Сеть для Миродержцев - Олди Генри Лайон - Страница 20

Что ему Преисподняя, если он был взращен молоком аскезы и подвижничества?.. а все-таки Веды можно изучить, мой мудрый Наставник Богов, не прочитав ни единой строки!

Можно!

Да, вы все считаете, что гордыня обуяла сына Жаворонка, что встал он на путь козней и совращения чужих жен, обретя гнев и проклятия святых мудрецов…

Праведные, видели ли вы виденное мной; обладаете ли вы моим знанием, которым я не спешу делиться с вами?!

…я стремглав выбежал из дома, едва успев закончить возлияние молока в огонь.

Мой мальчик корчился у порога. Растерзанный, как мне сперва показалось, в клочья. Он пытался что-то сказать, но язык уже не повиновался ему, и кровь хлестала изо рта, заливая мне ноги. Слепой привратник-шудра – я содержал его из милости, за верную службу в прошлом – беспомощно топтался рядом.

– Господин! – бормотал слепец, заламывая руки.– Господин, я… вы велели никого не пускать, господин!

Последним я заметил демона. На дворе стояло утро, а в дальнем углу двора приплясывал людоед-Нишачар, «Бродящий-в-ночи», и довольно ухмылялся слюнявым ртом. Это было невозможно; но это было именно так. Могучее тело Нишачара на глазах становилось прозрачным, в нем плавали стеклисто-багровые паутинки… и вскоре ветер развеял остатки призрака.

Я склонился к умирающему сыну.

– Рай…– прохрипел он.

– Ты хочешь в рай?! – глупо спросил я, собираясь поделиться с ним собственным Жаром.

Он закашлялся, обрызгав мне грудь кровавой мокротой.

– Райбхья…– это слово стоило ему остатка сил.

Я стоял над трупом своего первенца. Я знал, что означает имя Райбхья. Так звали нашего соседа, приторно-вежливого брахмана, который давным-давно отошел от совершения обрядов, помешавшись на заклятиях и искажении Яджур-Веды. Правильней было бы именовать Райбхью ятудханом, темным колдуном, но раньше мне не было дела до чужих извращений – а остальные считали моего соседа кладезем достоинств.

Соседей и нужных людей Райбхья предусмотрительно не трогал.

Жар окутал меня пылающим облаком, и правда открылась сбитому влет Жаворонку, прийдя из ничего.

Жена Райбхьи, измученная полусумасшедшим мужем, как-то обратилась за помощью к моему сыну. И он, ведомый состраданием, рискнул указать Райбхье на недостойность его поведения. В отместку брахман-ятудхан вырвал из своих волос две пряди, превратив одну в копию собственной жены, а вторую – в убийцу-Нишачара. Ложная супруга заманила моего сына в западню, осквернив запретным прикосновением и выкрав единственный сосуд с водою, чем отдала мальчика во власть Бродящего-в-Ночи.

Он бежал ко мне, стремясь совершить очистительное омовение и спастись – а слепой привратник отказался пускать в дом кого бы то ни было.

Согласно приказу хозяина.

Шутка судьбы?

Над телом сына я возгласил свое проклятие. Сын проклятого Райбхьи спустя день убил в лесу отца-ятудхана, пристрелив его как собаку; а россказни о том, что второй сын Райбхьи воскресил батюшку-праведника и снял грех отцебийства со старшего брата – ложь!

Странно: чаще всего верят именно в ложь…

Сегодня твой день, мудрый Брихас, отец мой; сегодня дважды твой день, хоть ты сам этого не знаешь. Несмотря на полночь, несмотря на то, что жить твоему дню осталось минуты, не более… Жить? Осталось? Да, папа, мне всегда было трудно понять, как можно жить твоей жизнью! Все зная наперед, ни на шаг не отклоняясь от намеченного пути, с заранее припасенным ответом на любой вопрос – скажешь, я заблуждаюсь? Скажи, папа, и я соглашусь с тобой. Просто ты складывал вопросы без ответов в аккуратную кучку и раз в месяц выбрасывал прочь. Возможно, это правильно, или это правильно для тебя, но меня всегда мучил зуд неизведанного! – и я чесался вместо того, чтобы терпеть и не обращать внимания.

