Самый неподходящий мужчина - Беверли Джо - Страница 8

— Сомневаюсь, что кто-нибудь сегодня уедет, Эш. Опять снег идет.

Эш повернулся посмотреть.

— Вот черт! Ее хватит удар.

— В этом есть и хорошая сторона. Больше времени для примирения между нею и Маллоренами.

Эш покачал головой:

— Она признает, что у тети Августы была неустойчивая психика, но чтобы оправдать. Маллоренов, ей пришлось бы взять часть вины на себя. Этого она никогда не сделает. Уступчивость не в ее характере. — И это еще очень мягко сказано, подумал Фитц. — Но я сделаю для нее все, что в моих силах. Когда она решит ехать, я буду сопровождать ее домой.

— А как же Дженива? — Не похоже, чтобы Эш был готов расстаться с ней.

— Она поедет с нами, разумеется.

— В Чейнингс? Зимой?

Чейнингс, родовое гнездо Эшартов, был самым неуютным местом из всех, в которых Фитцу доводилось бывать, не говоря уже о полнейшем запустении и разорении. Сырость и сквозняки просачиваются из каждого угла. Истлевшие ковры дышат на ладан. Во всем огромном доме витает запах тления, а куски потрескавшейся штукатурки от малейшего прикосновения грозятся свалиться на голову.

— Дженива не хрупкий цветок, — сказал Эш. — После стольких лет, прожитых на военных кораблях с ее отцом, даже Чейнингс покажется сносным.

— Но мне казалось, ты намеревался строго соблюдать приличия.

Эш забрал у Генри носовой платок, на который тот накапал духами, и сунул его в карман.

— С нами будет бабуля.

— Которая практически не выходит из своих комнат. Ловко. Видимость приличия, позволяющая тебе делать все, что хочешь.

Эш резко повернулся к нему:

— Если бы я мог сделать так, как хочу, то женился бы на Джениве сегодня же. Но пусть она увидит, что получит вместе со мной.

Фитц сел, чтобы стянуть сапоги для верховой езды, угрюмо подумав при этом, что Чейнингс способен отвратить от замужества даже такую девушку, как Дженива. Но конечно же, этого не случится. Любовь крепко поймала ее в свои сети, да и Эш прав насчет ее жизненного опыта. Ее отец был морским капитаном, и они с матерью плавали по морям вместе с ним. Она даже участвовала в морском сражении с барбадосскими корсарами и, как говорят, решила исход битвы, пристрелив капитана корсаров. Если это правда, то ей нипочем ни Чейнингс, ни вдова.

Дамарис Миддлтон вела гораздо менее опасную жизнь, но сделана из того же теста. Фитц замер с сапогом в руке, вспомнив свои слова, сказанные ей: «Обещаю защищать и поддерживать вас, позаботиться, чтобы все вышло так, как вы пожелаете».

Он мог убеждать себя, что как только Родгар согласится взять опеку над ней, его обязательство уже не будет иметь значения, но Фитц был человеком слова. Он подразумевал, что будет приглядывать за ней до конца этого праздника, и наверняка она так это и поняла.

Однако теперь ему придется уехать с Эшем. Причин тому было несколько, но самая настоятельная заключалась в том, что он являлся телохранителем Эша. Эш об этом не знал — ему даже не было известно, что его жизни что-то угрожает, но его безопасность — главная забота Фитца.

Три недели назад, когда они с Эшем находились в Лондоне, Фитц, к своему крайнему удивлению, был вызван в Маллорен-Хаус. Поскольку время было означено до полудня, он сомневался, что маркиз Родгар предлагает нанести ему светский визит. Он отправился на встречу, надеясь, что это имеет какое-то отношение к примирению между Трейсами и Маллоренами. То, что он услышал, оказалось полнейшей неожиданностью.

Родгар, сама холодная вежливость, информировал его, что на Эша готовится покушение. Нет, Фитц не может узнать, кто желает смерти Эшарту и по какой причине. Однако как человека, близкого Эшарту, его просят еще раз употребить свой талант телохранителя на службу королю, чтобы сохранить Эшарту жизнь.

