Рискованное приключение - Беверли Джо - Страница 27

Он незаметно отошел от группы увлеченных представлением мужчин и вышел из дома Мирабель, размышляя о том, когда же угас его интерес к женщинам. Совсем недавно этот интерес был силен, даже чересчур. После смерти отца он обнаружил, что его сексуальные потребности вдруг возросли. Просто удивительно, сколько достойных светских дам нашли неотразимым самого молодого и необыкновенно красивого графа. Поначалу он охотно шел им навстречу.

Если же Уолгрейв предпочитал шлюху, то при наличии бездонного кошелька в Лондоне можно было купить абсолютно все. В течение какого-то времени он думал, что обретет забвение, изматывая себя все новыми и новыми связями, встречаясь с самыми разными женщинами, а может быть, надеялся найти нечто большее.

Чего бы ни жаждала его душа, он нашел только кромешный ад.

Когда стоны наслаждения перестали его возбуждать, он перешел к стонам от боли. Ни шлюхи, ни благородные дамы никогда не жаловались, а некоторые даже получали удовольствие от его грубости. Но однажды, увидев синяки на соблазнительном теле графини, он возненавидел человека, в которого превратился.

Форт стоял, ожидая, пока подадут экипаж, и надеялся, что эти мысли не отражаются на его лице. Он сел в карету и, когда она тронулась в направлении к Уолгрейв-Хаусу, вдруг вспомнил о Порции. Здесь, в этой карете, он когда-то пригрозил изнасиловать подругу своего детства только для того, чтобы причинить боль Брайту Маллорану, ее мужу.

При этом воспоминании он поднял руки и помассировал виски. Наверное, какой-то первобытный инстинкт подсказывает мужчине, что можно поразить врага, напав на его женщину.

Но Порция, Господи, Порция!

Разумеется, он не собирался этого делать — просто не смог бы.

Впрочем, он поцеловал Порцию, несмотря на ее сопротивление. В этом поцелуе не было ни любви, ни страсти. Скорее желание оскорбить ее, показать свою ярость и власть.

На этом и остановился, слава Богу. Но иногда, лежа без сна в темноте. Форт не был так уверен, что не пошел бы дальше. Ведь он почти заставил себя забыть, что это Порция, что это вообще человек. Неужели он был способен унизить ее, осквернить…

В ужасе от самого себя, после этого случая он был с женщиной всего несколько раз, а вскоре совсем перестал интересоваться ими. Друзья тревожились, думая, что Уолгрейв превращается в чванливого ханжу, точное подобие своего отца.

Возможно, так оно и есть. Похоже, его здоровый интерес к женщинам испарился, оставив только извращенные пристрастия, которым он не собирался потворствовать.

Но ведь была же Лизетт…

В раздражении граф постарался выбросить из головы все мысли о Назойливой девчонке.

Иногда ему даже казалось, что здоровое начало его натуры сгнило, оставив бесформенное нечто, искореженное и нежизнеспособное. И это нечто повинно в самом омерзительном грехе…

Будь он проклят!

У него есть все. Он мог бы многого добиться. Совершить что-нибудь достойное. Но что?

Форт не желал быть копией своего отца. Неподкупный, которым многие восхищались, не испытывал ни тени чувств к жене, сыновьям и дочерям. Им двигали непомерная гордость и честолюбивые помыслы. Он кончил тем, что оказался рабом гордыни и властолюбия.

Сын не был лишен гордости и собственных планов, благородных идей, как добиться великих целей с помощью богатства и власти и как исправить зло, причиненное отцом. Но за этим притаилось другое желание, скорее навязчивая идея — уничтожить маркиза Ротгара, так же как маркиз уничтожил старого графа. Он понимал, что одно намерение противоречит другому, но стремился исполнить оба.

Форт сознавал: подобная одержимость может свести с ума, что в конечном итоге и случилось с его отцом. Его могут даже подтолкнуть к пропасти безумия, как подтолкнул его отца Ротгар, привыкший манипулировать людьми, словно бездушный механизм — беззащитными фигурками на этой проклятой китайской пагоде.

