Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Приют героев - Олди Генри Лайон - Страница 13


13
Изменить размер шрифта:

– Э-э… прошу прощения, господа. Моя проклятая неуклюжесть… У вас слишком высокие порожки, господа. Скажите, это ли гостиница «Приют… м-м… героев»? Кажется, героев, если я ничего не путаю. Понимаете, я забыл взглянуть на вывеску…

Ясное дело. По приезде услышал об экстравагантной гостинице и решил ближе ознакомиться с достопримечательностью. Вернется, станет хвастаться соседям.

– Вы совершенно правы, сударь! – раскланялся Трепчик, излучая радушие.

– Благодарю, голубчик! Вы хозяин?

– О да!

– Могу ли я снять у вас номер?

– Разумеется! Правда, на белой половине у нас ремонт… Спешу заверить, сударь: апартаменты черной половины отличаются исключительно цветом! Удобства везде самые замечательные… Вот господин барон может подтвердить, он здесь досмотр проводил… в смысле, осмотр…

Старичок отмахнулся, сбив чернильницу с конторки.

– С моим зрением мне абсолютно все равно: черные, белые… О-о, мой парик!.. моя шляпа… у вас слишком едкие чернила, голубчик!.. Ну ничего, позже вычищу…

Вернув письменный прибор обратно на конторку и по дороге забрызгав край баронского плаща – «О-о… ради Вечного Странника, простите!.. у вас слишком длинный плащ, мой великодушный сударь…» – гость принялся записываться в книге. Рядом суетился хозяин, готовый простить случайному клиенту, первой ласточке Трепчиковой весны, сотню опрокинутых чернильниц.

Конрад проникся к старичку легкой завистью: ему самому отельер радовался не так искренне. По квизиторской привычке он заглянул неуклюжему гостю через плечо: «Ага, ничуть не профессор… Эрнест Ривердейл, граф Ле Бреттэн… срок проживания – по усмотрению…»

Овал Небес!

– Простите, ваше сиятельство… Вы случайно не родственник квестору Джеймсу Ривердейлу?

– Э-э… великодушно прошу… А почему, собственно, вас это интересует, сударь?

– Разрешите представиться, граф. Барон фон Шмуц, к вашим услугам.

Близорукие глазки старичка моргнули.

– Ага, вот, значит, как… Это все меняет… Вы – отец квестора Германа, полагаю?

– Нет.

– Неужели? Я был уверен…

– Я не отец Германа. Я его дядя.

– Ах, барон! Ну конечно же… А я – дедушка Джеймса.

Он так и сказал – «дедушка».

Spatium II

Шпагу – королю, гонор – никому, или Жизнь семейства Ривердейл

Дворянство Ривердейлы получили давно, еще при Пипине Саженном.

Семейная легенда гласит, что великий император, наголову разбитый ордой Элбыхэ-нойона в первом сражении при Шпреккольде, бежал в Бирнамский лес, опасный для случайных путников и вдвойне опасный – для особ королевского звания. Но случилось чудо. Деревья Бирнама, с древних времен непримиримые к венценосцам, на этот раз воспылали гневом к горстке телохранителей императора, превратив их в лакомые удобрения, – а он сам, раненный и обессилевший от скитаний, в конце концов обрел пристанище в хижине дровосека. Там его и нашли трое вольных стрелков-мародеров, возжелав отобрать у павшего величия одежду и драгоценности, а самого Пипина живым предать в руки злобного Элбыхэ для триумфальных пыток. Дровосек вначале колебался между священным долгом гостеприимства и долей в имуществе гостя, предложенной ему мародерами, но итог колебаниям отца подвел сын – девятилетний Марчин. Дитя схватило родительский топор, заслонило тоскующего императора и громко возвестило:

– Отец, не бойся! Нас трое против троих, и, значит, судьба еще не решена!

Через шесть лет, все при том же Шпреккольде, трубя победу, Марчин-оруженосец получил от императора дворянство и рыцарские шпоры.

А в придачу – графство Бреттэн, граничащее с судьбоносным Бирнамом.

Злопыхатели и завистники будущей славы Ривердейлов шептались, что есть иной вариант семейной легенды. Без леса, мародеров и топора, зато с борделем в Треццо, императором, дровосеком, сыном дровосека, выдохшимся флаконом афродизиака и тремя ненасытными шлюхами. Впрочем, бессилие Пипина, от боевых ран или от чего иного, и ключевая реплика юного героя оставались неизменными.