Родгар заверил Фитца, что его услуги потребуются ненадолго. К открытию зимнего сезона восемнадцатого января опасность минует, и он будет свободен и волен делать, что пожелает. К тому же он станет на тысячу гиней богаче — в том случае, разумеется, если Эш останется жив.

Фитц попытался отыскать в этом предложении ловушки, но не увидел таковых. Было, однако, в нем нечто странное и подозрительное, ибо Родгар явно знал больше, чем говорил. Родгар заверил его, что для тех, кто хочет смерти Эша, нежелателен даже малейший намек на убийство. Любая попытка должна выглядеть как несчастный случай. Это исключало наиболее очевидные способы убийства — от кинжала до большинства ядов. В то же время Эш — любитель рискованных приключений, а Фитцу запрещено предупреждать его об опасности.

Он хотел было отказаться, но знал, что лучше его никто с этим делом не справится. Он замечал признаки опасности раньше других — шаги, перемещение в толпе, выражение лица, порой даже дуновение воздуха, от которого волосы на затылке встают дыбом. Умение принять своевременно меры предосторожности. Защита — его сильная сторона. Как же он мог доверить охрану Эша кому-то другому?

До сих пор все шло благополучно и не было никаких признаков опасности. В течение нескольких недель перед приездом сюда Эш сломя голову носился по округе, участвовал в состязаниях по фехтованию, посещал шумные вечеринки и притоны и проводил бурные ночки с выпивкой и женщинами, не получив ни единой царапины. Это утешало Фитца, но не удивляло. В оранжерейном мире дворцовых и политических интриг склонны делать из мухи слона.

Но все же он не мог позволить Эшу отправиться в Чейнингс без него. Ему очень не хотелось покидать Дамарис, но не мог же он разорваться.

Самое малое, что он может сделать, — это заботиться о Дамарис столько, сколько будет возможно. Он привел себя в порядок и вернулся в холл.

Дамарис провели в комнату, обставленную со вкусом, но строго. Главным предметом обстановки был большой резной, инкрустированный стол, поверхность которого освещалась зеркальной лампой, свисающей с поднятой руки бронзовой леди в классических одеждах. Вдоль стен располагались полки, заполненные книгами, гроссбухами и даже свитками, а в воздухе приятно пахло горящим деревом и кожей.

Маркиз, одетый в простой темно-синий костюм, работал над какими-то бумагами в кругу света, но поднялся, когда она вошла. Он указал ей на одно из двух кресел по обе стороны от огня. Теперь она сидела лицом к нему, пытаясь подобрать правильные слова.

У него были такая же смуглая кожа, черные волосы и темные глаза с тяжелыми веками, как и у его кузена Эшарта, но он казался еще более грозным. Родгар, конечно, старше, и всему свету известно, что он советник короля. А она собирается просить его взять на себя ее земные дела!

— Чем могу служить, мисс Миддлтон? — подсказал он.

— Милорд, — проговорила она несколько сдавленным голосом. — Лорд Генри сделал все от него зависящее, чтобы позаботиться обо мне, но... — Вся ее подготовленная речь вылетела из головы.

— Но он не имеет представления, что делать с бойкой молодой женщиной. Нечто подобное я и подозревал. Полагаю, вы должны находиться под его опекой до той поры, когда вам исполнится двадцать четыре или если выйдете замуж с его согласия?

Всеведущий, как сказал Фитц.

— Да, милорд.

— А вам сейчас двадцать один?

— Исполнилось в октябре, милорд.

— Что вы желаете, чтобы я сделал, мисс Миддлтон? Она растерялась от такого прямого вопроса.

— Я надеялась... если это возможно... — Смелость покинула ее. Затем она устыдилась своего малодушия. — Я смиренно прошу вас взять на себя ответственность быть моим опекуном, милорд.

— Ну разумеется.

И всего-то? К невероятному облегчению примешивалась легкая досада. Она и вправду значит для него не больше, чем лишняя пуговица на его сюртуке. До нее не сразу дошел смысл его следующих слов.

— ...отвезти мисс Смит в Лондон и представить ко двору до брака с Эшартом. Вы будете ее сопровождать.

Его заявление подействовало на нее как ушат ледяной воды.

— Вы этому не рады? — спросил он. Она силилась подобрать слова. — Конечно, рада, милорд, но я не уверена, что готова к появлению при дворе.