Орден Святого Бестселлера, или Выйти в тираж - Олди Генри Лайон - Страница 18

– В чем в настоящий момент специфика фантастики?

– В мудрствовании лукавом. Ее, родимую, ставят углом снаружи (звездолеты-драконы – налево, равнение на рынок; Гоголь, Гомер, Гофман – направо, музейный экспонат на букву «Г», руками не трогать!); ее, матушку, кромсают изнутри (НФ, Fantasy, Science Fantasy, киберпанк, турбореализм (куда дракона в звездолет суешь? Стоять! Не положено!)… Вдумайтесь: фантазия в ежовых рукавицах «литературоедения»!.. Ах да, Оруэлла у нас тоже отобрали.

Вот такая специфика, однако, а в остальном – все как у людей.

– Что Вас больше всего раздражает и радует в современном литературном процессе?

– Раздражают безумцы, пытающиеся «возглавить и направить». Как Ксеркс однажды пытался высечь море. Радует невозможность «возглавить и направить». Ибо море всегда свободно.

– Однажды Вы сказали: «Конец света происходит каждый миг…» Что это – «Memento mori!» или выдумка начинается там, где кончается реальность?

– Каждый миг настоящее становится прошлым, а будущее – настоящим. Конец одного мира, начало другого. Большинству людей, увы, на это плевать. Им кажется, что настоящее неподвижно. Что хорошо было бы заглянуть вперед, что полезно обернуться назад… Большинство так и живет: позади (воспоминаниями) или впереди (мечтами). Но человеческое счастье заключается в двух словах: «Мы меняемся».

– Велика ли роль личных жизненных впечатлений в творчестве фантаста?

– За других не расписываюсь, а я ни о чем другом и не пишу – только о личных жизненных впечатлениях. Вот такие у меня впечатления от этой жизни.

– Не вредит ли фантастике излишняя ориентированность на «массовку»?

– Каждому человеческому селению положен сказитель, по вечерам рассказывающий увлекательные истории о богах и героях, о плутах и веселых вдовушках, а односельчане слушают. Незаметно для самих себя делая выводы: оказывается, любовь – далеко не всегда потная возня на сеновале; благочестие – не снаружи, а внутри; ненависть – плохой советчик; зависть в первую очередь съедает самого завистника, а дурак – это, возможно, не общепризнанный юродивый, а ты сам, со всей своей мелкой мудростью…

– Вы «коммерческий» автор. Чувствуете ли ответственность за тех, «кого приручили»? Что дает Вам понимание факта: я, как говорится, вышел в тираж? Ведь реальные последствия…

– И ты?! И ты, сволочь?!.

(Дальше неразборчиво вследствие повреждения диктофона.)

XIV. Хокку «Близясь к просветлению, размышляю в соснах»

XV. «Харакири по-польских», насильственная компенсация и немой годзилла

…растащили, увели журналюгу, из рук вырвали, не дали, не позволили!.. дайте, дайте вмазать, глотнуть, хлебнуть фунт лиха, Эдик, зараза, почему ты уехал в Хайфу, Эдик, мне тебя не хватает, помнишь, как мы под шашлычок и вдохновенье, эти козлы, Эдик, они рогатые, у них душа сальной коростой заплыла, ты представляешь, этот мужеложец пишет: «Ваши слова вызывают у меня подозрение о том, что Вы недостаточно ознакомлены с литературой сего мира для того, чтобы полагать, что невозможность или затрудненность восприятия Вами какого-либо текста является убедительным свидетельством отсутствия стиля…», – ты понял © Майор Петров, он считает свое сальто раком прогнувшись за наличие стиля, нет, ты понял, он в белом фраке мехом наружу, в белых тапках, а я в «белочке», я теряюсь с ответом, базарить глупо, стыдно, но в боку дырка, и оттуда течет; да, Наташа, помню, конечно, мы согласились, что на хрен никому не нужны, а Борух смеялся тихо и печально, и через три месяца – некролог, никому на хрен не нужный, одна яма, насквозь, через печень штыковой лопатой, и пластинка заела, пилит старухой поперек: «Над опальной могилой поэта в ночи продавать его книги сошлись толкачи…»; детка, я еще недостаточно стар, чтоб любить школьниц, пойми, детка, тебе хорошо, ты ценишь слоганы и глянец, тебе чихать на язвы под корешком, говоришь, что папы и должны шарахаться от драйва, но я не папа, я всажу, детка, и пойду от вражьего тела с песнею, как шутил Владимир Владимирович, лелея морковку в петлице, нет, не друг, нет, не мой друг и не коллега, он застрелился, когда его достали такие детки, как ты, давай споем в терцию, вот гитара, я подстроюсь, трезвый, я еще слышу, когда диез ломает струну, ну, хором: жили-были попугаи, попугаи-молодцы, крали в стаде попугаи каждый день по три овцы, пили водку попугаи, заедали калачом, как их только не ругали – все им было нипочем…

