Снулль вампира Реджинальда - Олди Генри Лайон - Страница 19

Крючок вздохнул:

– Еще хуже будет. Да, сны перестанут сниться. Но ты начнешь деградировать: не по дням, а по часам. Облик нетопыря? – забудь, птенчик. Туман? – даже кашей не растечешься. Клыки затупятся. Взор утратит демоничность. От одного запаха осины тебя станет трясти. От чесночной шелухи покроешься язвами. О серебре я и говорить не хочу. Скажут: «Серебро!» – а ты уже весь горишь.

– А голод? Жажда?

– С этим – наоборот. Жрать захочешь, словно год из склепа не вылезал. И что самое обидное – пьешь, а оно не впрок.

– Надолго?

– Пока новый снулль не объявится. Ждать его будешь как спасения. Понял, дурачок?

По рассказу крючка складывалось впечатление, что он говорит не с чужих слов. Уж очень дрожали когтистые пальцы родителя. И губы он облизывал: пересохли от монолога.

– Я понял, – кивнул «птенчик».

Реджинальд фон Тирле, эталонная единица вампиров Брокенгарца, не знал, что однажды ему придется умолять беспощадного венатора отпустить мерзавца-снулля на волю.

За окном скрипки заиграли плясовую.

Начался шум. Подвыпившая толпа шла мимо «Дракона и лилии». Слушая грустную повесть фон Тирле, как-то подзабылось, что в городе – Вальпургиалии. Смех, озорные возгласы показались неуместными, как на похоронах. Пронзительный дискант взлетел над общим гомоном, ввинтился в небеса, подсвеченные окраинным фейерверком, и рассыпался озорной шутихой:

Толпа заорала от восторга, требуя продолжения, – и вдруг притихла. Из гостиницы выбежал хозяин, настойчиво требуя тишины. 3,7 эталона – это вам не грифон начихал! В номерах отдыхают постояльцы, утомились за день, извольте соблюдать, буду жаловаться и все такое.

– Это Брокенгарц, – криво ухмыльнулся вампир, когда толпа, вместо того чтобы послать хозяина в чертоги Нижней Мамы, начала шуметь шепотом и на цыпочках удалилась прочь. – Слышали? Перед уходом скрипачи заиграли колыбельную. «Спи, моя радость, усни…» И я не хочу лишать вас сна, сударь. Пообещайте, что отпустите моего снулля, и я уйду.

– А если я не дам обещания? – спросил Фортунат.

– Я все равно уйду. Что я могу вам сделать? Соли на хвост насыпать? Вы меня в бараний рог… Скажете, выход? Спросите, отчего я не наложил на себя руки, если так страдаю?

Он наклонился вперед, стараясь заглянуть венатору в глаза.

– Родитель сказал: вампир-самоубийца навечно остается в своих снах. Вы понимаете? Не половину существования, а всю жизнь. И день, и ночь. В трубном подвале. У помойки. Нет, я не смогу. От одной мысли меня бросает в холодный пот, хотя мертвые не потеют. Иначе я давно бы… Это ведь просто: вкопал осиновый кол в землю и упал лицом вперед. Думаете, я бы струсил? Эх, вы… Я был кирасиром. При жизни. Воевал. Отличился под Трендау. Орден Вечного Странника с бантами. Не верите?

Охотник на демонов промолчал.

Верилось слабо. Этот лысоватый, нервный бедняга – один из тех удальцов-кирасиров, чья безумная, самоубийственная атака под Трендау не только спасла жизнь курфюрсту Бонифацию, попавшему в окружение, но и повернула военную удачу спиной к победителям, уже ликовавшим от счастья?! Представить фон Тирле в седле? Палевый колет, галуны на обшлагах? Каска и кираса, черная с серебром? На груди солнцем сияет золотой герб Брокенгарца?

В руке – длинный палаш, рот разорван яростным воплем?

Воображение отказывало.

– Не бойтесь, сударь, – вместо ответа сказал Фортунат. – Я сделаю все, чтобы ваш снулль освободился. Тирулега не откажет. Мы выпустим снулля в окошко, и он…

– Скажите… Как он выглядит?

– Кто?

– Мой снулль!

Странное дело: вампира аж затрясло от возбуждения. Словно запойному пьянице дали понюхать крепкого вина. Верхняя губа вздернулась, обнажив клыки. Зрачки сузились, превратившись в вертикальные щели. Пальцы скрючились, втяжные когти выползли наружу.

