Амплуа девственницы - Полякова Татьяна Викторовна - Страница 13

– А чего с ними делиться, они сотню не дадут. Или две. А лучше три. Я б не такое еще рассказал.

– За три сотни и я чего хочешь навыдумываю, – съязвила я.

Дядька хмыкнул:

– А мне и выдумывать не надо. А насчет ментов… им ведь все равно. Приехали, взглянули, поспрашивали, что да как. Козлов одинокий, хлопотать и горевать о нем некому, упал с балкона – и всех делов. Козлову все равно, а им зачем лишняя морока? Я со своими догадками приду и вряд ли их обрадую. Скорее наоборот, а злить мне их совершенно не хочется. Придраться при желании к любому можно, особенно если выпивающий…

Лерка выложила на стол две сотни.

– Значит, вы намекаете, что Козлов не сам свалился, а кто-то ему помог? – вмешалась я, видя, как стремительно исчезли деньги в кармане пятнистых штанов.

– Намекаю, – кивнул он.

– И кому, по-вашему, могло прийти в голову такое?

– Дружку. Дружок у него появился, вроде неплохой парень, но… У меня глаз наметанный, я человека насквозь вижу, и этого увидел: непрост. Очень непрост. Козлов-то вроде дурачка, доверчивый, а этот нет, хотя по виду вроде Козлова, из интеллигентов. И чего-то они замыслили. Уж очень Славка таинственный был и все задумывался. Замрет и думает, думает. А еще пугаться начал. Позвонит кто, он к двери шмыг и прислушивается. А раньше подойдет и сразу открывает.

– Давно он стал задумчивым? – спросила Лерка.

– Недели три.

– А испуганным?

– С неделю.

– А свалился когда?

– Третьего дня.

– Ясно, – вздохнула Лерка.

– Что за человек он вообще был? Чем занимался?

– Так это вам лучше знать. Вы его друзья.

Лерка вздохнула и достала еще сотню.

– Ничем путным он не занимался. Как есть бездельник. Говорил, что музыкант. Какой музыкант? На барабане играл, точно заяц. Или дятел – стук да стук. Но деньги зарабатывал. В прошлом году машину купил. И квартиру покупать собирался. Но потом у него что-то разладилось, про квартиру помалкивал и вроде как нигде не работал, потому что никуда не ходил, все больше дома на диване лежал и охал. Потом дружок этот появился.

– Как дружка звали?

– Арсений. Заходил пару раз. Приметный с виду парень. Но с двойным дном. Уверен, этот Арсений и втравил его в историю. – Дядька сложил руки на животе и благостно улыбнулся. Лерка вздохнула и, кивнув мне, потопала к двери. Дядька отправился проводить нас, у дверей спросил с хитрецой: – А у Славки много близких друзей?

– Что, уже кто-нибудь интересовался? – насторожилась Лерка.

– А то. Вы третьи. Сначала явился какой-то хмырь в бабьих волосах.

– В парике, что ли?

– Ага. И в очках. Таился. И выспрашивал. Дал две сотни.

– Как выглядел?

– Обычно. Если волос этих не считать. Невысокий, вот как вы, к примеру. Брюхо наел, хотя годов ему не больше тридцати. А потом явились втроем. Денег не дали ни копейки и напугали до смерти.

– Один из них белобрысый? – скривилась Лерка.

– Точно. Ваш знакомый?

– Ага. Что вы ему рассказали?

– А что ему рассказывать, если денег не дал?

– А тому, что в парике, рассказали о Славке?

– Нет, он мне не понравился.

– Белобрысый про Арсения спрашивал?

– Спрашивал про друзей. Я сказал – заходили, но я с ними не знакомился. – Тут дядька распахнул дверь и увидел Сашка, который стоял с той стороны и радостно улыбался.

– Это тоже знакомый, – успокоила его Лерка, заметив, что дядька переменился в лице.

Мы простились и покинули дом. Пока мы шли к машине, Лерка кратко передала Сашку наш разговор с дядькой, теперь я это лишним не считала, раз выяснилось, что он не совсем идиот. Говорить, по крайней мере, умеет, может, и соображать тоже.

– Два убийства, – заведя мотор, подвела итог Лерка. – Белобрысый с компанией и приятель Арсения, который тоже чуть не стал покойником.

– Был еще один приятель, они в кафе вчетвером сидели.

