Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Ожидающий на Перекрестках - Олди Генри Лайон - Страница 1


1
Изменить размер шрифта:

Генри Лайон Олди

Ожидающий на Перекрестках

Все вы идете к истине различными путями, а я стою на перекрестке и ожидаю вас…

Будда

Итак, если свет, который в тебе – тьма, то какова же тьма?

Евангелие от Матфея

…Не листайте эти страницы в тщетной надежде отыскать крохи правды о мире – ибо правды здесь нет, и мира этого нет, а есть лишь боль и память, память и боль.

…Не листайте эти страницы, стремясь отвлечь себя чужой ложью о том, что было и чего не было, – ибо за ложь эту дорого плачено, дороже, чем за правду, и поздно теперь порицать, утверждать или сомневаться.

…Не листайте эти страницы от нечего делать, ибо воистину страшен тот час, когда человеку нечего делать, и идти некуда, и обрыв манит лишь тем, что он – обрыв.

…Не читайте написанного, потому что слова – ширма, темница, оковы, в которых бьется недосказанное; и меня не слушайте, когда я кричу вам об этом, потому что и я связан словами, как и все; не слушайте меня, не слушайте, не…

И не верьте мне, когда я говорю вам об этом.

МИФОТВОРЕЦ

Будто в руки взял

Молнию, когда во мраке

Ты зажег свечу.

Басе

Идемте, друзья мои; никогда не бывает слишком поздно, чтобы искать новый мир.

Теннисон, «Улисс»
1

В Доме было ужасно холодно. Временами мне казалось, что я неправ, и лучше было бы сказать – зябко и сыро – но ознобу, сотрясавшему мое тело, все эти словесные кружева казались глупыми и смешными. И, главное, не меняющими сути.

Изредка я протягивал руки к витому подсвечнику, к его бронзовым, позеленевшим от времени розеткам, где покорно истекали черным воском три толстые свечи, и их пламя послушно согревало мои пальцы, подрагивая и колеблясь в выборе собственного цвета – от охры до кармина.

Странный тюльпан, напоминавший залитый свежей кровью пергамент, склонился ко мне из вазы и попытался прочесть написанное. Я прикрыл слова ладонью, улыбнулся и пощекотал любопытный цветок кончиком пера. Он обиженно качнулся на упругом стебле и сомкнул лепестки. Тюльпан мерз, как и я. Он был уже очень старый, этот преступно-багровый тюльпан, ему скоро придется умереть, засыпав сморщенными крылышками неведомых бабочек мой стол, и я ничего не мог изменить в реальности срезанной жизни. Реальность – это вообще не моя стихия…

Я встал и вышел из комнаты. Почти от самого порога начиналась лестница – сегодня она была узкая и деревянная – и я спустился по ней в нижний зал, слегка касаясь перил и поглаживая приятную на ощупь матовую полировку.

Внизу горел камин, и отблески огня метались по оружию, развешанному на массивных, потемневших от времени стенах. Я подошел к креслу с затейливо выгнутыми подлокотниками и принялся разглядывать секиру, висевшую над ним. Лезвие было тонким, непривычно-декоративной формы, но древко охватывали металлические кольца с гравировкой. Вчера вечером здесь висел ковер. Большой такой ковер в темно-зеленых тонах, и в самом центре орнамента чуть покачивалась кривая сабля в золоченых ножнах. Я отчетливо помнил их – ковер и саблю – потому что никак не мог понять тайну гармонии прямых углов ковра и дуги клинка, и все стоял, смотрел…

– Дура, – сказал я секире. Она не ответила.

Раньше я думал, что Дом смеется надо мной. Теперь я так не думаю. Даже Предстоятели не властны над изменениями Дома, и их иллюзии теряют силу на пороге. На пороге, который сегодня выглядит так, а завтра – совсем иначе. А через час вообще никак не выглядит.

В западной стене зала обнаружилось окно. Высокое стрельчатое окно с леденцовыми витражами в верхней части. Вдалеке виднелся косогор, и силуэт черного всадника несся по его кромке на фоне чуть посветлевшего неба. Только контур, слегка размытый движением, контур двухголового кентавра с крыльями за человеческой спиной – лук, что ли?.. или плащ… – и я машинально забарабанил пальцами по подоконнику, качнув шнур занавеси с кисточкой на конце.

