Самый неподходящий мужчина - Беверли Джо - Страница 69

Во рту у Дамарис пересохло, и она отстраненно подумала, как это губительно для предстоящего пения, но все ее внимание было сосредоточено на Фитце и короле. Он должен выказать расположение.

Глубокий поклон Фитца был ничуть не менее элегантен, чем Родгара. Зал притих.

— Брат Лайдена, а? — сказал король. Дамарис чуть не застонала. Он слышал.

— Да, ваше величество, — отозвался Фитц без тени напряжения.

— До нас дошли некоторые слухи, что он болен.

— Тяжело, сир. Боюсь, он должен быть помещен в лечебницу ради его же собственной безопасности. Как и ради безопасности других.

— Несчастный, но он уже давно нездоров, а?

Это «а?» было характерной особенностью королевской речи, но грозило вызвать у Дамарис нервный смешок.

— Да, сир, — ответил Фитц.

— С детства, как мы понимаем.

Неужели король намеренно подвергает сомнению широко известную историю? Это хороший знак.

— Подвержен необоснованным страхам и домыслам, а? — Прежде чем Фитц успел ответить на этот каверзный вопрос, король продолжил: — Мой дядя очень высокого мнения о вас, Фитцроджер. Камберленд говорит, вы спасли ему жизнь.

Свистящий шепот пронесся по залу. Дамарис была так напряжена, что в голове гудело. Король еще ни с кем так долго не разговаривал.

— Для меня было честью оказать эту небольшую услугу, сир, — сказал Фитц, снова поклонившись.

— Небольшую? — переспросил король. — Вы бы не назвали спасение нашей жизни небольшой услугой, не так ли?

Фитц мгновение помолчал, затем сказал:

— Разумеется, нет, сир. Это величайшая честь для любого.

— Сохранение мира и стабильности нашего королевства есть величайшая честь для любого, сэр! — Строгая поправка прозвучала почти как порицание, но король продолжил: — Мы слышали, сегодня вы разобрались с неким субъектом, нарушавшим наш покой в Лондоне. Молодец. У вас длинный послужной список. Мы не забудем наградить вас.

На ошеломляющую долю секунды Дамарис показалось, что король и вправду пожалует Фитцу рыцарский титул, но затем он сказал:

— Мы назначаем вас камер-юнкером. — И вытянул руку. Дамарис точно не знала, что это значит, но звучало как весьма ответственный пост. Когда Фитц выразил свою благодарность и склонился над королевской рукой, зал загудел.

Дамарис стоило больших трудов не расплыться в улыбке. Как Родгар убедил короля сыграть такую роль? Однако он сделал это, и все получилось. Последние достижения Фитца затмили его прошлое, и он снискал королевскую благосклонность. Пусть теперь кто-нибудь посмеет повернуться к нему спиной!

Она раскрыла веер и спрятала за ним улыбку, наблюдая за присутствующими. Некоторые стояли как громом пораженные. Другие казались приятно заинтригованными. Леди Трешем бросила самодовольный взгляд на мистера Уолпола, которому не терпелось разнести эту новость. На пути к ней Фитца то и дело останавливали желающие отвесить поклон или сделать реверанс, а офицер в форме, широко улыбаясь, хлопнул его по спине.

Дамарис с трудом сдерживала слезы счастья, но заставила себя отвернуться и постаралась выглядеть скучающей. Еще существует опасность все испортить, если сплетники поймут, каковы ее чувства к нему. Впрочем, узнают, когда они поженятся. Но это, увы, не может быть слишком скоро...

— Мисс Миддлтон?

Она вздрогнула при звуке королевского голоса и торопливо присела.

— Теперь можете спеть. Без аккомпанемента, как я понимаю? О Господи! Она провела языком по пересохшему рту.

— Да, ваше величество.

Он жестом указал на свободное пространство неподалеку и повернулся к следующим в очереди.

Дамарис встала на указанное место, молясь, чтобы буря чувств, бушевавших внутри ее, не повлияла на голос. Возможно, она начала все-таки несколько неуклюже, но потом знакомая радость музыки захватила ее. Хвалебная песнь весне полностью соответствовала ликованию в ее душе и надеждам на будущее. Она старательно не смотрела на Фитца, но он пребывал в ее мыслях и сердце.

Король первым зааплодировал и объявил, что они еще услышат ее. Однако покинуть прием оказалось делом непростым, ибо половина зала захотела выйти.