Брихас, отец мой, почему мы такие разные?! Моим именем не назовут день недели даже безумцы, но разве дело в названиях?

Для тебя бытие – драгоценность, оставшаяся в наследие от предков, хрупкая вещь, которую надо бережно хранить и в лучшем случае стирать с нее пыль. Мягкой, слегка влажной тряпочкой, в благоговейном молчании… И упаси нас все боги разом пытаться влезть в наследие потными лапами, там дернуть, тут потянуть, заплатить цену и узнать новое! Новое – это хорошо забытое старое, а по назойливым лапам положено стегать молодым бамбуком. Пока не привыкнем отдергивать; от всего – нового, старого, любопытного, удивительного…

Возможно, я не прав.

Я даже наверняка не прав.

Но я не могу жить как ты, папа. Проклинай дважды или трижды – не могу. Я только могу сидеть на балконе, ждать обещанного Опекуном часа и вести с тобой бессмысленную беседу, марая пальмовые листы, один за другим, один за…

Сегодня мой день; и твой тоже, но он заканчивается, и полночь фыркает снаружи, прежде чем уйти.

Меня всегда забавляло, что на смену дню Брихаса-Словоблуда, четвертому в неделе, идет день насмешника Ушанаса, твоего любимого врага, твоего заклятого друга, Наставника Асуров! Вы соседствуете рядом, плечом к плечу, дни четвертый и пятый, соприкасаясь гибелью полночи и рождением зари. Вы отделены друг от друга зыбкой чертой, реальной только для Калы-Времени – но звезды движутся на небосклоне, и вы утверждаете разное, споря и не соглашаясь…

Впрочем, как всегда.

Ваши дни даже изображаются похоже: человек восседает на водяной лилии, только в первом случае Наездник Лилий обладает желтой кожей, а во втором – белой. О, Наставники, ваши знаки сулят новорожденным обилие благ! Вы щедры, но Ушанас более щедр для кшатриев-воинов: младенец под его покровительством будет обладать способностью знать прошлое, настоящее и будущее; также он возьмет много жен, распахнет над собой царский зонт, и другие цари поклонятся ему. Не зря пятому дню посвящена широколиственная удумбара – дерево, из которого вырезают троны!

А ты, папа, что сулишь ты младенцам, имевшим счастье родиться под твоим знаком и в твой день? Да, и ты не поскупился: твой фаворит будет обладать дворцами, садами и землями, наделен любезным расположением духа, богат деньгами и зерном… Мало?! Бери еще, дитя! Греби обеими руками! Ты станешь кладезем духовных заслуг, все твои желания будут удовлетворены, и да сопутствуют тебе символы цветущего лотоса и древа-ашваттхи, растения мудрых!

Одно странно, папа: твои дары словно самой судьбой предназначены для брахманов. Мудрость, благожелательность, богатства и обилие Жара… Но каждый звездочет знает, что именно брахманам отказано в покровительстве славного Брихаса – ибо Наставник Богов скромен и не желает возвеличивать собственную варну!

Одной рукой ты даешь, отец мой, другой же отнимаешь, причем отнимаешь у своих – как бы не заподозрили в пристрастности…

Не потому ли мне, твоему сыну, досталось в наследство лишь отцовское проклятие, да еще раскаленная игла любопытства? Где они, мои дворцы, сады и земли, где деньги и зерно, где любезное расположение духа?!

Пыль, прах, мираж…

Вайкунтха молчит, отдаваясь сновидениям, я спорю с тобой, папа, ожидая полночи, а внизу, в «Приюте Зловещих Мудрецов», в специально отведенных покоях, готовятся явиться в мир мои дворцы и сады, мое зерно и мое любезное расположение духа…

У тебя будет внук, Брихас.

Ты рад?

Он родится в мгновенье, избранное мной и Опекуном Мира. В краткий миг на стыке дней Наставников, четвертого и пятого. Суры и Асуры благосклонно прищурятся с обеих сторон, и признаки высших варн сольются в одном человеке.

Ты рад, Брихас?

Семя мое не пропадет даром, наш род будет прославлен этим ребенком, сам Вишну простер над ним свою Опеку…

Ты рад, строгий отец мой?

Или ты проклял бы меня еще раз, узнай об этом?

Вайкунтха спит, и пальцы мои онемели…