Птицелов - Остапенко Юлия Владимировна - Страница 9

– Хорошо, что теперь ты думаешь иначе.

– С чего ты взял? – Лукас насмешливо изогнул бровь. – Если бы я думал иначе, то никогда бы не побеждал. Побеждают только те, для кого победа важнее всего остального.

– Не припомню, чтобы в молодости тебя тянуло на демагогию.

– Правда? Ну, значит, это приходит с возрастом.

– И тем не менее, – произнёс Дерек, – это всё равно не объясняет, с чего тебе вздумалось подозревать меня в манипуляции.

– Не подозревать, Дерек. Теперь я это просто знаю.

– Я не собираюсь оправдываться.

– Я этого от тебя и не жду.

Между ними снова повисло неприятное, неуютное молчание, которое Лукас отметил ещё вчера. Что ж, некоторые вещи и впрямь меняются…

– Как ты думаешь, – спросил он, заранее зная ответ, – на чью сторону этот мальчишка встанет в будущей войне?

– Без сомнений, на сторону короля. Во-первых, ему теперь надо будет очень постараться, чтобы загладить сегодняшнюю провинность. А во-вторых, он вассал Годвина, Годвин тоже не станет разбрасываться только-только возвращённой милостью… Стало быть, у парня просто не будет выбора. И в отличие от тебя, у него в этом смысле довольно чёткие представления о чести.

– Да, – ответил Лукас. – К сожалению.

Он сел, потом поднялся на ноги, с силой провёл ладонями по забинтованному торсу, удовлетворённо кивнул.

– Глаз у мальчишки острый, – улыбнулся Дерек.

– А вот рука не столь быстра, как ты говорил, – бросил Лукас и потянулся за рубашкой. Дерек молча следил, как он одевается.

– Так что я могу передать моим братьям? – спросил он наконец.

Лукас задумчиво зашнуровал ворот, неспешно оправил рукава. Его лицо, и без того обычно бледное, ничуть не изменилось ни в выражении, ни в краске, и, не видя бинтов, нельзя было даже заподозрить, что четверть часа назад он истекал кровью.

– Передай, что пока что я в игре, – сказал он.

Дерек чуть заметно улыбнулся.

– Я же говорил, что ты уже всё решил.

Лукас не ответил на улыбку.

– А разве мне оставили выбор? – спокойно спросил он.

Они встретились взглядами, и за несколько мгновений сказали друг другу глазами куда больше, чем впустую изводя слова. Патрицианская улыбка Дерека стала шире, уголки губ потянулись к вискам.

– Ох, Лукас, Лукас, – рассмеялся он, хлопнув бывшего друга по плечу. – Твоя коронная подозрительность тебе не изменила. Не стоит приписывать мне невероятных способностей, которыми я не обладаю. Это ты у нас всегда мастерски управлял другими. А я только и умею, что развязывать войны.

Лукас не ответил и не шевельнулся, по-прежнему глядя на него. Дерек ещё несколько мгновений держал руку на его плече, потом убрал её.

– Думаю, скоро встретимся, – сказал он и, кивнув на прощанье, вышел, не дожидаясь ответа.

Лукас подождал, пока занавес на двери опустится за ним, потом медленно сел обратно на кровать и откинулся спиной на подушки. Голова у него шла кругом, ноги не держали. А ладонь правой руки всё ещё горела от пощёчин, которыми он наградил наглого щенка из Фостейна.

«Всё верно, Дерек. Ты только и умеешь, что развязывать войны», – подумал Лукас и закрыл глаза.

Глава 2.

Война

С бледного неба косо падал снег – падал и таял, не успевая долететь до земли. Мелкие холодные капли аккуратно ложились на лицо.

– Марвин, Ледоруб тебя раздери, иди сюда, сколько можно!

– Тише! Оставь его в покое.

Марвин не шевельнулся и не повернул головы. Мокрый снег лизал веки, таял, капли соскальзывали по вискам, и их тут же сдувало ветром, свистевшим меж голых ветвей.

– Холодно же, чтоб их… Как они живут-то здесь вообще?!

– Тут ещё что, а вот дальше, на Длани, что уж про самый север говорить… Говорят, вино в кувшинах замерзает.

– Вот и я о том же – как они только живут! Марвин, да иди же ты сюда, тут всё-таки вино ещё не подмёрзло!

– Отстань от него, сказано тебе!