Всадник резко осадил коня, заплясавшего на рыхлой крутизне, и их тени на мгновение слились в одну бесформенную массу. До меня донеслось приглушенное ржание и сдавленный вопль ужаса. Огромное гибкое тело вознеслось перед ошалевшим кентавром, и оскалившаяся пасть с пушистым подбородком закачалась из стороны в сторону, повинуясь причудливому, срывающемуся ритму…

Я выругался, отдернув руку от шнура занавеси, и мои пальцы намертво впились в подоконник. Небо над холмами вновь опустело, но конь и человек уже исчезли по ту сторону гряды, став невидимыми для меня, и лишь далекий топот копыт отозвался легким дребезгом оконного стекла.

– Спасибо, Сарт, – услышал я у себя за спиной тихий голос, в котором играло на серебряном ксилофоне время от заката до восхода.

– Не за что, – угрюмо буркнул я и, чуть помедлив, добавил тоном ниже:

– Рад служить, Предстоящая…

И повернулся навстречу смеху – призраку, тени, намеку на смех.

Там, где еще недавно горел камин, стояла миниатюрная женщина в бархатной накидке с капюшоном, и добрая дюжина тройных шандалов напрасно тратила свой свет, пытаясь высветить хоть что-то внутри этой агатовой накидки.

Она шагнула вперед, сбрасывая капюшон и легко касаясь тонкими пальцами ковра на стене, – темно-зеленый ковер и золото кривых ножен в центре – и все исчезло.

Тайна исчезла. Обычная женщина, мне по плечо, вьющиеся волосы обрамляют овал лица, и это лицо улыбалось мне, а я, как дурак, улыбался в ответ, хотя в Доме было по-прежнему холодно, и настроение мое было по-прежнему мерзким.

"Надолго, Лайна?" – хотел спросить я. И не спросил.

"Что произошло, Предстоящая?" – хотел спросить я. И тоже не спросил.

– Это было хорошо придумано, – сказала она, и звездные камни ее перстней обожгли мне глаза.

"Что именно?" – хотел спросить я. И не спросил. Я знал – что именно.

– Со шнуром, – сказала-пропела Лайна, опускаясь на дубовую скамью. – Просто и изящно. Мастерски. Я полагаю, что гонец Махметкул-арра уже захлебывается в ближайшей таверне красным вином и собственным враньем. Еще одна легенда, еще один глоток пряного страха, еще один камень в пирамиде мифа… Спасибо, Сарт. Прекрасная работа.

Тонкие губы Лайны-Предстоящей еле заметно подрагивали, породистый нос с легкой горбинкой словно принюхивался к далекому, слабому аромату, и я понимал, что неизвестный мне гонец Махметкул-арра в эту минуту с восторгом рассказывает кому-то о случившемся, привирая добрую четверть, если не половину, и его слушатели кивают головами, шепча темное имя Ахайри, Матери-Ночи.

Лайна резко поднялась и направилась к мраморной лестнице, покрытой чем-то алым и ворсистым. Она шла по ступенькам, чуть подобрав подол длинного платья, и перила рядом с ней наверняка были гладкими и ледяными. Каменными были перила. А мои ладони еще помнили дерево, дерево этих же перил пятиминутной давности…

Шутки шутишь, Дом, Дом-на-Перекрестке? Мы бродим, мечемся, спешим, а ты стоишь и поджидаешь всех нас, и твоя вечная изменчивость хранит внутри, в самой сердцевине, некий тайный зародыш…

Чем прорастешь, Дом, Дом-на-Перекрестке?!

…Я смотрел вслед Предстоящей, а за моей спиной молчала стена с обоями в цветочек, стена без всяких признаков окна с витражами, но я знал, что там, снаружи, занимается рассвет.

Иначе бы Она не ушла.

– До заката, Предстоящая, – прошептал я и вновь почувствовал, что мерзну.

– До заката, Мифотворец…

В Доме было ужасно холодно.

2