Сеть для Миродержцев - Олди Генри Лайон - Страница 17

– Ну хорошо, пусть сообщает. Где он?

– Здесь, Владыка,– чуть насмешливо булькнуло от балюстрады, что опоясывала ближайшую террасу.– Иду, иду… спешу…

Бульканье принадлежало плешивому толстячку, счастливому обладателю тоненьких палочек-конечностей. Этакий паучок-здоровячок, которого судьба лишила части лапок, взамен облачив в пестрый засаленный халат, разошедшийся на объемистом животике. Позади него (человечка, а не халата!) двое моих гандхарвов с видимым усилием волокли здоровенный кожаный тюк. При виде меня гандхарвы, к переноске тяжестей приспособленные плохо, с облегчением свалили тюк в траву рядом с мудрецом, почтительно хлопнули крыльями – и резво умчались в горние выси.

Отдыхать.

– Позволь представить тебе, Владыка, моего сына Жаворонка, о котором я имел честь тебе рассказывать,– в другое время Словоблуд растянул бы представление минимум на полчаса, но сейчас я был благодарен Наставнику за краткость.

Которая, говорят, родная сестра добродетели.

– Почтительно приветствую Владыку Тридцати Трех,– Жаворонок также был краток; но поклон его, со сложенными у лба ладошками-черпачками, будучи коротким, выглядел вполне уважительно.

– У нас найдется еще одна чаша, Наставник? – поинтересовался я, разглядывая блудного Брихасова сына.

– Разумеется, Владыка! Обитель не бедна чашами…

– Тогда, достойный сын достойного отца, я приглашаю тебя присоединиться к нам. Кажется, в кувшине еще что-то осталось…

Жаворонок не заставил нас просить его дважды. Паучок подхватил тючок (который перед этим с трудом волокла парочка гандхарвов!), семеня и косолапя, мигом оказался под нашим пожелай-деревом, и с благодарностью принял из моих рук чашу священного напитка.

На Словоблуда он был похож примерно так же, как и я.

Даже меньше.

– Давай, сынок, расскажи Владыке Индре то, что рассказал мне сегодня утром,– сладко протянул Брихас.

Не знаю, что там напел Жаворонок Словоблуду сегодня утром, но меня, как ни странно, интересовал еще один вопрос.

Который я, со свойственной мне тактичностью, не замедлил задать мудрецу:

– А заодно просвети меня, скудоумного: как тебя угораздило схлопотать проклятие Слово… твоего отца?

На удивление, Жаворонок нимало не смутился.

Не умел?

– Изволь, Владыка,– булькнула сома в чаше, и я не сразу сообразил, что ответ уже начался.– Тем более, что история отцовского проклятия имеет самое непосредственное отношение к дальнейшим событиям. Дело в том, что молодости…

Молодости свойственна гордыня. Гордыня и самоутверждение – как в собственных глазах, так и в глазах других. Впрочем, у иных счастливчиков этот период затягивается, проявляясь и в более зрелом возрасте. Именно к таким людям относился и Жаворонок, первенец Наставника Богов – не он один, конечно, но сейчас речь шла о нем.

Сын Брихаса, сам известный брахман, в совершенстве изучивший Святые Веды с комментариями, знаток обрядов, наделенный многочисленными духовными заслугами и успевший между делом продолжить свой род – казалось бы, чего еще желать?!

От судьбы кукиш?!

Но Жаворонку этого было мало. Любопытство и тщеславие, помноженные на острый ум и изрядные знания – гремучая смесь! Еще тогда, когда его собственному первенцу едва исполнилось два года, Жаворонок задумал смелый, но весьма опасный (как позже выяснилось) опыт.

Вопрос: возможно ли достичь совершенного знания Вед, не прочтя ни строчки Писаний, не заучивая их со слов учителя – а добившись всего одной лишь аскезой и подвижничеством?

Ответ: неизвестно, а узнать хочется.

Ставить сей замечательный опыт на себе было поздно – Веды Жаворонок, к его вящему сожалению, уже успел изучить. Зато на сыне-младенце…

Задумано – сделано.