Последнее шиканье всё же запоздало: Марвин повернул голову в сторону костра, у которого ёжились и сквернословили его собратья по оружию. Адрик, уроженец южной доли Предплечья, ругался громче всех, разминая леденеющие пальцы над низким пламенем походного костра. Впрочем, в своём недовольстве он был не одинок: до Марвина всё чаще долетали возмущённые возгласы, со всего лагеря, где ни пройди. Два месяца, истёкшие с начала войны, королевская армия продвигалась на север, тесня войска герцогини Пальмеронской к её логову, из которого она так внезапно и вероломно ударила по своему брату и сюзерену. Войскам короля Артена стоило большого труда отбросить её обратно на север, до границ Запястья – там начинались её владения и уже было заметно холоднее, чем в средней доле Предплечья. В другое время Марвина бы это только раззадорило; в другое время он был бы счастлив тому, что теперь его неуёмная жажда драки будет утолена…

В другое время. В другой жизни, наверное. А сейчас он чувствовал только злость: на себя – за то, что мёрз, и на других – за то, что ныли, как бабы.

Адрик поймал его взгляд, натянуто улыбнулся, протянул фляжку:

– На вот, хоть промочи горло перед дракой. Не повредит.

Марвин несколько мгновений смотрел на него, не мигая, потом снова отвернулся. Адрик выругался.

– Да что с тобой такое, Ледоруб тебя раздери! Ты с самого начала похода сам на себя не похож! Девку себе постоянную завёл, что ли?

– Адрик, заткнись! – в третий раз предупредил сидящий рядом Петер. – Сказано тебе…

– Да что мне сказано! – вскипел тот. – Что вы все шикаете на меня?! И ты, и Рой, да каждый второй мне говорит, чтоб я оставил Фостейна в покое. А я в толк не возьму, что сделалось с этим бравым головорезом, с которым мы в кампании сэйра Филипа так славно тешились! Как лучников тогда пощекотали! А тех двух девок из усадьбы помнишь, Марвин? Эй, ты слышишь меня вообще? Или тебе в драке мозги поотшибло? Или ты, может, на меня обиду какую затаил?

– Ты тут ни при чём, – снова осадил его Петер. – Он со всеми такой после Балендора, и лучше…

Грохот перевёрнутого котла прервал столь неосмотрительно начатую речь. Похлёбка, мгновением раньше побулькивавшая в котелке, с шипением выплеснулась в огонь, пламя рванулось вверх.

– Ты что, очумел?! – вскакивая, заорал Адрик – и осёкся, когда вырванный из ножен меч Марвина застыл в дюйме от горла Петера.

Все смолкли. Пламя возмущённо трещало, нервно подёргиваясь в морозном воздухе. Марвин стоял, застыв, не отводя лезвия от шеи Петера. По носку его сапога расплывалось тёмное пятно пролившейся похлёбки.

– Следующего, кто произнесёт при мне слово Балендор, я убью на месте, – сказал он.

Никто не ответил. Марвин рывком развернулся и, не пряча меча, размашисто зашагал в сторону поля. По лагерю уже трубили сбор.

– Мессер, мессер, постойте, мессер! – причитал оруженосец, прыгая вокруг него, как петух вокруг наседки. Нелепое сравнение внезапно привело Марвина в ярость. Он круто развернулся, схватил одной рукой мальчишку за грудки, притянул к себе.

– Пшёл вон, – раздельно проговорил он и отшвырнул оруженосца прочь. Тот отлетел, раскинув руки, грохнулся наземь. Поножи, которые он сжимал в худосочных ручонках, загремели о мёрзлую землю. Марвин отвернулся и, вскочив на коня, пустил его рысью. Видневшиеся впереди алые знамёна, отмечавшие границу лагеря, плясали перед его взглядом, расплывались красными пятнами, похожими на пятна крови. Эта мысль пьянила Марвина, хотя он не принял ни глотка спиртного. Ему это попросту не было нужно. С того самого дня… в Балендоре… в распроклятом Балендоре.

Рыцари и простые солдаты со всего лагеря понемногу собирались на передовую, но Марвин, как обычно в последние месяцы, шёл одним из первых. Он всегда теперь кидался в бой в первых рядах, и уже через мгновение падал в стремительную круговерть, в которой не было ничего, кроме лязга оружия, яростных воплей и крови, брызгавшей на лицо. И ещё снега – всё чаще в последнее время. Правда, бойня в снегу почти ничем не отличалась от бойни среди зелёной травы. Пока что – а дальше, говорят, земля заледенела настолько, что нога скользит. Но ничего, он уже приказал мальчишке-оруженосцу набить шипы на подошвы его боевых сапог. Хотя это было почти глупо – всё равно во время драки он не ходил по земле, а летал над ней, не касаясь её ступнями.