Дамарис не могла быть рядом с Фитцем, поэтому пошла с Родгаром.

— Теперь я могу выйти за него?

— Не сию минуту, но да. Для меня было бы разочарованием узнать, что вас удержало мое мнение, но я дам свое одобрение, и, таким образом, вы получите свое состояние.

Она нахмурилась:

— Когда вы решили, что он подходящий муж для меня?

— Я бы не послал вас с ним в Чейнингс, если бы не считал это возможным. Любовь трудно скрыть.

— Тогда я еще не любила его.

— Разве? Это часто случается в один день, в одно мгновение, а он мужчина, достойный такого дара.

Слуги вышли вперед с их одеждой. На улице их ждали портшезы.

Дамарис вдохнула свежий воздух и усилием воли поборола желание взглянуть на Фитца. Но когда он помогал ей сесть, тихонько сообщила:

— Родгар дает нам свое благословение. Он мягко, беспомощно рассмеялся.

Едва они вернулись в Маллорен-Хаус, она вошла в холл, распевая: «Давно о герое мечтает она, прекрасная леди твоя!»

— Что значит быть камер-юнкером? — спросила она Фитца, взяв его за руки.

— Около пяти сотен в год, для начала, — ответил Родгар. — Ценой периодического, не слишком частого появления при дворе. Не много, но вполне достаточно, чтобы содержать жену.

Фитц повернулся к Дамарис с глубокой, но все еще неуверенной радостью в глазах. Он поднес ее руки к губам и поцеловал.

— Выйдешь за меня, Дамарис?

Несколько дерзких, пиратских штучек пришло ей на ум, но она удержалась и просто ответила:

— Это будет величайшей честью для меня, сэр.

Эпилог

14 февраля 1764 года

Дамарис предпочла бы тихую свадьбу, но грандиозная была задумана как часть прочного восстановления Фитца в обществе. Должны были присутствовать король и королева, равно как и все важные персоны.

Она попыталась убедить Джениву провести церемонию бракосочетания вместе с ними, но подруга покачала головой:

— О нет, это будет твой день. Не имею ни малейшего желания остаться в тени.

За шесть недель зимнего сезона они с Дженивой крепко подружились. Одной из множества предстоящих радостей было то, что они станут соседями, ибо Эш согласился продать Дамарис и Фитцу ненаследуемый дом на краю имения Чейнингс. Он был рад твердой наличности и приветствовал соседей, а Колдмор-Хаус идеально устраивал их во всех отношениях, за исключением названия. В конце концов они остановились на имени из истории об одном из предков Фитца — королевском воине, захватившем в плен наследницу, ставшую его женой. Колдмор-Хаус стал просто Каррисфордом.

Как и все в Чейнингсе, дом нуждался в ремонте, но он был из приятного глазу золотистого камня, и прилагающегося к нему количества земли было им вполне достаточно. Ни Дамарис, ни Фитца не привлекало сельское хозяйство. Фитц намеревался присовокупить место в парламенте к своим придворным обязанностям, поэтому они собирались приобрести еще и городской дом — аккуратный, современный, в котором легко поддерживать тепло.

В обоих домах будет достаточно места, чтобы сестры Фитца жили с ними, даже когда появятся дети. Как только вдовствующая маркиза отбыла во Францию, Эшарт и Фитц переехали в лондонский дом Эшарта, и он предложил свое гостеприимство также и сестрам Фитца. Разумеется, Дженива и Дамарис проводили там изрядное количество времени, и Дамарис все лучше узнавала Либби и Салли.

Салли побаивалась всего нового, но ей легко было доставить удовольствие. Дамарис настояла на том, чтобы нанять трех служанок заботиться о Салли, чтобы Либби могла выходить в свет. Либби еще держалась настороженно, словно никак не «могла поверить в поворот судьбы, но порой, когда она смеялась, напоминала прелестного ребенка, каким была когда-то. С Божьей милостью она исцелится.

Обе девушки находились в спальне Дамарис в утро свадьбы, готовые услужить ей. Салли весело кружилась в красивом желтом платье. Либби чувствовала себя скованно в обществе женщин семейства Маллоренов, которых представляли леди Талия и леди Аррадейл вместе с женой лорда Брайта Маллорена Порцией и виконтессой Уолгрейв, леди Элфлед Маллорен.