Барышня и хулиган - Полякова Татьяна Викторовна - Страница 2

Я распахнула входную дверь, Катька вошла, бросила сумку на пол, огляделась, хмыкнула и сказала:

– Ну и сарай.

– Ага, – расцвела я в улыбке. – Но и он мне не по карману.

– Кто ж тебя просил в училки идти?

– Я ж не знала, что швеи-мотористки миллионами ворочают.

– Ладно, – махнула рукой Катька, взяла меня за плечи и смачно расцеловала, я вытерлась ладонью, поморщилась, заметив ворчливо:

– Губищи-то накрасила… Ты опять на две минуты или хоть чаю выпьешь?

– Я надолго, – сказала она, заглядывая в комнату. – У тебя ведь отпуск?

– Конечно. Летние каникулы.

– Отлично. – Вслед за мной Катька вошла в кухню. Взгляд ее натолкнулся на книжку на подоконнике, сестрица усмехнулась и весело спросила: – Все о Париже мечтаешь?

– Мечтаю, – огрызнулась я.

– Понятно. Хочешь, куплю тебе путевку? Всего-то семьсот баксов.

– Да. – Я широко улыбнулась и спросила: – У тебя есть семьсот баксов и ты готова потратить их на меня?

– Ну… сестры должны помогать друг другу, – туманно ответила Катька, а мне стало ясно: она не так просто появилась у меня, что-то ей нужно, путевка в Париж нечто новенькое… В общем, следует быть настороже. – Я тут тебе кое-что привезла, – продолжила сестрица. – Хочешь взглянуть?

– Конечно, – хмыкнула я, мы вместе вернулись в прихожую за сумкой и втащили ее в комнату. Катька поставила сумку на диван и расстегнула «молнию». Кое-что оказалось шикарным брючным костюмом персикового цвета.

– Примерь, – сказала Катька. – Покупала на себя, думаю, тебе как раз.

Несмотря на четыре года разницы, мы с Катькой примерно одного роста и одной комплекции. В детстве считалось, что мы очень похожи. Возможно, что граждане были правы, но только не сейчас: Катька в шикарном костюме, с крашеными платиновыми волосами, с модной прической и дорогой косметикой, а рядом я: в шортах, майке, волосы зачесаны назад, очки в дешевенькой оправе… Словом, если мы и были похожи, то примерно как замарашка-Золушка на свою дражайшую мачеху. Я напялила костюм и с удовлетворением констатировала, что даже очки меня не портят.

– Блеск, – отойдя на пару шагов, кивнула Катька. – Очки сними.

– Я без них плохо вижу.

– Это потому, что книжки дурацкие читаешь. Какая тебе от них польза? Только глаза портишь.

– Чего тебе мои глаза, за свои беспокойся. За костюм спасибо, если это подарок, конечно, а если взятка, то выкладывай, чего тебе от меня надо.

– Кто ж так сестру встречает, дура? – надулась Катька, но ни чуточки не обиделась. Она стащила с меня очки и уставилась в зеркало, но смотрела не на свою физиономию, а на мою.

– Сама дура, – подумав, ответила я.

– Конечно, мы ж родственники, причем близкие. Слушай, тебе надо покрасить волосы.

– Не надо, – категорически возразила я. – Ни красить, ни стричь, потому что делать это надо регулярно, а у меня денег кот наплакал. Лучше я буду с хвостом ходить и с тем самым цветом, которым меня наградил господь.

– Папаша, – поправила Катька. – Это он у нас был такой пегенький…

– А ты сама-то какая? – скривилась я.

– Да я уж и забыла… – В этом месте Катька набрала в грудь воздуха и вдруг заорала: – Я забыл, какого цвета твой платок зеленый был…

– Чокнутая, – покачала я головой. – Обедать будешь? У меня есть пельмени и варенье к чаю.

– Пельмени? Буду.

Я сняла костюм и определила его в шкаф. Катька критически разглядывала меня, пока я дефилировала в одном белье, и заявила не без гордости:

– Фигура у тебя лучше моей. Мужики, поди, с ума сходят?

– Где они, мужики-то? – хмыкнула я. – Я в школе работаю. Коллектив дружный, за последние десять лет новички только я да Юлька, она физику преподает. Средний возраст преподавателей пятьдесят два года. Юлька высчитала, если не врет, конечно. Но и так заметно, что очень скоро без пенсионных торжеств дня не пройдет.

– Что ж ты, кроме своей школы, никуда не ходишь?

– Почему не хожу? Вот на пляж собиралась…

– Ясно, – вздохнула Катька и опять полезла с вопросами: – А парень у тебя есть?

– Пашка иногда заходит, но если честно, лучше б он к кому другому заходил.