– Вот-вот. Ребятишки что-то замышляли, скорее всего замыслы свои осуществили, после чего один сиганул со второго этажа и, похоже, не без чьей-то помощи, а второго убили в собственной квартире. Третий вряд ли об этом знал, иначе бы не заявился так некстати. Остается четвертый. При этом надо помнить – в квартире что-то искали.

– И ты это что-то тоже хочешь найти, – съязвила я.

– Почему бы и нет? – резонно ответила Лерка.

– У тебя же денег полно, сама говорила.

– Так, может, там не деньги.

– А что?

– Не знаю.

Я вздохнула, разговаривать с Леркой не было никакой возможности. Мы въехали в гараж ее дома, и я побрела к своей машине.

– Ты куда? – насторожилась Лерка.

– Домой. Время позднее, у меня завтра работы по горло.

– Ты что? – подскочила она ко мне. – Какой дом? Какая работа? Ты не понимаешь…

– Это ты не понимаешь. Мне работать надо, работать. У меня нет миллионов, ясно?

– О деньгах не беспокойся…

– Да пошла ты… – посуровела я, устраиваясь в машине. – И не вздумай мне помешать, – предупредила я, заметив, что спешно приближается Сашок.

– Вот что, – затараторила Лерка, – ни в коем случае не говори ментам, что мы входили в квартиру. О белобрысом тоже забудь. И о стрельбе. Приехали, позвонили в дверь и уехали. Обещай мне, слышишь?

– Слышу, – ответила я и поторопилась убраться восвояси.

К родному дому я подходила с опаской, знать не зная, чего следует ждать от судьбы. Судьба послала светло-коричневый конверт, именно его я обнаружила в своем почтовом ящике, в который заглянула по привычке, хотя никакой корреспонденции не ждала.

Конверт был плотный, большой, с моим адресом и именем, обратный адрес отсутствовал. Отправили его два дня назад из двадцать шестого почтового отделения. Поглазев на конверт, я вошла в квартиру, пробежалась по всем трем комнатам, дабы убедиться, что нахожусь одна, рухнула в кресло и закрыла глаза, но тут же вскочила и схватила конверт, разорвала и обнаружила в нем конверт поменьше и листок бумаги, развернула его и с дрожью душевной прочитала: «Дорогая Аня. Пожалуйста, сохрани это для меня. Арсений».

Я заревела, да так жалобно, что самой себе удивилась. Уж, кажется, надо свыкнуться с мыслью, что Арсения больше нет, но теперь, когда я держала в руках его записку, горе обрушилось на меня с неимоверной силой.

От избытка чувств я кинулась к телефону, чтобы позвонить Лерке, но вовремя опомнилась. Лерка непременно захочет узнать, что в конверте, а Арсений просил сохранить конверт для него… В самом деле, что там может быть? Сама не знаю как, я разорвала конверт. В салфетку был завернут ключ с биркой, на бирке номер 328. Я повертела его в руках, ключ небольшой, вряд ли от двери. Тогда от чего? На всякий случай я тщательно изучила салфетку, в которую был завернут ключ. Никакой записки. Ключ, и все. С просьбой сохранить его для Арсения. Он надеялся им воспользоваться. Я опять заревела, потом вытерла слезы и продолжила размышления.

Почему он прислал его мне? Арсений мне доверял. Конечно. Я вызываю у людей доверие, это нормально. Возможно, не только доверие, возможно, он испытывал ко мне чувства… А еще он хотел, чтобы об этом ключе никто не знал, и отправить его мне показалось ему наиболее надежным. Мы были едва знакомы, следовательно, никто из тех, кого он опасался, обо мне не знает. Отыскать меня будет сложно, это он так думал, и если бы я не поперлась к нему на квартиру, оказался бы прав. Но я, поддавшись на Леркины уговоры, туда отправилась, и в результате… в результате белобрысый легко может меня найти.

Я схватила оба конверта, записку и даже салфетку, скомкала и подожгла в большой пепельнице на кухне. Конверт горел плохо, поджигать его пришлось раза три, в конце концов и он превратился в груду пепла, а я вздохнула с облегчением.

Ключ я положила в шкатулку, где хранила всякие мелочи. Раз Арсения нет, хранить ключ у себя довольно глупо, но я его все же оставила. Еще раз прошлась по квартире и отправилась спать. Сон не шел, я то начинала реветь, то вспоминала о ключе и гадала: что намеревались открыть этим ключом, а главное, что находится под замком, который этот ключ открывает. Арсений погиб, и я об этом уже никогда не узнаю. Я вновь заревела, подозреваю, что на сей раз от неудовлетворенного любопытства.