Жемчужина императора - Бенцони Жюльетта - Страница 28

Альдо не успел развить своего мнения вслух, поскольку именно в эту секунду связь прервалась. Он еще несколько мгновений слушал, как Лиза, встревоженная его внезапным молчанием, кричит на том конце провода: «Алло! Алло! Мадемуазель, не разъединяйте, пожалуйста!» – потом повесил трубку.

– Ну, что? – произнес Адальбер. – Видел бы ты, какое у тебя стало лицо!

– У тебя еще и не такое стало бы, если бы твоя жена принялась бредить охотником за головами, только что вернувшимся с берегов Амазонки...

Глаза Адальбера стали совершенно круглыми:

– Лиза? Бредит каким-то охотником? В жизни не поверю!

– Надо было дать тебе отводную трубку!

И князь вкратце пересказал наиболее существенное из того, что говорила Лиза, но, если он рассчитывал найти у друга сочувствие, его ждало горькое разочарование: Адальбер рассмеялся, и это окончательно вывело из себя Альдо.

– Ага! Ко всему еще, тебе это кажется смешным? – возмутился он.

– В общем, да! Ну, мальчик мой, сам подумай: вот уже который день ты остаешься в Париже под тем предлогом, что полиция без тебя не может обойтись...

– Предлогом?!

– Лиза вполне может вообразить, будто это – всего лишь предлог. И потому платит тебе той же монетой.

– Но это попросту чушь собачья! Она доверяет мне точно так же, как И я доверяю ей!

– Глядя на тебя, такого не подумаешь! А знаешь, если ты рискуешь застрять здесь слишком надолго, я могу съездить в Ишль, сверить часы. Я-то имею право уезжать...

Альдо рухнул в кресло, вытянул далеко вперед длинные ноги и закурил.

– Она немедленно разгадает твои хитрости, старина! Но за предложение спасибо. А теперь иди одевайся, пойдем развлекаться, – мрачно прибавил он.

Как ни удивительно, когда наши друзья вошли в «Шехерезаду», Жиля Вобрена они там не застали. Впрочем, было еще довольно рано, зал далеко не заполнился. Под руководством метрдотеля, который как нельзя лучше смотрелся бы в «Князе Игоре», они выбрали столик неподалеку от эстрады, откуда видно было все, что происходило в этом роскошном заведении. Цыганские скрипки неистовствовали, но ни Маши, ни красавицы Варвары пока не было видно. Морозини подумал, что момент, может быть, самый подходящий для того, чтобы поговорить с певицей, и, посоветовав Адальберу, какие блюда и напитки заказать для них обоих, встал и уже собрался было выполнить свое намерение, когда бархатная портьера приподнялась, пропуская комиссара Ланглуа в безупречном смокинге от хорошего портного. Остановившись на пороге, комиссар закурил внушительных размеров гаванскую сигару. Морозини сел на прежнее место... Не отрывая взгляда от меню, Адальбер спросил:

– Ты что, передумал?

– Нет, но момент мне кажется неподходящим. Посмотри туда!

Адальбер восхищенно присвистнул:

– Черт возьми! Если в этом году у полиции такая форма, я немедленно поступаю туда на работу!

– Может быть, это и неплохая идея, если вспомнить о твоей... смежной деятельности. У тебя было бы хорошее прикрытие...

Тем временем полицейский успел заметить друзей и направился к столику, за которым они сидели. Альдо встал навстречу комиссару:

– Надеюсь, вы сейчас не на службе и не откажетесь поужинать с нами?

Жорж Ланглуа нечасто улыбался, что придавало его улыбкам особенное очарование:

– На службе-то я всегда, а сюда только зашел на минутку. Но я вам очень благодарен.

– Неужели вы хотите сказать, что уходите прямо сейчас? Не послушав Машу Васильеву?

– Я ее уже слышал... в другом амплуа! И не могу позволить себе поддаться чарам такого прекрасного голоса. Улисс хотя бы велел привязать его к мачте корабля. Но... я охотно вернусь послушать ее пение, когда история закончится.

– Надеюсь, это произойдет скоро. Ваш Наполеон VI мне совсем не нравится.

– А мне и того меньше. Доброй ночи, господа!

Коротко поклонившись, Ланглуа непринужденной походкой удалился в сторону гардероба.

– С чего это тебе вздумалось его приглашать? – сердито спросил Адальбер. – Готов признать, что он элегантно выглядит, но как-то одного этого маловато, чтобы делить с ним хлеб-соль.

