Орден Святого Бестселлера, или Выйти в тираж - Олди Генри Лайон - Страница 12

– Ваш ключ, Влад. 241-й номер.

Оказывается, пока я вдыхал долгожданную атмосферу беспредела, Гобой успел просочиться сквозь очередь, подкатился к администраторше и вернулся с трофеями. Интересно, он и анкету за меня заполнил? Или так договорился?

А потом зашли мы в номер, славный 241-й, – и, культурно выражаясь, охренел я до пупа. Люкс двухкомнатный шикарный, два стола (один журнальный, а второй для посиделок…) и двуспальный сексодром! Блеск посуды в темных недрах обалденного буфета, кожа кресел-бегемотов, туша жирного дивана, куча встроенных шкафов, люстра в форме бригантины, бра, торшеры, под ногами – ворс толстенного ковра. На кронштейне телевизор (блин, с подствольным видаком!..) – не «LG», не мелкий «Томпсон», а прославленный в рекламах супер-»Sony-Trinitron». Сажень по диагонали! Холодильник дремлет сбоку. Машинально открываю. Пиво, водка, минералка, два флакона «Ахтамара», баночки – лосось, маслины, красно-черная икра…

– Это что… это как?..

Спертое в зобу дыханье еле-еле выравнивается.

– …как прикажете понимать?!

– Не понимать, а принимать! – Гобой приветлив и лучезарен. – Как должное! Как дань вашему яркому таланту, замечательный вы наш Влад! Ладушки, не буду мешать. Вечером увидимся, на открытии. Или в баре!

Северное сияние гаснет, оставляя меня в одиночестве. Посреди шокирующего великолепия. С потертым рюкзаком в руках. Хорошо хоть тапочки взял – ходить в сапогах по такому ковру нога не поднимется. Впрочем, здесь и босиком можно. Не простудишься. Вот она где, фантастика! А вы говорите – фэнтези, спейс-опера, киберпанк… Что ж мне теперь в этой пещере Аладдина делать? Грешно куковать в одиночестве при забитом холодильнике. Учинить кутеж с оргией? Заманчивая идея. Никогда раньше не устраивал оргий. Не участвовал, не привлекался…

Но надо же когда-то начинать?

Душой чую, что Антип Венецианович со мной согласен.

Обед упорно сползал к трем часам пополудни. Последний автобус опаздывал, а лишать опоздавших кормежки оргкомитет счел несправедливым. Тем временем бар процветал. Кофе рекой, водка коромыслом, закуски кот наплакал. Ибо жрать – дело свинское, зато пить – удел великих! Памятуя гобойский рецепт, я заказал текилы и устроился в углу, подальше от иерихонских колонок. Рядом, в дыму и восторге, соткался изрядно поддатый Эльф. Один, без соавтора. Запустив длинный нос в мою рюмку, он гугукнул с одобрением, плотоядно сверкнул очками и возопил:

– Гарсон, текилы!

Я и опомниться не успел, как на нашем столике образовалась литровая бутыль «Саузы».

– Значит, угощаешь, – сделал странный вывод Эльф. – Правильно делаешь, молоток. Ну что, за твою орденскую планку?

На всякий случай я сначала выпил и только потом поинтересовался:

– Какую планку?

– Тебе что, Архипушка ни фига не рассказал? – Эльф вытаращился на меня сквозь очки, сразу сделавшись похож на осьминога в аквариуме.

– Какой Архипушка? Антип Венецианович?

– Да врет он, Шаляпин! Тип Антип… Архип он, понял! Архип Васильич. Так он тебе не?..

– Чего – не?

– Ладно, проехали! Значит, еще скажет. Ну, тогда за…

– За фантастику! – напротив плюхается знаменитый фэн Распашонка, дружбан и собутыльник всего прогрессивного человечества, мигом наполняя свой стакан дармовой текилой. Мы с Эльфом едва успеваем поддержать инициативу. Хорошо пошла – за фантастику! Экий, однако, темп взяли…

– Слышь, Снегирь, мы тут…

Дальнейший монолог Эльфа тонет в музыкальном армагеддоне. Развожу руками: не слышу, мол.

– Туда бы гранату кинуть! – вопит Эльф, с трудом перекрывая какофонию.

– Ура! Гранату! – Подогретый Распашонка лезет за пазуху и извлекает картонный цилиндр, сплошь в аляповатых иероглифах. Из торца цилиндра зловеще торчит кусок бикфордова шнура.

Очки Эльфа опасно загораются:

– Распашонка! Отец родной!

– Эльф, прекрати! Пожар устроишь!

– Не устрою!

