Как заарканить миллионера - Биварли (Беверли) Элизабет - Страница 23

— Эди, ты мой цветочек!

Гм… насчет заигрываний она поторопилась. Но, по крайней мере, теперь она «цветочек», а не «зайка» и не «рыбка».

Ни «зайкой», ни «рыбкой», ни тем более «крохотулечкой» ее никто еще не называл. Слова-то — бог с ними; важен тон, каким они произносились. И улыбка Лукаса — улыбка, от которой теплеет на сердце…

Линди давно уже бросала на Лукаса гневные взгляды. Вот-вот попросит уйти… точнее, потребует — Линди никого никогда ни о чем не просит. Опасаясь, что хозяйка в буквальном смысле вышвырнет Лукаса на улицу, Эди перегнулась через стойку — будто бы для того, чтобы взять пустую кружку — и прошептала:

— Встретимся в холле через пятнадцать минут, и я сама тебя отвезу.

Он вздернул голову, удивленно приоткрыл рот. Спросил с надеждой:

— К себе?

— К тебе, — уточнила Эди.

Он улыбнулся медленной ленивой улыбкой.

— Только до входной двери, — поспешно добавила Эди.

Квартира Лукаса оказалась совсем не такой, как ожидала Эди.

А вот сам Лукас оправдал все ее ожидания. Едва она открыла дверь, он ринулся мимо нее — она едва успела отпрянуть, чтобы он до нее не дотронулся, — бросился прямиком в гостиную и без лишних слов, не сказав даже «спасибо», рухнул на диван.

Эди вошла следом, чтобы отдать ему ключи. Не удержавшись, украдкой огляделась. Она полагала, что квартира Лукаса должна являть собой типичную мужскую берлогу — минималистский интерьер и никаких излишеств. А увидела нечто… ну, не совсем идеальное, конечно, но вполне пристойное: удобная мебель, элегантные аксессуары. Бледно-желтые обои, широкая софа, у камина — два кресла; на дубовом полу — ковер с геометрическим рисунком. На каминной полке — сувениры из разных стран. По обеим сторонам от окна — полки с книгами.

Однако вещей, которые могли бы сказать что-то о личности хозяина, здесь не было. Ни фотографий в рамках, ни вышитых салфеточек — подарков бабушки Конвей, ни кубков победителя школьных соревнований, ни растений в горшках. Прекрасная комната, но какая-то безликая. Впечатление усиливала царящая здесь чистота. Видимо, Лукас немало времени тратил на уборку.

— Bienvenue a chez Lucas! — объявил с дивана хозяин.

И сделал широкий приглашающий жест. При этом рубашка его расстегнулась и над брючным ремнем мелькнуло мускулистое загорелое тело. Эди поспешно отвела глаза. Похоже, Лукас не только квартиру, но и себя самого держит в форме.

— Mi casa es su casa , — продолжал он уже на испанском. — Спорю, ты не подозревала, что я говорю на двух языках?

Неохотно переведя взгляд, Эди обнаружила, что он насмешливо улыбается. Она подняла брови и скрестила руки на груди, словно говоря: «Ну, меня этим не проймешь, прибереги свои штучки для кого-нибудь другого!»

— Да неужели? — ответила она так равнодушно, как только могла.

Лукас горделиво кивнул.

— На самом деле даже на четырех. Французский, испанский, родной английский, довольно беглый немецкий. Ich bin ein Berliner , — произнес он в подтверждение своих слов.

Но Эди молчала.

— Только не подумай, что я хвастаюсь, — подумав, добавил Лукас.

— Много путешествовали? — поинтересовалась она.

Он помотал головой.

— Ты удивишься, но на самом деле я никогда не был за границей.

— Почему? — с любопытством спросила Эди. — Вы ничем не связаны, у вас хорошая работа, вы можете себе это позволить. Боитесь летать?

Он удрученно покачал головой:

— Боюсь жить.

Эди открыла рот, чтобы спросить, что это значит, но тут Лукас бодро вскочил с дивана и направился на кухню.

— Хочешь кофе? — спросил он на ходу. — Я, пожалуй, выпью чашечку. Как видишь, я еще не протрезвел. Слишком много болтаю. — Судя по всему, откровенность представлялась ему страшнейшим из грехов.

Эди принялась энергично отказываться.

— Нет, спасибо, мне действительно пора домой.

Лукас резко обернулся: лицо исказилось тревогой.