Перед мысленным взором Уолгрейва вдруг возникло оживленное лицо сестры Ротгара, Эльф, и он вспомнил про их обмен колкостями на вечеринке у Сафо. Как характерно для Ротгара позволять такие выходки своей сестре, готовой разить язычком направо и налево всех, кто ей не нравится. Он уже не раз подумывал о том, не использовать ли ее как орудие мести. И понимал, что этим подпишет себе приговор, но готов был пожертвовать жизнью. Тем более что его существование едва ли можно так назвать.

К тому же у него есть брат. Сразу после смерти отца Форт отправил семнадцатилетнего Виктора в Италию. Что бы ни случилось, тот будет готов принять ответственность, связанную с графским титулом. Это развязывало руки Форту, освобождая его для осуществления цели — отмщения.

С помощью Эльф Маллоран?

Граф посмотрел на свое отражение в застекленном окне кареты и увидел кривую ухмылку на собственном лице. Он оказался не способен использовать Порцию в своей войне против Маллоранов и сомневался, что сможет причинить зло Эльф.

Конечно, леди Маллоран — надоедливое создание и раздражает его, но в ней есть что-то, не позволяющее ему по-настоящему обидеть девушку. Возможно, искренность и добросердечие. За ее дерзостью угадывается желание подразнить, а не злобная насмешка, поэтому чертовски трудно сохранять неприязнь и постоянно приходится напоминать себе, что она —Маллоран.

Уолгрейв выругался вполголоса.

Итак, трогательные мысли об Эльф Маллоран, повышенный интерес к глупышке Лизетт…

Возможно, Мирабель права, беспокоясь о нем. Наверное, утомительная ночь с ее самыми умелыми шлюхами излечит все его недуги. В конце концов стал бы он так много думать о Лизетт, если бы она не оказалась первой женщиной, которой удалось возбудить в нем желание за несколько месяцев?

И это делало ее вдвойне, втройне опасной.

Он принял окончательное решение раз и навсегда выбросить ее из головы. Чем ехать домой, где он наверняка будет думать об этой дурочке, лучше провести время в приятной компании. Может быть, вернуться к Мирабель? Нет, развлечения такого рода ему пока не нужны. Отправиться в клуб? Там придется играть, а он не в настроении. Тогда в кофейню? Поздние завсегдатаи таких мест обычно ведут глубокомысленные беседы о философии и политике. Последнее, чем он хотел бы сейчас заняться, — так это думать.

Ему необходимо отвлечься, и он пожалел, что театры к этому времени уже закрыты. Шумный, пустой фарс пришелся бы кстати.

В этот момент впереди на Пиккадилли показались огни Девоншир-Хауса, и он вспомнил, что получил приглашение на бал от герцогини. Танцы позволят ему убить час или два, ни о чем не думая, и, если повезет, его странное настроение пройдет.

Глава 7

Эльф увидела Уолгрейва, как только он появился в дверях переполненного бального зала герцогини. Разумеется, в таком блестящем окружении кто угодно, облаченный в траур, был бы не менее заметен. И шестое чувство, сразу же сообщившее о его присутствии, совершенно ни при чем.

Однако она не могла отрицать, что ее охватил внутренний трепет, а пальцы, сжимавшие веер, внезапно вспотели. О Боже! Это уже становится смешным. Сделав над собой усилие, она сосредоточила все внимание на молодом лорде Нортропе и с улыбкой приняла его приглашение на следующий танец. Эльф шла рядом с ним, стараясь даже не смотреть в сторону графа.

Ее волнение отчасти объяснялось страхом. Она не привыкла сталкиваться с Уолгрейвом каждый раз, выбираясь в гости. Вдруг он все-таки узнает Лизетт?

Когда зазвучала музыка и Эльф присела в танце, девушка почти поверила, что связать ее с Лизетт практически невозможно. Сегодня вечером Шанталь превзошла себя, добившись совершенства, достойного Эльф. Рыжеватые волосы, густо напудренные и утыканные крошечными голубыми цветочками, идеально гармонировали с голубым платьем из матового шелка. Изящная серебристо-белая, расшитая мелким жемчугом отделка даже отдаленно не напоминала безвкусное черное с золотом кружево. Из драгоценностей на ней был гарнитур из жемчуга с сапфирами, на который Лизетт не накопила бы средств даже за тысячу лет.