Самый неподходящий мужчина - Беверли Джо - Страница 2

— Все это добром не кончится, — возвестила горничная. Простоватая толстушка Мейзи двадцати пяти лет была веселой и жизнерадостной, но сегодня она выглядела непривычно задумчивой. — Как мы проделаем весь обратный путь, чтобы нас не поймали, мисс?

Дамарис накричала бы на нее, да только Мейзи, вероятно, осталась ее единственным другом в целом свете.

— Нужно только добраться до дороги на Лондон и купить билеты. Мне двадцать один, и Маллорены не могут вытащить меня из дилижанса.

Угрюмое молчание Мейзи говорило: «Хотела бы я быть в этом уверена». Дамарис терзали те же сомнения. Маллорены, похоже, сами себе закон, а ее опекун, лорд Генри, — настоящий тиран. Но возможно, им наплевать, и они рады избавиться от нее.

Карета покачнулась, поворачивая из парка аббатства. Она почувствовала облегчение от того, что больше не находилась на земле Маллоренов. В Фарнеме она сядет в почтовую карету, потом в Лондоне купит билеты на север и вернется в Берч-Хаус. Она понятия не имела, что будет делать потом. Вероятно, вернется к бедности, ибо по отцовскому завещанию опекун имеет право придержать ее деньги, если она не будет жить, где он скажет, и поступать, как ей велят. Но она сможет довольствоваться малым. И это только до той поры, пока ей не исполнится двадцать четыре.

Краем глаза она заметила какое-то движение и резко повернулась вправо. Рядом с ее окном скакал всадник. Превосходная лошадь. Прекрасный наездник. Белокурые волосы, летящие по ветру.

Фитцроджер отрезал путь ее карете. Дернувшись, она остановилась, и кучер спросил:

— Неприятности, сэр?

В ответ послышался невозмутимый голос, который все эти дни так раздражал ее:

— Мне нужно переговорить с мисс Миддлтон.

Мейзи застонала. Дамарис хотелось сделать то же. Карета превратилась в ловушку.

Фитцроджер подъехал к окошку и заглянул внутрь. Он всегда одевался скромно, но сейчас выглядел как настоящий бродяга. Светлые волосы свободно рассыпались по плечам, ворот рубашки расстегнут, а под простым синим сюртуком нет жилета. Да он же все равно что раздет! Взгляд его холодных голубых глаз казался раздраженным. Какое он имеет право злиться на нее — друг Эшарта без гроша в кармане?

Дамарис опустила стекло, высунулась и крикнула:

— Поезжай, Бриггс! — Холодный ветер ударил ей в лицо. Бриггс, чума его возьми, не подчинился.

Фитцроджер ухватился за край оконной рамы голой рукой. Эта властная рука нервировала ее, мешала поднять стекло. Голая рука. Обнаженная шея. Непокрытая голова. Она надеялась, что он замерзнет до смерти.

— Чего вы хотите, сэр?

— Всего лишь немного вашего времени, мисс Миддлтон. Он спрыгнул с лошади, крикнув груму взять животное. Это подстегнуло Дамарис к действию. Она высунулась чуть дальше и закричала:— Да поезжай же, ты, бесхребетный слизняк! Напрасный труд. Несмотря на возмутительно огромную взятку, Бриггс бросает ее при первом же испытании. Если бы она умела править, то забралась бы на козлы и сама взяла вожжи. Молодой грум с глазами навыкате появился перед окном и забрал лошадь. Фитцроджер открыл дверцу, улыбаясь, — только не Дамарис, а Мейзи.

— Возвращайся в дом с грумом. Я привезу твою госпожу чуть погодя.

— Нет, не привезет. Мейзи, не смей его слушаться!

Мейзи, предательница, пододвинулась к двери. Дамарис схватила ее за юбку, чтобы остановить. Фитцроджер резко ударил ее по руке, заставив разжать ладонь, и освободил Мейзи. Дамарис разинула рот и потрясенно уставилась на него. Руку все еще покалывало.

— Как вы смеете?!

Она потянулась к дверце, чтобы захлопнуть ее, но мужчина вскочил в карету и закрыл за собой дверцу. Он сел на сиденье напротив нее и обратился к груму через окно:

— Отвези служанку в дом и помалкивай об этом.

— Слушаюсь, сэр.

Чистейшая ярость ослепила Дамарис, и она потянулась за пистолетом в кобуре возле своего сиденья. Она ничего не знала об оружии, но, несомненно, нужно просто прицелиться и нажать на спусковой крючок.