– Обожжешь народ!

– Не обожгу! Я уже такую запук… запус-с-скал!

– Нас повяжут! Смотри, менты вошли!

– Нас не повяжут! Нас не догонят! За нашу бывшую Родину! Мэйнстрим must die! Слава киберпанку!

На последнем выкрике Эльфу наконец удается попасть отобранной у Распашонки сигаретой в кончик «бикфорда». Шнур вспыхивает, искря; Эльф привстает из-за стола («Велика Россия, а отступать некуда!..»), картинно размахивается… Вспышка. Фонтан сиреневого пламени. Вся стойка в дыму. Треск, грохот, по залу скачут палые августовские звезды. Отчаянный визг женщин. И – нестройное пьяное «ура!» отовсюду. Наш народ непобедим! Хоть атомную боеголовку в баре взорви: выживут, возрадуются и выпьют по поводу!

…Тишина. Трещат по углам, догорая, остатки заряда. Туман порохового дыма красит бар синькой. Не сразу до меня доходит: Эльф добился своего, укротив музыку. За что и страдает: трое в форме крутят ему руки, тычут мордой в стол, прямо в недопитую рюмку.

– Козлы! Пустите!

– Сопротивление при задержании!

– Да вы знаете, кто я?! Я гений словесности! У меня соавтор – мент! Полковник!

Врет, гений. Частично. Петров, который Сидоров, действительно мент. Но – майор. В Куряжской колонии малолеток строил.

– Он вас всех!.. С дерьмом!.. По стойке «смирно»! Отпустили! Быстро!

– Хулиганство в общественном месте…

– А-а-а! Больно же! Козлы! Сатрапы!..

– …в нетрезвом виде. Нарушение правил противопожарной безопасности. И оскорбление при исполнении. Будем составлять протокол.

Черт, кажется, Эльф влип серьезно. Надо выручать.

– Старшой, давай без протокола? Никто не пострадал, имущество цело. С барменом мы сами договоримся. А его соавтор на самом деле ваш коллега…

Старший сержант подозрительно оборачивается: это еще, мол, что за птица?

Распашонка, друг ситный, спешит на подмогу:

– Точно! Ихний соавтор – майар… тьфу, майор. Вы ему пенделя дайте и отпустите, он больше не будет. Давайте лучше выпьем! За нашу родную милицию!

– Где ваш соавтор?

На протоколе сержант больше не настаивает. Полдела сделано.

– В номере. Да пустите же! Больно!

Сержант делает знак. Двое держащих Эльфа слегка ослабляют хватку.

– В каком номере?

– В восемьсот четырнадцатом.

– Хорошо. Пошли разбираться.

Эльфа поднимают на ноги, я сую бармену «отступного» (хвала Гобою!), ушлый Распашонка прихватывает со стола текилу, не забыв и свой стакан (только сейчас замечаю, что стакан с подстаканником; небось в поезде спер!) и мы движемся к лифту.

Пятый этаж. Шестой.

Восьмой.

Ключ в руках гения никак не хочет попадать в замочную скважину. Менты скептически наблюдают за мучениями дебошира, и я вынужден прийти на помощь. Да, хоромы не царские. Обычный двухместный номер. На полу – батарея пустых бутылок из-под пива, в пепельнице – окурки. На кровати в углу дрыхнет майор Петров. Успев набраться до подвигов соавтора.

– Петров, спасай! – блажит Эльф. – Меня повязали! Дело шьют! Скажи им… Да проснись же, зараза!

С трудом открыв правый глаз, Петров пытается сфокусировать зрение. Люди в форме… любимый соавтор… свидетели…

– Попался, сука! – удовлетворенно констатирует бывший майор и переворачивается на другой бок.

Эльф воет, Петров спит, а мы с Распашонкой давимся в углу от смеха. Глядя на наш балаган, сержант хрюкает, закусывает губу и долго молчит, синея. Потом обреченно машет рукой: «Что с них возьмешь, с писателей!» – и наряд покидает номер.

Тогда мы начинаем ржать в голос. Петров вновь открывает один глаз, на этот раз левый. Тяжелый, похмельный взгляд упирается мне в живот.

– И ты попался, сука, – трезво говорит он. – П-понял?

Киваю. Дескать, понял.

Текилу мы допили прямо здесь. При участии Петрова, молчаливого и скучного.

– Повезло Эльфу, – хвастался Распашонка. – Это я их… Если б не я…

Позже был обед, и за обедом мы добавили.

А ближе к четырем я доплелся до своего 241-го и, не раздеваясь, рухнул на кровать. Надо поспать. Надо. До открытия еще далеко…