– Не надо, Володя. Не пейте так много. Я понимаю, вас корежит…

…увели, развели на мизинцах, украли детку, облобызали, лабаз в зале, где пиво, здесь точно было пиво, сладкое, душистое, я видел, Василий Туруханыч! – твой сраный альманах меня выколебал на фиг, твои гады хоть бы позвонили, сказали, так и так, ранний рассказ, я б почистил, запятушки выскреб, а ты меня кинул, точно, кинул, с тебя причитается, давай за жизнь, давай писать кровью сердца, – ты знаешь, до чего больно, когда писаешь кровью сердца?! Ни хрена ты не знаешь, Молох, Ваал, пожиратель талантов, овечьи ножницы, ты режешь крайнюю плоть до сердцевины, по живому, Туруханыч, мясник! – люблю, обожаю, дай чмокну в мозжечок, Варя, радость с косой до ложбинки, до ущелья меж ягодками золотыми, под небом золотым есть город голубых, не уворачивайся, гони фэна прочь, фэн злобен, фэн не любит Варечку, скрипит, интересуется: «Что это за автор с косой?»; надо объяснить смешному – автор, с косой, в саване, я знал его, Горацио, где гитара, давайте хором: жили-были попугаи за углом, где баобаб, всех любили попугаи, что ни день, меняли баб, все играли попугаи в преферанс и в домино, чем их только не пугали – не боялись все равно…

– Успокойтесь, Володя. Вы привыкнете. Все рыцари привыкают.

– А вы? Вы, Тамара Юрьевна, королева! Привыкли?!

– Да. Привыкла. Просто однажды я проснулась старой, а для нас это край бассейна. Мокрая плитка, запах хлорки и лесенка наверх, в раздевалку. Не бойтесь, Володя, вы никогда не станете старым. У вас не получится.

– Я сейчас! Всем! Начистоту…

– Глупости. Прекратите истерику. И потом, Володенька, милый, вы даже представить не можете, сколько оруженосцев мечтает стать рыцарями и сколько кнехтов – оруженосцами! Ради бога, кричите как резаный, сорвите глотку – вас шумно поднимут на смех, но в душе, в сердце они затаят надежду однажды самим выйти в тираж, вступить в Орден… Думаете, вы первый проговариваетесь? О, самому попасть в себя, увидеть, сунуть пальцы в язвы, дать точное описание: оруженосцы убеждены, что мемуары – лучший вид сказки, что достоверность бросит их в объятия толп! Наивные старцы, они завидуют вам, мудрым соплякам, пьяным, шумным, некрасивым…

– Тамара Юрьевна! Тогда зачем?.. Зачем вы…

– Я очень плохо выгляжу, Володя?

…слушайте, я расскажу притчу: «Старик-отец собрал сыновей, дал каждому купюру в сто баксов и велел порвать, – сыновья с легкостью исполнили приказ отца, и тогда старик разменял сто баксов на рубли, и велел сыновьям порвать целую пачку. „Вот, – сказал мудрый папаша, – теперь вы знаете, что сила – в единении…“