— Не надо! — воскликнул он — и тут же, заметив ее удивление, почти испуг, добавил:

— Пожалуйста!

Протянув руки, двинулся к ней — на какой-то безумный миг Эди показалось, что сейчас он ее схватит. Но Лукас остановился в нескольких шагах от нее и заговорил:

— Пожалуйста, Эди, останься ненадолго. Поговори со мной. Я все равно сейчас не засну.

Тем более лучше уйти. Эди не доверяла предутренним часам, тоскливым и туманным. Сама она в такие часы никогда не могла заснуть — и не собиралась делить свою бессонницу с посторонними.

— Нет, я… мне в самом деле пора. — Она сделала шаг назад. — У меня завтра в восемь утра семинар.

Он кивнул — покорно, с какой-то безнадежностью. Словно ничего иного и не ожидал. Словно был даже доволен, что его снова оставили в дураках.

Странно: почему-то ей вдруг стало неловко. Как будто она бросает его в беде. Но почему? Он ей никто — не любовник, не брат, не друг. Она ничем ему не обязана. Совсем его не знает. Он ей даже не нравится! Только оттого, что, выпив лишнего, он повернулся к ней иной, неведомой ранее стороной… И оттого, что эта сторона ни с того ни с сего ее заинтересовала… Оттого, что где-нибудь в иной жизни, при иных обстоятельствах она непременно захотела бы разобраться в этом колючем, несговорчивом и, как видно, несчастном парне…

Нет, нет! Все равно она не останется. Среди ночи пить кофе с Лукасом Конвеем — это полное безумие… да что там — просто идиотизм! И не потому, что у их отношений нет будущего; нет, потому, что у Эди Малхолланд есть прошлое. И с таким прошлым, как у нее, лучше не рисковать.

— Я… увидимся в «Дрейке», — пробормотала она, пятясь к дверям.

Вспомнив, что все еще сжимает в руках кольцо с ключами, предупреждающе звякнула ими и бросила через комнату. Лукас ловко поймал ключи — что было не так легко, поскольку он не спускал глаз с Эди. Такой красивый, в который раз подумала она. Красивый. Умный. Обаятельный. С ним так интересно. С ним…

Ну хватит! Оборвав себя на полумысли, она вздохнула, прощально помахала Лукасу рукой и переступила порог.

— Эди! — позвал он.

Она неохотно обернулась.

— Спасибо, — мягко произнес он. — За все.

— Нет проблем, — улыбнулась она. Он сухо, безрадостно рассмеялся. — Хорошо сказано, детка. Везет тому, у кого нет проблем!

8

Всю следующую неделю — после поцелуев на крыльце — Адам Дариен в «Дрейке» не показывался.

В пятницу вечером, сидя в раздевалке, Дорси размышляла о том, что вовсе не этого хотела. Когда она сказала, что не сможет с ним встречаться, то имела в виду лишь свидания — романтические встречи в нерабочее время А вовсе не то, что он должен навсегда исчезнуть из ее жизни.

Но он исчез. Пожалуй, Дорси была даже рада этому. Она не представляла, как вести себя с Адамом теперь после той сцены на крыльце. До прошлой пятницы их роли были раз и навсегда четко распределены. Но теперь граница между ними исчезла, и Дорси не понимала, что делать дальше. А самое ужасное — что бы она ни предприняла, рядом с ней всегда будет невидимой тенью стоять Лорен Грабл-Монро.

Дорси не может завести роман с Адамом — или с кем-то еще, — не впутывая в дело Лорен. Быть может, Лорен по душе любовь втроем — что с нее взять! — но Дорси не из таких. Она девушка строгих правил.

Хотя… в тот краткий миг, когда Адам сжимал ее в объятиях, а губы его прикасались к ее устам, она чувствовала, что с этим мужчиной готова на все.

Не было дня — да что там, часа! — когда бы ей не вспоминались те поцелуи. Какое наслаждение — обнимать Адама! Словно прижимаешь к груди ураган, дикую неукротимую силу, и черпаешь из нее мощь и страсть.

Пламенные поцелуи Адама не только возбудили Дорси, но и пробудили в ней новое чувство. Ощущение силы, уверенности в себе, всепобеждающей женственности. Если такой мужчина рядом с ней потерял голову — значит, она может все! Никогда прежде Дорси не испытывала ничего подобного… и подозревала, что вряд ли испытает впредь. Вот почему ей так отчаянно не хватало Адама.