– Это рыженький, нудный такой?

– Точно. Его три недели назад с завода уволили, и теперь он не просто нудный, он кого хочешь в гроб загонит.

– А больше новостей нет?

– Нет, – покачала я головой.

– Значит, ты в отпуске и совершенно свободна…

– И еще без денег, – добавила я. – А что ты там насчет Парижа болтала?

– Ничего я не болтала, – обиделась Катька, устраиваясь за столом, а я принялась варить пельмени. – Я ж знаю, у тебя мечта. А семьсот баксов для некоторых людей деньги плевые.

– Для тебя? – задала я вопрос. Катька уставилась в окно и вдруг заявила:

– Помоги мне, а?

Я потерла нос, остерегаясь давать поспешные обещания.

– А чего делать-то?

Сестрица выразительно вздохнула, переведя взгляд на мою физиономию.

– Тут такое дело. Мужик у меня… не мужик, а розовая мечта или голубая, фиг ее знает, одним словом: конфетка. Денег куры не клюют. Зовет меня на Канары на десять дней.

– Здорово, – согласилась я, слегка завидуя чужому счастью. Правда, интересовал меня Париж, а Канары были совершенно безразличны, я даже толком не знала, где они находятся. Но совсем дурой я не была и слышала, что Канары – это круто, и с мужиком Катьке вправду повезло.

– Он женат, – заявила сестрица без энтузиазма.

– Кто? – нахмурилась я.

– Мужик этот, естественно. А его жена сущая стерва. Вечно его выслеживает. Короче, она подозревает, что мы с ним…

– Это плохо, – посочувствовала я.

– Еще бы… Развестись с ней он сейчас не может, у них общий бизнес и все такое. Сказал, что едет с друзьями на охоту, в тайгу. Она комаров до смерти боится и в тайгу не сунется, как бы ни подозревала. Там такая глухомань, о сотовой связи и не слыхивали… – Катька замолчала, с томлением глядя на меня, я моргнула и, не выдержав, сказала:

– Ну… по-моему, все отлично придумано.

– Так-то оно так, – пригорюнилась Катька, – но жена у него хитрющая, и, если окажется, что муж в тайге и я одновременно исчезла из города, ее и комары не остановят.

– И что? – насторожилась я, начав соображать, куда клонит Катька, но отказываясь в это верить.

– Ты могла бы мне помочь, – заявила она.

– Как? – хмыкнула я, уперев руки в бока, и чуть не проворонила пельмени, чертыхнулась, убавила огонь и покачала головой.

– У тебя отпуск, – вкрадчиво продолжила сестрица. – Какая разница, где тебе сидеть: на своей или на моей кухне? А меня ты здорово выручишь. Как только я вернусь, сразу же поедешь в Париж. Если не веришь, я тебе деньги вперед дам – заказывай путевку хоть сегодня.

Я немного постояла с открытым ртом, швырнула ложку, которую до сего момента держала в руках, и спросила с обидой:

– Чего ты мелешь? – Надо сказать, Катькино обещание произвело на меня впечатление, а в Париж хотелось так, что во рту пересохло. Я жалобно вздохнула и неожиданно разозлилась на сестрицу.

– Все очень просто, – добавив в голос вкрадчивости, начала она, почему-то переходя на шепот. – Тебе только и дел, что показываться на моей работе. Она придет, увидит тебя и успокоится. Заметь, все довольны: и грымза эта, и ты, и мы…

– Как же я на твою работу пойду? – не поняла я. – Что я там делать буду?

– Ничего. Я сейчас в отпуске и ты, естественно, тоже. Короче, работать не надо. Главное, чтобы эта его мымра тебя там увидела, если ей придет в голову охота проверить: в городе я или куда уехала.

– А где ты работаешь? – окончательно перестала я понимать что-либо.

– В ночном клубе, – ответила Катька.

– Кем? – испугалась я.

– У меня сольный номер.

– Танец живота, что ли? – ожидая самого худшего, допытывалась я, а Катька заявила:

– Нет. Я пою.

– Что ты делаешь? – Тут надо пояснить: вот уж чего сестрица совершенно не умела, так это петь. Кому это знать, как не мне, я закончила музыкальную школу, наша мама, добрая душа, любила устраивать детские праздники и всегда просила меня: «Оленька, разучите с Катей какой-нибудь романс», – и я честно старалась, пока не поняла: не только романс, но и самую пустяковую песню про кузнечика Катька не в состоянии спеть без того, чтобы все не переврать. Оттого я сейчас и сидела с выпученными глазами, силясь понять, с чего это Катька вздумала так шутить. Должно быть, вид у меня был на редкость глупый, сестрица поморщилась, а я разозлилась: – Ты не умеешь петь.