– А почему бы и нет? Он, знаешь ли, великолепная ищейка! Кстати, а почему бы тебе не поинтересоваться у него насчет твоего приятеля Латроншера!.. О, нет, только не это! Такого просто быть не может!

В самом деле, из-за роскошной, шитой золотом бархатной портьеры показался еще один персонаж, правда, по части одежды сильно уступавший денди с набережной Орфевр: Мартин Уолкер наряжаться не любил и остался верным своему поношенному твиду, бриджам, вяло пузырившимся над гольфами, и грубым ботинкам на толстой подошве. Так же, как и Ланглуа, он остановился у входа, чтобы закурить, и уже достал из кармана трубку, но важный метрдотель, смотревший на него с почти осязаемым отвращением, вовремя подоспел, чтобы уберечь своих гостей от тошнотворных миазмов.

– Зачем он-то сюда явился? – вслух размышлял Альдо. – Должно быть, приметил Васильевых на аукционе...

Князь проворно поднялся с места и взмахнул рукой, чтобы привлечь внимание журналиста. Адальбер возмутился:

– Уж не хочешь ли ты и этого тоже пригласить с нами поужинать?

– «Почему бы и нет?» – снова спрошу я. Он ведь пообещал мне очень важные сведения... Я и не думал, что мы с вами так скоро увидимся, – прибавил Морозини, обращаясь к Уолкеру, который поспешил откликнуться на его зов. – Я собирался завтра утром наведаться в вашу газету, чтобы с вами поговорить, но вы меня опередили. Садитесь же, прошу вас...

Уолкер не заставил долго себя уговаривать и не стал возражать, когда Морозини попросил поставить еще один прибор. Напротив, когда в его бокале вскипели первые пузырьки шампанского, на его довольно-таки обаятельном лице с большим насмешливым ртом, кривоватым носом и голубыми глазами, смотревшими прямо и смело, – именно это и делало физиономию привлекательной, – расцвела почти детская улыбка неисправимого лакомки. А появление икры привело его в настоящий восторг.

– Если вы всегда так обходитесь с прессой, нет ничего удивительного в том, что она вас обожает. – Я обхожусь с вами по-дружески, потому что надеюсь на взаимность. Сегодня днем вы кое-что мне пообещали...

– Я об этом не забыл и благодарен вам за то, что вы позволили Марии уйти. Я уже говорил вам, что это очень несчастная девушка.

– Тем не менее она замешана в убийстве Петра Васильева, поскольку явно связана с убийцами. Не забывайте о том, что я видел ее в его квартире вскоре после похищения и что я следовал за ней до места преступления... где она словно по волшебству исчезла вместе с ними...

– Знаю. Она сама мне об этом сказала.

– Вы с ней так близко знакомы?

– Достаточно хорошо знаком! Больше того, именно я устроил ее в Фоли-Рошешуар, не то она умерла бы с голоду.

– Она работает в театре?

– Слишком громкое слово – всего-навсего в мюзик-холле и далеко не лучшем. Она танцовщица. Согласен, красавицей ей не назовешь, но она хорошо сложена, и ноги у нее великолепные...

Затем, повернувшись к Адальберу, который смотрел на него так, словно ждал, что журналист сбежит, прихватив столовой серебро, заметил:

– Я где-то слышал ваше имя: вы, кажется, археолог?

– Египтолог, – уточнил Видаль-Пеликорн, на челе которого начали мало-помалу рассеиваться грозовые тучи. – Вот уж не думал, что мое имя известно господам газетчикам.

– Разумеется, не всем, но я – особый случай. Я всегда пытал настоящую страсть к предметам, выкопанным из земли, которые нередко могут много о чем порассказать. Вот потому и знаю, кто вы такой...

И, сжалившись над Видаль-Пеликорном и желая дать ему время оправиться от смущения, Уолкер принялся неспешно делать себе очередной бутерброд с икрой. Альдо вернулся к прежней теме:

– Мне хотелось бы поговорить с госпожой Распутиной. И чем раньше, тем лучше...

– Что вы надеетесь от нее услышать?

– Надеюсь что-нибудь узнать о ее опасных приятелях. Я вполне готов допустить, что она не участвовала в убийстве Петра, но она все равно остается сообщницей. Кроме того, я убежден в том, что эти люди имеют отношение к убийству в зале особняка Друо.