Сильная рука сомкнулась вокруг ее запястья. Дамарис вдруг почувствовала, что не может пошевелиться, удерживаемая его железной хваткой и твердым взглядом холодных глаз. Она рывком высвободилась, откинулась назад, сунув руки в муфту.

— Говорите, что собирались сказать, мистер Фитцроджер, и уходите.

Он высунулся из окна:

— Можешь разворачивать лошадей, кучер.

Обратно к дому. Она не может вернуться, но не знает, как предотвратить это. Слезы душили ее, но она проглотила их.

Он поднял стекло, преграждая путь ледяному зимнему воздуху, но запирая ее в этом замкнутом пространстве с ним. Ихноги едва ли могли избежать соприкосновения, и она почти ощущала исходящее от него тепло.

— Вы ведь не хотели на самом деле убежать? Она ответила на это молчанием.

— Как вы убедили слуг лорда Генри везти вас?

— Гинеи, — монотонно ответила она, — которых у меня в изобилии, а вам определенно недостает.

— Зато у меня знание жизни, которого вам явно не хватает. Она стрельнула в него взглядом:

— Тогда вы понимаете, что моя репутация погублена.

— Нет, но этот безумный побег может ее окончательно испортить.

Она снова отвела глаза и посмотрела в окно на унылый пейзаж.

— Я не узнаю об этом, меня уже здесь не будет.

Но как она убежит? Никакие доводы или слезы на Фитцроджера, похоже, не подействуют. И едва ли его можно подкупить.

— Побег не поможет, потому что рано или поздно вам снова придется встретиться со всеми этими людьми. Если только вы не намерены жить как отшельница.

— Это Эшарту должно быть стыдно. Он собирался жениться на мне.

— Точнее, на ваших деньгах.

Было неприятно услышать правду, высказанную без обиняков, но Дамарис посмотрела ему прямо в глаза:

— Справедливая сделка. Мое богатство за его титул. Ему без него не выжить.

— Не истратил — все равно что заработал. Дамарис горько усмехнулась:

— Планирует экономить? Эшарт? Это с его-то бриллиантовыми пуговицами и великолепными лошадьми?

— Очко в вашу пользу. Но сейчас надо думать о вашем будущем.

Ей стало интересно, правильно ли она понимает причину этого вмешательства. Фитцроджер был для нее загадкой. Он, несомненно, беден и прозябает в качестве бесплатного компаньона Эшарта.

— Я не обменяю свое состояние за меньшее, сэр, если в этом ваш план.

Может, правда и обидела его, но он не подал виду.

— Я и не мечтаю взлететь так высоко. Думайте обо мне как о сэре Галахаде, спасающем даму из благородных побуждений.

— Меня не нужно спасать. Я хочу, чтобы мне позволили продолжить путь.

У него был такой вид, словно ему хотелось встряхнуть ее, но потом он расслабился, вытянув длинные ноги. Они коснулись ее широких юбок. Она хотела было отодвинуться, но вовремя остановила себя.

— Однажды я попал в дурацкое положение, — сказал он. — Мне было пятнадцать, я был новоиспеченный знаменосец, гордящийся своей формой, но понимающий, что всем известно: я всего-навсего юнец, строящий из себя солдата. Как-то раз я спешил через оживленную казарменную площадь и посторонился, чтобы дать дорогу одной из офицерских жен. К несчастью, при этом зацепил своей саблей юбки другой дамы. Сабля запуталась за какую-то там ленту, и я не смог освободить ее, поэтому повернулся, сделав только хуже. Ее ноги обнажились до самых коленок, и она орала, чтобы я прекратил. Я весь взмок, не зная, что делать. Попытался попятиться. Что-то затрещало... Я был уверен, что никто никогда этого не забудет. Если б мог, я бы сел на корабль и уплыл куда глаза глядят. Но очень скоро поддразнивания прекратились, все забылось.

Дамарис слишком живо могла представить себе это и даже немного посочувствовала, но сказала:

— Это не то же самое.

— Верно. Моя неприятность была чисто случайной, тогда как ваша преднамеренная. Вам хотелось получить приз, который вы выбрали, и если бы я вчера не остановил вас...

— Остановили! У меня до сих пор синяки. — Но воспоминания о той сцене нахлынули на нее и вызвали мучительную боль. Она в отчаянии взмолилась: — Пожалуйста, отпустите меня! Я уеду в свой старый дом. Со мной все будет хорошо.