Реджинальда била крупная дрожь.

В другой ситуации венатор подумал бы, что упырь готовится к нападению. И незамедлительно принял меры. А тут… Фортунат сидел, глядел на возбужденного фон Тирле и размышлял, как бы половчей описать ему снулля.

Будто ребенка хотел успокоить.

– Ну, он малиновый. Знаете, когда малина старая, она темнеет…

Вспомнилось, что лучшая малина растет близ нужников и на погостах.

– По телу – светлые пятна. С виду – похож на спрута. Хотя мой друг, доцент Кручек, утверждает, что на медузу. Щупальца, клюв, стрекальца. Да вы же и сами его верно описывали!

– Большой? – тихо спросил фон Тирле. – Гигант?

– Ничего подобного. Не больше кошки, – венатор развел руки, показывая. – И летает. Если честно, мерзкая тварь. Тут вы правы.

– Я хочу его увидеть!

– Зачем? Вы же его видели.

– Во сне! Только во сне! Я хочу увидеть его наяву! Вы поможете мне? Я увижу моего снулля, а потом вы его отпустите…

И правда, подумал Фортунат. Снулль являлся, когда Реджинальд уже спал мертвым сном. А улетал – за миг до пробуждения. То, что во сне снулль выглядел примерно так же, как и наяву, не считая размеров, ничего не меняло.

С другой стороны, почему бы и не оказать услугу фон Тирле? Нам эта услуга ни гроша не стоит. А вампиру – радость. Вон переменился весь. Глянешь и поверишь: такой мог в кирасирах.

Каска, палаш, баталия под Трендау.

Герой.

– Ладно. Я договорюсь с морфинитом. Возвращайтесь в склеп и ждите. Мы придем до рассвета и принесем вашего снулля. Вы посмотрите друг на друга, снулль улетит на волю, и расстанемся по-хорошему.

Вампир поднялся из кресла.

– Я ваш должник, сударь. Фон Тирле добра не забывают.

Миг, и венатор остался в номере один.

Вышколенный портье лишь поклонился, принимая у Цвяха ключ от номера. Во время Вальпургиалий день и ночь в Брокенгарце сливались в безумную круговерть. Человек, отправляясь совершить ночной променад, выглядел вполне естественно. Впрочем, даже не бурли в городе фестиваль, портье бы остался невозмутим. Постояльцы вольны приходить и уходить, когда им заблагорассудится.

«Дракону и лилии» в скором будущем явно светили 4 эталона.

Мазнув взглядом по доске с рядами пронумерованных крючков, охотник на демонов обнаружил удивительный факт. Ключ от 23-го номера висел на месте. Значит, Кручек домой не вернулся. Внял-таки. Передумал отсыпаться и отправился «фестивалить». Молодец теоретик! Не то что мы: то сны чужие, то беседы полуночные; то премся через весь город – и добро б в аустерию или к сговорчивой красотке.

Так нет же!

Дал упырю слово? – держи.

Венатор от раздражения громко хлопнул входной дверью. Жалуясь, звякнул колокольчик. Сбежав по ступенькам, Фортунат скорым шагом направился к гостинице «Тихий уголок». До цели он добрался без приключений, если не считать встречи с компанией молодежи, пугавшей случайных прохожих в темном переулке.

Прохожие пугались с огромным удовольствием.

Заслышав приближение Цвяха, шутники выскочили из-за угла. Они завывали и корчили рожи. Подлинная ноктюрнелла, затесавшись меж юнцов, накрывала их «флером», искажая очертания. Однако у охотника сегодня было плохо с чувством юмора.

– Кыш! – рявкнул он, принимая Облик, в котором спускался в ад. – Уши надеру, сопляки!

Тщетно он надеялся, что хулиганье уступит дорогу. Молодые люди пришли в восторг. Обступив монстра, они принялись упрашивать его присоединиться к забаве.

– Герр демон, умоляем!

– С вами все будет в лучшем виде!

– Вы такой милый!

– Вы такой страшный!

– То-то повеселимся!

А ноктюрнелла, заигрывая, хватала за жвалы.

Пришлось венатору, во избежание долгих объяснений, воспользоваться крыльями по прямому назначению – и махнуть через пару домов на соседнюю улицу, срезав путь к «Тихому уголку».