И с младых ногтей сын Жаворонка, несмотря на робкие протесты обеспокоенной матери, предается жесточайшей аскезе под руководством отца. Предельная умеренность в пище, регулярные посты, изнурительные медитации, ледяные обтирания, многодневное стояние на одной ноге… да мало ли что еще способен изобрести изощренный ум мудреца-родителя!

Мальчик, а позже юноша терпеливо выдерживал испытание за испытанием, искренне убежденный – папа лучше знает, в чем его благо!

Шли годы, и великое подвижничество сына Жаворонка начало потихоньку расшатывать основы Трехмирья – уж больно много накопил прилежный аскет Жара-тапаса!

Первым к нему явился бог Агни и, сверкая пламенной улыбкой из рыжей бородищи, вопросил юношу:

– Итак, мой дорогой, чего ты желаешь за свои духовные подвиги? Говори, не стесняйся!

– Желаю в совершенстве познать Священные Веды,– по наущению отца ответствовал юноша.

– Ну так изучи их! За чем дело стало? – искренне удивился тот, кто ездит на агнце и вместо знамени возносит к небу дым.– Ты чего, парень, неграмотный?

– Ты не понял меня, Всенародный,– почтительно поднес ладони ко лбу отрок-подвижник.– Я хочу получить доскональное знание Вед сразу, как дар за мое подвижничество!

– Лоботряс! – рассердился Агни.– Ишь, придумал! Проси чего-нибудь другого, а Веды, уж будь добр, учи, как все.

И покинул во гневе Всенародный Агни ашрам сына Жаворонка, а юноша вновь предался медитациям и истязанию плоти.

Через год-другой явился к нему бог Индра, Владыка Тридцати Трех (как же, помню – являлся…). И история повторилась в точности. Громовержец удалился, раздраженно брызжа молниями, а юный упрямец остался продолжать аскезу.

Прошло еще некоторое время – и начала плавиться земля вокруг сына Жаворонка от обилия духовных заслуг. Зыбкими становились очертания деревьев близ его ашрама, и мелко дрожали видимые на горизонте горы – словно в страхе перед явившейся им небывалой мощью.

И тогда пришел к молодому отшельнику сам Брахма-Созидатель, обратясь к юноше с такой речью:

– Аскеза твоя, достойный подвижник, колеблет основы Вселенной, которую я создал. Проси у меня любой дар – и я исполню твое желание. Хочешь стать бессмертным? Хочешь навсегда поселиться в моих райских мирах? Может быть, ты хочешь познать любовь небесных апсар и дружбу Миродержцев? Проси! Ты заслужил.

На миг заколебался юноша. Райские миры Брахмы и пышногрудые апсары, как живые, возникли перед его взором – но тут же на ум пришел суровый голос отца: «Помни мои слова, сын! Помни, ради чего столько лет предавался ты жесточайшей аскезе! Неужели сейчас все пойдет прахом, и ты дашь увлечь себя сиюминутными удовольствиями?!»

И молодой отшельник твердо посмотрел в мудрые глаза Созидателя, ответив Брахме:

– Мое желание, Четырехликий, неизменно – получить полное знание Священных Вед и комментариев к ним. А также…

Он помолчал и твердо добавил от себя, хотя Жаворонок не просил об этом сына:

– А также я прошу для отца моего, обильного добродетелями Жаворонка, победу над всеми соперниками во владении священным знанием. Иначе я продолжу аскезу.

Увы! – ничего не осталось Созидателю, как исполнить волю юноши.

Доволен был Жаворонок, доволен был на первых порах и сын его, получив желаемое. Но недолгой была радость от приобретенного Знания. Обуяла юношу гордыня, и стал он похваляться своими заслугами перед другими мудрецами и подвижниками, считая их ниже себя и всячески стремясь посрамить. А потом, как рассказывали все те же мудрецы все тем же подвижникам, и до подлых козней, недостойных дваждырожденного, опустился он – за что и был вскорости жестоко наказан, проклят святым аскетом и умер злой смертью. А поскольку весь Жар свой истратил юноша на получение дара от Созидателя, то оказался лишен духовных заслуг, и дорога в райские миры была ему заказана.

Узнав об этом, Брихас, дед юноши-бедолаги, в сердцах и сам проклял своего сына за такие опыты над семенем собственных чресел.

Велел он Жаворонку скрыться с глаз долой и более никогда не попадаться на отцовском пути…