Шептались злопыхатели правильно. В том смысле, что за более внятный разговор на подобные темы Ривердейлы отрезáли языки – умело, быстро и безболезненно, на зависть хирургам-медикусам.

Резать, рубить и колоть оставалось главным занятием семьи на протяжении столетий. Сын Марчина, граф Роберт Быстрый, отличился в пресловутых Окружных Походах, наводя ужас на мамлюков султана Арье-Лейба бен-Цимах. Следом за честь рода вступились близнецы Сайрус и Сайлас, первенцы Роберта. Часовня Разбитых Надежд, возле которой братья плечом к плечу в течение двадцати лет, согласно данному обету, провозглашали первенство дам их сердец – сестер-двойняшек из Деррисдайра, – навеки осталась в памяти уцелевших рыцарей королевства, сильно проредив ряды последних. К сожалению, сестры не дождались паладинов, благополучно выскочив замуж за тех, чьих имен история не сохранила.

Лэньон Ривердейл был лейб-беллатором, иначе дуэльным заместителем короля Шарлеманя Вспыльчивого, снискав владыке репутацию тирана и человека, крайне щепетильного в вопросах чести.

Клайд Ривердейл, обеднев, открыл частную школу фехтования, публично объявив иных маэстро шарлатанами. Через некоторое время он принес извинения оставшимся в живых коллегам. Эти извинения в письменной форме более века украшали собой учебную залу школы, вместе с девизом: «Шпагу – королю, гонор – никому!» Поговаривали, что были они еще более оскорбительны, нежели первоначальное заявление Клайда. Так или иначе, остальные Ривердейлы, на чьем попечении оставалась школа в последующие годы, в уязвлении коллег словесными выпадами замечены не были.

С выпадами иного рода – по ситуации.

В скрипториях для юных забияк книги знаменитой семьи шли нарасхват: «О привлекательности ноги неодоспешенной», «Дуэль на бастардах: преимущества и недостатки», «Парадоксы оружия» и «Гладиаторий». Особенно с иллюстрациями авторов.

И, наконец, в новейшее время семья Ривердейл имела прямое отношение к храму Шестирукого Кри.

Здесь, пожалуй, стоит задержаться особо. В отличие от пресловутого острова Гаджамад, колыбели воинских искусств, с его великими мастерами, каждый из которых выглядел безобидней ребенка или, если угодно, старца-паралитика, – храм Шестирукого пошел другим путем. Кри, он же Кристобальд Скуна, маг и величайший гипнот-конверрер из накопителей, существовавших досель, посвятил годы жизни изучению боевых навыков хомобестий. Псоглавцы и гнолли, русалки и кентавры, гарпии и алконосты, минотавры и сатиры, анубисы и озирисы, леониды и стокимы, великаны с лебяжьими шеями – все они попадали в поле зрения Шестирукого Кри.

Оборотнями Кристобальд не интересовался, предпочитая стабильные сочетания.

Каким образом гипнот договаривался с предметом своего интереса, да еще и добивался разрешения погрузиться с когтистой гарпией или, скажем, гривастым леонидом в уни-сон на заданную тему – один Вечный Странник знает. Достоверно известно другое: войдя рука об руку в уни-сон, маг начинал метаморфировать грезу, порождая конфликт за конфликтом. Разумеется, речь шла о конфликтах внешних – ни один гипнот, будь он харизмат-лидер Маковой Ложи, не рискнул бы обратить агрессию компаньона на себя самого. Такие штучки грозили спонтанным разрушением уни-сна и разложением личности гипнота на массу разумных, но крайне неуживчивых «соседей». Посему, ведя подопечного дорогой баталий, Кристобальд Скуна всего лишь заносил инстант-образ сражающегося гнолля или анубиса в обширный меморандум – скрупулезно, со всем спектром методов, ухваток и навыков, характерных для данного существа.

Псоглавцы, мастера грызни и непревзойденные борцы, с их молниеносными бросками в ноги и мертвой хваткой челюстей, смыкающихся на горле сбитой жертвы. Гнолли и анубисы, близкая родня псоглавцев, вместо фронтальной атаки предпочитали серии быстрых укусов в места расположения крупных артерий – пока шла увертливая война за захват, предшествующая «бесовой мельнице» или «оползню».