детей вам только псих доверит, – в свою очередь, вздохнула я и, свистнув Кузе, пошла к выходу.

Андрюха, немного постояв столбом, очнулся и устремился за мной, а Упырь крикнул:

– А кошелек?

– Ты что, спятил? – обиделась я. – Я ж не Жеглов.

– Ну, Дарья… – Клюквин хотел что-то еще сказать, но передумал и ломанулся к стеклянным дверям, сметая все на своем пути; по счастью, ничего, кроме этих самых стеклянных дверей, ему не препятствовало покинуть магазин, и вскоре он уже исчез за углом, а участковый, оказавшись на улице, неожиданно обрел дар речи.

– Кто такой Зюзя? – спросил он.

– Откуда я знаю.

– Дарья Сергеевна! – Голос его звучал строго, а выражение лица точь-в-точь как у нашей учительницы на лабораторной работе по химии, когда она, вышагивая между партами, бдительно следила за реактивами в детских руках, в любой момент готовая залечь на пол.

– Отвяжись, – буркнула я, Андрюха покраснел, а я со злостью добавила: – Чего ты заладил: Дарья Сергеевна, Дарья Сергеевна. Ты ж до пятого класса со мной в одном дворе рос. Или не помнишь?

– Помню, – широко улыбнулся Андрюха. – Ты мне еще по носу дала. Бабушка к твоей маме жаловаться ходила…

– Так ты велик зажал. Не давал прокатиться…

– Ага.

– Ладно, пошли, – махнула я рукой, не удержалась и съязвила: – Черт-те что творится на твоей территории.

– А чего творится-то? – испугался он.

– Ты что, не слышал? Фотографию забрал какой-то Зюзя. И как я ее верну, скажи на милость?

– Так чего ж мы Клюквина отпустили? Надо было его допросить.

– Скажет он тебе, как же… а может, и в самом деле не знает. А вот ты знать обязан. Петрович всю шпану как свои пять пальцев знал…

– Я второй день и…

– А как ты в магазине оказался? – остановилась я, Андрюха тоже замер и неохотно пояснил:

– Я… за тобой приглядывал.

– Что? – Глаза у меня полезли из орбит, а Кузя жалобно заскулил, качая головой.

– Я в смысле помощи, – затараторил Андрюха. – Мало ли что…

– Очень много от тебя толку, – заметила я презрительно и, кивнув на прощание, зашагала к дому.

Во дворе в беседке, с одной стороны обвитой хмелем, сидел Сенька в компании Петьки и вечно чумазого Чугунка. Все трое грызли семечки с таким унылым видом, точно с минуты на минуту ожидали конца света.

– Ты ужинал? – подойдя ближе, спросила я племянника.

– Ага. Спасибо.

– Пожалуйста.

Я села на скамейку и покосилась на Чугунка.

– С новым участковым говорила? – бросив горсть семечек голубям, спросил он.

– Поговорю. Пока случай не представился.

– Как он вообще?

– Нормально, в нашем дворе рос до пятого класса. Можно сказать – свой человек… А ты, случаем, Зюзю не знаешь?

– Зюзю? – Чугунок несказанно удивился и даже вытянул шею на невероятную длину, чтобы иметь возможность заглянуть мне в глаза.

– Ты ж слышал.

– Слышал. Зачем он тебе?

– Знаешь или нет?

– Зюзя не из наших, он крутой.

– Да неужто? – презрительно кривя губы, осведомилась я. – Чего ж это твой крутой с Упырем дружит?

– Упырь врет, цену себе набивает.

– Ясно. И чем твой Зюзя знаменит?

– А ты не вредничай, а то я с тобой разговаривать не буду. Про Шмеля слышала?

– Ну…

– Его парень. Соображаешь?

– Не очень, – созналась я. – А где живет этот Зюзя?

– Не знаю, – покачал головой Чугунок. – Где-то недалеко. Я его часто встречаю. Хотя, может, он здесь по делам бродит. Это ведь их район.

– В каком смысле? – нахмурилась я.