Куколка - Олди Генри Лайон - Страница 15

– Молодец! Надо кушать. Давай, за папу, за маму… за дядю Тарталью…

«Овощ» не сопротивлялся. Разевал рот, когда в губы тыкалась ложка. Чмокал, плямкал, глотал. После чего процедура повторялась.

– Ну вот и все, – с облегчением вздохнул Лючано, вытирая замурзанное лицо детины салфеткой. Ложку и миску он отправил в посудомойку, которая мигом заурчала, салфетку – в унитаз, и поспешил покинуть камеру.

– Вы – прирожденный кормилец, Борготта, – без тени иронии сообщил ланиста, наблюдавший за ним. – Теперь – следующий.

– Я что, всех их кормить должен?

– Это уж как получится, – загадочно сообщил Мондени, отпирая новую камеру.

Ее обитатель оказался лыс, как колено, безбров и безволос. Генетический дефект, или последствия облучения. Он тоже выглядел здоровяком – облысевшая горилла в робе. Взгляд «гориллы», печально устремленный в неведомые дали, показался Лючано едва ли не осмысленным.

И напрасно.

Накормить лысого оказалось куда сложнее, нежели лохматого. Он не капризничал, не упирался – тупо держал «замазку» во рту, даже не думая ее глотать. При попытке впихнуть в него еще ложку (за папу, маму и дядю Тарталью!) лысый открывал рот, и предыдущая порция вываливалась обратно, стекая по подбородку. Лючано не сдержался, прикрикнул на «овоща». Тот неожиданно отреагировал, проглотил «замазку» и с требовательностью голодного птенца распахнул рот: еще!

С этого момента дело пошло на лад.

Лысого, кстати, тоже кто-то бил, и с большим успехом. Голый череп покрывали вспухшие, ярко-красные рубцы, а левую руку «овощ» баюкал, тесно прижав к груди. Однако и сам он в долгу не остался: Лючано обратил внимание на ссаженные костяшки пальцев. От чего образуются подобные ссадины, он знал по горькому опыту Мей-Гиле.

Мухи, значит, не обидят?

Ну-ну.

С мухами ясно, а как насчет слонов?

Запястье лысого украшала татуировка: спираль Галактики, пронзенная стрелой-звездолетом. Такая же была у боцмана с «Барракуды», сватавшегося к тетушке Фелиции.

Бывший космолетчик?

– Откуда вы их берете, если не секрет?

О происхождении побоев Тарталья благоразумно спрашивать не стал. Всякое в жизни случается. Это он, добрый синьор Борготта, салфеточкой им физиономии утирает. А какой-нибудь санитар, который «овощей» в остальное время обихаживает, чуть что не так – сразу в рожу. Или их тут для богатеньких извращенцев держат? И дают мордовать за плату – лишь бы не насмерть?

– В огороде собираем, – хмыкнул Жорж, дернув узким плечом. – Из психлечебниц привозим, из богаделен. Один – даун, другой – лоботомик, третьего в космосе «зачистило», когда фаги кораблем обедали… Попечители их выкупают. Не бойтесь, все легально.

С кормлением третьего «овоща», меднокожего атлета, похожего на звезду шоу «Мистер Мускул», проблем не возникло. Атлет схарчил бы за милую душу и десяток банок «замазки». Но положено две – значит, две.

«Роботы? Финальная стадия деградации рабов? Как сказали бы Давид с Джессикой, «коллапс векторного пространства степеней субъективной свободы»?!»

Поразмыслив, Лючано отверг подобное объяснение. Окажись догадка верна, «овощи» встречались бы на каждом шагу. Похоже, Мондени не врет: бедняги утратили рассудок не по вине помпилианцев.

Четвертый сиделец был чертовски хорош собой. Смуглое лицо, казалось, высекли из камня и отполировали ветром. Картину портила ниточка слюны, свисая до ямочки на подбородке. Глаза блестели незамутненной, младенческой голубизной. На плечи падали кудри цвета слоновой кости.

«Седой? Крашеный? Ерунда, кто станет красить дебила…»

Определить расу, к которой принадлежал смуглый блондин, не представлялось возможным. Обычно сразу, шестым чувством, догадываешься: помпилианец, вехден, брамайн… Про чернокожих вудунов и говорить нечего. Варваров путают с техноложцами, но они разнятся по речи и поведению. А тут…

И не спросишь:

«Какого ты, мил-человек, роду-племени?»

Потому что ответит без единого звука:

«Овощи мы…»

Лицо блондина не выглядело оплывшим, как у первого громилы. Чтобы потек камень, из которого природа вырубила его скулы, нос и подбородок, требовалась куда большая температура, чем та, что расплавила мозг несчастного. Но глаза «овоща» пугали: даже в сравнении с братьями по «овощехранилищу» они были девственно пусты. Ни тени мысли не мелькало в голубой пустоте – жадном, едком растворителе…

И ссадина на скуле: одна-единственная, она смущала больше, чем рубцы лысого.

На ложку красавец не реагировал.

– Ты это… ты ешь, – с фальшивой лаской дал совет Лючано. – Оно вкусное. Вот, смотри…

Демонстрируя замечательные вкусовые качества «замазки», он зачерпнул кашицу пальцем и сунул себе в рот.

– Ай, вкусно! М-м…

Если бы Жорж сейчас расхохотался, Тарталья запустил бы в него миской. Но ланиста молчал, отвернувшись, и чистил ногти кончиком изящной пилочки.

– Ням-ням, вкуснота…

Кипя от раздражения, он ткнул ложкой в несговорчивый рот блондина. Тот, по-прежнему игнорируя еду, в ответ протянул руку к самому Лючано.

– Ты чего?! Ты смотри у меня!..

Нет, блондин был смирней овечки. Он всего лишь опустил ладонь на плечо Тартальи и начал гладить. Еле-еле, почти незаметно. Гомик? Извращенец? Опешив, Лючано сперва убедился, что ничего страшного не происходит – ну, один мужчина кормит другого с ложечки, а тот гладит кормильца в знак благодарности! Ерунда, пустяк… – и лишь потом опять взялся за ложку. На сей раз «овощ» безропотно открыл рот, и дело пошло на лад.

«Замазка» скоро кончилась.

Тарталья встал, чтобы уйти, но блондин придержал его за одежду. И еще с минуту гладил, пуская слюни. Наконец жертва насилия вырвалась и покинула камеру.

– Кого теперь кормим?

– Никого, спасибо, – остановил ланиста злого, возбужденного Лючано. – Контакт возник, будем закреплять. Этого «овоща» записываем на вас, Борготта. Теперь вы кормите только его. Два раза в день: утром и вечером. Помимо кормления желательно время от времени посещать «овоща». Если угодно, сидеть рядом и молчать. Он теперь ваш.

– Мой?!!

– У каждого семилибертуса есть свой подопечный. Вам повезло: он сразу пошел на контакт. Хороший, проверенный «овощ». Иной гладиатор кормит всю компанию месяц подряд, прежде чем кто-нибудь срезонирует…